Единство-2 (СИ) - Сугралинов Данияр - Страница 65

В конце концов я прокачал Устойчивость до абсолютного капа. Интерфейс отсутствовал, но по новообретенным способностям я понимал, какой Путь открыл навык. Сначала у меня появился магический щит, все время окружавший меня радужным пузырем. Насколько я помнил, его прочность составляла 300% от моего показателя маны.

Следующим, наверное, стал Путь терзаний. Внешне он себя никак не проявлял, я и без него испытывал 100% боли, но эта боль, очевидно, копилась в «Сосуде терзаний», после заполнения которого автоматически преобразовывалась в очки характеристик.

Когда открылся Путь времени, с получением урона я начал становиться вдвое быстрее.

Последним, по логике и опыту прошлого пребывания в бета-мире, стал Путь абсолюта, который довел поглощение урона до 99%. Вкупе с защитой Спящих убить меня стало практически невозможно: мое тело, закаленное мучениями, обрело невероятную стойкость.

Макс, учитывая ее опыт и время в бета-мире, мало в чем мне уступала. Я видел, как в ее глазах разгорается азарт, когда мы плечом к плечу врубались в гущу врагов, сея смерть и разрушение. В такие моменты она преображалась, становясь олицетворением первозданной ярости — бешеный контраст с домохозяйкой, которая печет блины, вяжет, шьет и рисует картины. А еще проникновенно поет под гитару собственные песни, скрашивая вечера нам с Кусаларикс…

Наступил день, когда, просто убивая мобов, я качался быстрее, чем с помощью Проглота. Мы ввязывались в бои, абсолютно не боясь погибнуть: у меня была Вторая жизнь, а Макс, если такое случалось, я всегда мог поднять свитком Боевого воскрешения — Макс постоянно пополняла мои запасы.

Мы стали настолько наглыми, что даже пропаровозили Кусаларикс, хотя старая гоблинша была от этой идеи не в восторге. Не знаю, сколько уровней мы ей подняли, но точно много — она снова помолодела за счет левелапов обретенных характеристик, после чего начала и сама ввязываться в бой, играя роль дамагера. С двумя кинжалами, покрытыми ядом, и вечно дымящейся сигаретой во рту она напоминала лихую разбойницу. Яркости образу добавляли ее задорные выкрики во время боя:

— Вы только поглядите, какие глисты поносные нарисовались! Ничо, ща разберемся, кто тут главный! Что, страшно стало? Ничо, сейчас будет еще страшнее! Идите к мамочке, она вам сказку на ночь расскажет! Закрывай глазки и досчитай до хрена!

Несколько дней гоблинша провела с нами, пока не зарвалась, получив серьезное ранение. Еле откачали, но после этого весь задор Куси испарился.

— Не, ребята, давайте сами. Мне еще инвентаризацию надо закончить, — сказала она на следующий день.

Постепенно мы с Макс начали понимать друг друга без слов — на каком-то глубинном, почти интимном уровне. Наши стили боя, поначалу несхожие, слились в единую разрушительную песнь войны. Я иногда представлял нас с нею в Дисгардиуме, против реальных врагов, и эта мысль грела душу. После войны с Чумным мором впервые я дрался плечом к плечу с равносильным партнером.

На четвертый месяц моего пребывания в бета-мире мы второй раз попытались проникнуть на Меаз. Абсолютные зелья сопротивления контролю разума позволили нам почти достичь магического покрова, но стоило его коснуться, как защитники Меаза — две кошмарные твари — взяли нас под контроль и стравили друг с другом.

Макс погибла от моих рук, а мне показали новый кошмар — пожирание Мэнни, Дьюлы и тетушки Стефани. Хуже всего было, когда они увидели меня. Их взгляды были красноречивее слов, а когда Дьюла с искаженным лицом крикнул: «Все кончено, Скиф!» — я почувствовал себя совсем дерьмово, уверившись в том, что наш замок на Кхаринзе разрушен, а бета-Меаз действительно стал Чистилищем.

«Первое и последнее предупреждение, — проскрипел голос защитника Меаза в моей голове. — Больше не приходи. В следующий раз ты будешь развоплощен».

После этого меня выкинуло за пределы стокилометрового радиуса.

После неудачной попытки проникнуть на Меаз мы с Макс временно отложили эту идею и сосредоточились на прокачке, взявшись за рейдовые инстансы бета-мира.

Первым на очереди стал довольно простой «Склеп проклятых» на Холдесте — мрачный некрополь, кишащий скелетами, зомби и призраками. Находился он именно там, где в большом Дисе располагалось Ядро Чумного мора. Учитывая мой перк Святой, десятикратно повышающий урон по нежити, мы с Макс ворвались туда ураганом, сметая все на своем пути. Орды скелетов, зомби и призраков рассыпались под нашими ударами, а лич-повелитель, финальный босс инстанса, пал, изрубленный в куски. С него мы взяли плащ. Макс была уверена, что он легендарный — с него всегда выпадал такой лут, но без интерфейса было невозможно узнать даже его название, не говоря уже о свойствах.

Затем мы отправились в «Пещеры безумия» на юге Латтерии, где обитали кошмарные твари. Победив финального босса, аватар безумного бога, воплотившегося в облике огромной извивающейся массы плоти с сотней глаз и ртов, мы получили какой-то уникальный артефакт с непонятным действием. Дальнейшие инстансы слились в моем сознании в один, превратившись в обыденность, в которой не запоминаешь ни где дерешься, ни с кем. Сделал дело и забыл.

Помимо рейдов, мы исследовали самые опасные уголки бета-мира: Ядовитые топи, Лабиринт плача, Багровые пустоши. Сражались с древними драконами и исполинскими чудовищами, собирали редчайшие ресурсы для крафта и алхимии, общались, рассказывая друг другу много такого, чем делишься только с по-настоящему близким человеком…

По сути, я совсем потерял интерес к происходящему. Схватки с самыми смертоносными мобами стали рутиной, не было никакого азарта в подборе лута, терялся смысл во всем этом. Становиться сильнее, еще сильнее и еще — ради чего? Чтобы провести следующие миллионы лет в бета-мире? Я и года здесь не провел, а меня уже тошнило. Спасало только общение — у Макс имелось в запасе много историй, и она была прекрасным рассказчиком.

Вечерами к нам присоединялась Кусаларикс, для нее наши посиделки стали такой же отдушиной. Дни она проводила в хранилище Макс, перебирая накопленные за десять тысяч лет предметы экипировки, редкие ресурсы и артефакты, пытаясь угадать их свойства.

Утеса все больше затягивала семейная жизнь с Терезой, и виделись мы крайне редко. Он тоже качался, но очень лениво, шатаясь вокруг замка Двенадцатой под ее же присмотром. Я приглашал его присоединиться к нам, но он отказался. Нашел какую-то нелепую отмазку, но я понимал истинную причину: он не видел в этом смысла, потеряв всякую надежду снова увидеть родителей.

Как-то появились Гарет с Родриго — привезли обещанную Макс мебель, но задерживаться не стали. Единственное, что запомнилось от этой встречи, — то, что Макс договорилась с Родриго, мифическим гранд-мастером кузнечного дела, не только починить мои Косы Жнеца и Хладнокровие карателя, но и сделать им апгрейд. Через пару дней Родриго вернулся с моей экипировкой, сказав, что она стала божественного качества. Так это или нет, я определить не смог — внешне она осталась почти такой же.

Но я продолжал прокачку — не ради очков опыта, а, скорее, надеясь зацепиться взглядом за что-то, что подскажет новые идеи. Макс всегда была рядом, хотя неоднократно предлагала сделать выходной и просто провести день в ее замке, ничего не делая, а я, хоть и не соглашался, все чаще задумывался над тем, чтобы так и поступить, но каждый раз отметал эту мысль. Время стремительно истекало, близок был день, когда наш настоящий мозг умрет и мы с Утесом, не говоря про друзей, застрявших в Чистилище, потеряем настоящие тела в реальном мире.

Вечерами мы возвращались в замок и коротали время за неспешными разговорами у камина. Макс рассказывала о своей прошлой жизни — до того, как угодила в эту цифровую западню. О друзьях, мечтах, надеждах — всем, что было безвозвратно утеряно. У цифрового сознания цифровая память, она помнила все из прошлой жизни, как будто это произошло вчера.

Я внимал, не перебивая, остро ощущая щемящую грусть и боль, сквозившие в ее голосе. Как никто другой, понимал, каково это — оказаться запертым в клетке чужого мира. Каждый раз, когда Макс замолкала, мне хотелось утешить ее, найти нужные слова. Но я молчал, зная: любые утешения прозвучат фальшиво.