Мумия из семейного шкафа (СИ) - Белова Марина - Страница 36

Степа приуныла. Пирожки испечь она уже никак не успевала, а дети и, главное, Олег, ее любимый племянник, будут ждать. Что делать? Степе казалось, что это безвыходная ситуация — Олег неизбежно обидится.

— Ты расстроилась? — хмыкнула Алина. — Было бы за что переживать! Я тебе всегда говорила: «Степа, ты слишком балуешь своего Олега». Пойми, мужчину можно баловать только в одном случае, когда твердо знаешь, что тебе твоя доброта воздастся сторицей. А что тебе может воздаться от Олега? Мужчины-родственники самые неблагодарные. Они воспринимают нашу заботу как должное. Не бери дурного в голову. Ты в гости приехала, вот и отдыхай.

— А дети?

— А что дети? — продолжила учить жизни Алина. — Не умрут твои дети без твоих пирожков. Неужели Олег такой немощный, что не сможет их чем-нибудь покормить?

Последний вопрос был обращен не к Степе, а ко мне. Говорила Алина с укором, будто это так стыдно иметь мужа, не умеющего приготовить еду для себя и своих детей.

— А если не умеет, то что? — оскорбилась я. — Половина мужчин, между прочим, даже не догадываются о том, что спагетти нужно бросать в кипящую воду. И что с того?

— Ничего с вашим Олегом не станет, сбегает в магазин, купит что-нибудь, что не нужно готовить. Аня и Бобби так много едят? — ехидно спросила Алина.

— А Санька и Ромка святым духом питаются? Или ты на минуточку забыла, что твой сын и кот почти неделю живут у меня?

— Девочки, не ссорьтесь, — испугалась за нас Степа.

Зря испугалась, я и не думала с Алиной ссориться, поскольку за долгие годы общения с подругой давно привыкла к ее манере изъясняться. Алина у нас любительница первых планов, и ее время от времени нужно ставить на место, что я, собственно, и делаю.

После напоминания о затянувшемся временном присутствии Саньки и кота в моей квартире Алина прекратила выпады в отношении Олега. Утолив первый голод, она значительно подобрела, откинулась на спинку стула, посмотрела на нас и миролюбиво произнесла:

— Все-таки как хорошо дома. Тепло, тихо. Скажи, Степочка, ты здесь ночевала, и как? Что-нибудь слышала?

Я отошла к окну и из-за Алининой спины стала подавать Степе знаки: мол, молчи. Она, уяснив без слов, что я от нее хочу, кивнула.

— Нет, ничего не слышала, тихо, как на кладбище.

Я постучала кулаком по лбу.

— Степа, Степа, подбирай сравнения, — укорила я свою непосредственную родственницу. — Перед тобой человек, только что выписанный из отделения нервных болезней, а ты ей про кладбище.

— Прости, Алиночка, не хотела тебя расстраивать.

— Что ты, Степа, я теперь о кладбище только и думаю. Марина, нехорошо мы поступили, нужно было подождать, когда комиссия закончит кладбищенскую контору шерстить, и похоронить его с людьми. Нехорошо. Надо Кузю перезахоронить.

На нервной почве я поперхнулась. Что, опять? Только успокоились, скелет пристроили в надежном месте, а теперь начинай сначала, ищи новую могилу? Нет, это ненормально. Воспоминания о безродном скелете у Алины приобрели маниакальный характер. Похоронили, и слова богу. Зачем, спрашивается, устраивать перезахоронение?

— Алина, ты меня тревожишь. Зря я не послушалась доктора, надо было перевести тебя в другое отделение.

— В какое отделение? — полюбопытствовала Степа.

— В психиатрическое, — по слогам выговорила я. — Психиатрическое.

Алина обиженно поджала губы и отвернулась к окну.

— Зачем ты так? — шикнула на меня Степа, заступившись за подругу. — Зачем ты ее упрекаешь в лучших чувствах?

— Каких таких чувствах?

— Как — в каких? В человеколюбии. Скелет человеческий? Значит, должен лежать на кладбище с другими покойниками.

— Степа, я все больше и больше убеждаюсь, что нервные болезни заразны. А психические — подавно. Давайте оставим Кузю лежать в лесочке! Поверь, ему там хорошо. Лучше скажи, Воронков к тебе поднимался? — спросила я, чтобы перевести разговор в иное русло.

— Поднимался. Очень удивился, увидев здесь вместо Алины меня. Спрашивал, что да как? Как Алине живется на новом месте? Посочувствовал, когда узнал, что она в больнице. И знаешь, по-моему, он не поверил тому, что я приехала к тебе просто так. Меня его визит очень насторожил.

— Может, следовало бы ему все рассказать?

— О Васильеве?

— Да, и о нем тоже.

— А вдруг он здесь ни при чем? Нехорошо невинного человека подставлять.

— Вот так дела! Ты уже сомневаешься в его виновности, а кто меня несколько часов назад убеждал в обратном?

— Ничего я не сомневаюсь, просто хочу сама убедиться в его виновности, — упрямо пробурчала Степа.

— Девочки, а кто такой Васильев? — забыв о своей обиде и не понимая, о ком идет речь, полюбопытствовала Алина.

Как мы ни хотели уберечь Алинину нервную систему от дополнительных нагрузок, но удержать в себе информацию о походе в ЖЭК и к Маргарите Александровне так и не смогли. Нас просто распирало, так хотелось поделиться добытыми фактами.

Первая не выдержала Степа. После коротенькой фразы — «А знаешь, еще до твоей предшественницы в этой квартире люди дохли как мухи» — ее понесло. Она мне не дала даже рта раскрыть, выложила всю историю о невезучих Васильевых, а потом и о Долиных.

— Интересная картина получается, — изрекла Алина, выслушав Степин доклад до конца. — Ну что, дамы, раскинем на троих мозгами?

— Что сделаем? Алина, после стационара я тебя не узнаю. Новые выражения из тебя сыплются как из рога изобилия. Раскинем? Нет, лучше — сообразим мозгами на троих. Крепко сказано. А что бы с тобой было, если бы ты недельку в отделении полежала? — засмеялась я.

— Опять начинаете? Вы задираетесь, как два молодых петуха. — Степа смерила нас гневным взглядом и добавила: — А если учесть ваш пол, то задираетесь, как две курицы, претендующие на одного-единственного петуха в курятнике.

Но ни раскинуть, ни сообразить мозгами на троих нам не дал настойчивый звонок в дверь.

— Кого это в десятом часу черти принесли? — рассерженно спросила Алина. — Не дают с мыслями собраться.

— Сколько-сколько сейчас? — вспомнила я о времени.

— Половина десятого, — бесстрастно ответила Алина.

— Марина, я же обещала Олегу… — опять запричитала Степа. — Мужик голодный, дети не кормлены…

Я сидела молча, очень хорошо представляя, каким может быть в гневе обманутый и голодный супруг.

Алина посмотрела на наши испуганные лица и пошла к двери, чтобы спросить, кто это в такой поздний час ломится в дверь. Через секунду она опять появилась в проеме кухни. Лицо ее было искажено ужасом, посиневшие губы что-то несвязно лепетали:

— Там, там, опять… Я не переживу. Еще одни похороны я не переживу. Я умираю…

Я бросилась к Алине. Говорить она уже не могла, только дрожала и стучала зубами. Я легонько потрясла ее за плечи:

— Алина, ты не одна, мы с тобой. Кто там пришел? Скажи, не бойся. Попей водички.

Она схватила стакан. Потом, сделав три глубоких вдоха, начала говорить:

— Я спрашиваю из-за двери: «Кто?», а мне из-за двери совершенно жуткий голос отвечает: «Конь в пальто. Вы тут кое-кого потеряли». Девочки, — Алина всхлипнула, — неужели опять Кузю приперли? Так ведь никто не знал, где мы его прикопали. Это мистика! Говорила же вам: в церкви надо хоронить, там круглосуточная охрана.

— Успокойся! А вдруг это совсем другая посылка? Алина, у тебя полно родственников. Разве они не могут тебе что-нибудь выслать? — спросила я, про себя радуюсь, что за дверью не Олег, который пришел за мной и Степой.

Алина сквозь слезы мне ответила:

— Марина, у меня такие родственники, что скорее меня пошлют куда подальше, чем посылку. И ты на часы посмотри, кто в такое время посылки разносит?

— Тогда пошли посмотрим… на этого коня в пальто.

— Идем, — поддержала меня Степа. — И нам нужно поторопиться, звонок может не выдержать такой нагрузки.

Действительно, пока мы приводили в чувства Алину, электрический звонок дребезжал так, что едва не разорвался — кто-то настойчиво предлагал нам принять посылку.