Цветочек. Маска треснула. Том 2 (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 57

Пошито, естественно, из сашаха. И без какой-либо, хотя бы скромненькой нижней рубашечки.

Дейна тряхнула головой, выбрасывая из мыслей липкий образ «праздничного» платья. Конечно, пришлось смириться с изумрудно-синим нарядом, но она не могла до конца отказаться от продуманного образа и хотела воплотить его хотя бы в венке из синих гортензий.

– Синие гортензии, – Вилена присела рядом с цветами и, сгрузив горшок на землю, нежно погладила тяжёлые соцветия, – символ таинственности и загадочности.

Дейна знала это. Таинственность и загадочность. Очень подходило наагалею.

– А также нежности и искренности.

– Дейна, мы наагалею ищем цветы? – усомнился Арреш.

Та нехорошо на него зыркнула.

– Госпожа, вы знаете, что это переменчивый цветок? Сегодня он может быть синим, а потом станет розовым или сиреневым.

– Ему, – убедился Арреш.

– Даже цветы у него не такие, какими кажутся, – Вилена увлечённо рассказывала, осторожно касаясь пальчиком соцветий. – Видите вот эти маленькие шарики в центре? Это и есть настоящие, ещё не распустившиеся цветы гортензии. Они крохотные и очень нежные, – садовница улыбнулась. – А вот вся эта красота на самом деле не цветы, не лепестки, а чашечка, на которой сидит цветок. Занимательно, правда? За ними не видно настоящего цветка.

Дейна сглотнула. Если, идя в оранжерею, она ещё сомневалась в выборе, то теперь не могла представить на голове наагалея иных цветов. Гортензии дивно ему подходили. Загадочные, переменчивые, скрывающие свою настоящую суть за роскошно-прекрасным убором.

– Вы точно хотите именно их? – садовница посмотрела на Дейну.

– Да. Нужно подготовить венок к балу и доставить в покои наагалея Ссадаши.

Улыбка садовницы почему-то померкла, и она удивлённо повторила:

– Ссадаши?

– Вы его знаете? – тоже удивилась Дейна.

– Что? О, нет! Просто имя… знакомое, – садовница посмотрела на цветок.

– А, я вспомнил! – неожиданно взревел Оршош, глядя на белые лепестки. – Всё смотрел, никак не мог понять, что за цветок. Это же ссадишей! Только, – наг хохотнул, – ссадишей всех ссадишеев. Такого лохматого я никогда не видел.

– Ценнейший экземпляр! – Вилена горделиво выпятила грудь, чем заслужила три пары благосклонных взглядов. – Приходится с собой носить, чтобы не стащили. А то, – она перешла на заговорщический шёпот, – хранитель оранжереи на него засматривается.

– В Шаашидаше имя «Ссадаши» обережное, – объяснил Арреш Дейне. – Считается, что ссадишеи отпугивают злых духов, вот их именем и называют детей. Только, – наг перешёл на шёпот, – дядя так и не сменил детское имя до становления наагалеем и остался Ссадаши.

Вечное дитя. Дейна вспомнил, как посчитала наагалея обречённым на вечное детство, и растерянно заморгала. Родители наагалея дали ему обережное имя, наверное, они очень боялись за него. Любили… Образ нага подёрнулся дымкой и вновь обрёл чёткость, но стал неуловимо иным, словно Дейна нечаянно сдёрнула с него вуаль.

Каждый раз, когда она узнавала что-то новое о наагалее, он немного изменялся. Его образ становился глубже, ближе. Даже появлялось смелое ощущение, что она проникает в саму душу наагалея.

– Гортензии очень влаголюбивы, поэтому венок принесут прямо перед самым началом торжества. Иначе повянет, – Вилена поднялась и отряхнула юбку. – Вас это устроит, госпожа?

– Да.

– Дейна, ты где? – раздался резкий недовольный оклик, и полог из лиан и мха дрогнул, приподнимаясь.

Ссадаши не стал заползать на лужайку, так и замер под приподнятым растительным пологом, исподлобья смотря красными глазами на хранительницу. Казалось, раздражённый наг больше никого, кроме неё, не видит.

Садовница, увидев мрачного бледного нага с красными глазами и длинной, небрежно заплетённой белёсой косой, почему-то ошеломлённо охнула и села на землю. На краткий миг Вилене показалось, что она увидела другого Ссадаши. Свою ошибку она осознала тут же: всё же дух и наг были похожи если только цветом волос.

Ссадаши соизволил окинуть недовольным взглядом всех и вновь пристально уставился на Дейну. Поджал губы, прищурился. Глаза стали ярче, приобрели хищный, кровожадный оттенок.

– Я что велел? – процедил наг.

– Это не невеста, – первым опомнился Шем, сообразив, за кого господин принял садовницу. – Мы готовимся к балу.

– Дейна, мне нужно с тобой поговорить.

– Опять? – вырвалось у женщины, но господин склонил голову набок и посмотрел на неё так проникновенно-пристально, что она уже молча зашагала к нему, ощущая себя драконьим кормом.

Охранники проводили её сочувствующими взглядами. Всё же господин нечасто бывал в настолько отвратном настроении.

А вот Вилена видела происходящее чуточку иначе. Прожив более полугода бок о бок с духом, в сравнении с которым камень был более богат на эмоции, девушка научилась замечать мельчайшие изменения в выражении лица, глаз, губ. И она видела, как нервно дрожит зрачок в красной радужке, как с едва заметной жадностью шевелятся ноздри, как стискиваются губы и каменеют скулы, словно мужчина силился сдержаться. А что он пытался сдержать? Когда черноволосая девушка подошла к нему, он слегка посторонился, пропуская её и в то же время нависая над ней. Белые ресницы опустились, наг чуточку подался вперёд, и его ноздри шевельнулись. Кадык дёрнулся, будто змеелюд не просто вдохнул запах, а проглотил его. Напряжённое лицо расслабилось, линия губ смягчилась… и растительный полог резко сомкнулся прямо перед носами охранников.

Придержать для них «дверку» господин, конечно же, не подумал.

Когда полог вновь поднялся, выпуская оставшихся нагов, Вилена успела ещё увидеть спину красноглазого господина и широкий рукав его одеяния, закрывавший идущую рядом женщину.

– «Вспомни обо мне»? – садовница недоверчиво хмыкнула и, приподняв брови, уставилась на гортензии. – Милая, этот тешиться воспоминаниями не захочет.

Гортензия на языке цветов означает – «вспомни обо мне».

Вааш долго полоскал хвост в прудике перед тем, как заползти в гостевое крыло, но по полу всё равно протянулся извилистый грязный след. И ладно, если бы просто грязь! Могучий наагалей не мог отделаться от брезгливого ощущения замаранности после того, как на пару с Делом прополз по столичным закоулкам. Наагашейд бы давно натянул местного градоправителя на кол, да и жителей тоже. А то ишь ты, взялись гадить где ни попадя! В следующий раз в давриданскую столицу он выйдет только в сапогах, а сейчас Вааш мечтал о купальне, полной горячей воды, и о бочонке мыла.

Но стоило ему заползти в гостиную своих покоев, и блаженные мечты о горячей воде вылетели из головы. На полу, обложенный подушками, полулежал-полусидел недовольный Ссадаши.

Вааш знал Ссадаши очень давно, ещё с тех времён, когда бледный сын рода Фасаш едва переполз столетний возраст и был ершистым и неуживчивым парнишкой. Он видел, как Ссадаши взрослеет, меняется, становится более уверенным в себе, превращается во взрослого и опасного интригана и обрастает таким слоем масок, что Вааш уже не всегда мог понять, что на самом деле чувствует друг.

Но сейчас он словно вернулся на семь веков назад и увидел юного Ссадаши, ершистого и раздражительного. И на миг оторопел от неожиданности.

– Чего ты на меня так смотришь? – красные глаза подозрительно прищурились.

– А чего ты такой странный? – не остался в долгу Вааш.

Друг фыркнул и раздражённо хлопнул хвостом по полу. Вааш поднапрягся, вспоминая столетнего Ссадаши. Мальчишкой тот не любил делиться своими переживаниями.

– Шаш опять куда-то слинял? – предположил самое безопасное Вааш.

– Нет, – фиолетовый хвост мотыльнулся из стороны в сторону. – Утащил Лаодонию в сливовую беседку, и они там воркуют, пока дождь хлещет.

Дождь не хлестал, а монотонно сыпался с неба. Вааш бы тоже не отказался потискать под его тихий шелест жену.