Горячее лето 42-го - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 62

– Парни, не подскажете, где я?

– Это деревня Луки, – отозвался первым парнишка лет десяти на вид.

Кстати, они все тут босые были, что парнишки, что девчата, успевшие набежать со всех сторон, от подростков лет четырнадцати, и до карапузов, что только встали на ноги.

– А ближайший город какой?

– Так Тамбов в двадцати верстах будет, – ответил тот же парнишка.

– М-да, – протянул я. – До фронта далеко.

– Далеко… – согласился тот.

– Спасибо, вы мне очень помогли. Подождите минутку, – нырнув в танк, я быстро купил два вещмешка и набил их доверху вкусняшками. В одном банки со сгущенкой, наши, советские, в другом советские конфеты. И выбравшись, протянул старшему, сообщая: – Это вам на всех сладости. Делите справедливо.

– А можно нам танк посмотреть? – осмелев, попросила одна из девочек, лет восьми.

Подумав, я кивнул и, спрыгнув на землю, приглашающе махнул рукой. С ревом радости они полезли на танк. Другие не менее радовались, изучая, что я им выдал. Поправив ремень ППС на плече, я осмотрел детвору. Несколько уже в танк нырнули через люки. Кто-то, изображая рычание мотора, сидел за рычагами, двигатель молчал, я заглушил его, так что было слышно. В танке осталось два шлемофона на сиденьях экипажа, сейчас со спорами их примеряли. Так вот, я поинтересовался:

– Не подскажете, тут аэродром есть?

– Есть, – кивнул парнишка лет двенадцати на вид, с пышной рыжей шевелюрой. – Только он далеко.

– А у нас тут самолет стоит, – пропищала маленькая девочка, облизывая пальцы, что испачкала, конфеты были шоколадные.

– Да, – подтвердил тот же рыжий парнишка. – У нас на поле самолет сел, летчик сказал, бензин закончился. Он уехал за топливом, а наш Семен Петрович, участковый, охраняет. Самолет у посадки под деревьями спрятан.

– Да? – заинтересовался я. – Отличная новость.

Тут на тактической карте появились метки, которые быстро приближались. Похоже, бойцы НКВД нашли где-то машину и гнались за мной, свежие следы от танка замаскировать сложно. Так что я поторопился покинуть деревню.

– Ладно, детвора, пора мне, служба ждет. А шлемофоны оставьте себе, это подарки.

Тут чуть ли не драка началась, кому они достанутся, так что, рассмеявшись, я нырнул в танк, его уже освободили, и стал кидать им только что купленные шлемофоны. Точно по количеству голов, после чего заведя движок, поехал вниз по улице. Деревню перерезала небольшая речушка, по колено, дно песчаное, так что, перебравшись на другой берег, погнал дальше, а вот и посадка с самолетом. Подкатил. Пожилой участковый, встав с травы, отряхивал галифе – старший сержант. Я покинул танк, осматривая У-2, и сообщил ему:

– Извините, но мне нужна эта машина.

Взяв его на прицел, заставил отбросить наган, после чего связал и оставил в стороне. Танк отъехал в сторону чтобы мне не мешать, летчик особо не солгал, говоря, что топливо закончилось, но не сообщал, что вытекло оно от пулевых пробоин. Если проще, то обстреляли связника, явно «мессеры» постарались. Так что я достал десяток канистр с авиационным танковым бензином, стал лить в горловину, а как потекло, срезая ветки, делал чопики и забивал в баки. Три раза проверял, капало, но уже не текло, шесть пробоин. Весь бензин перелил в баки, а когда от деревни «полуторка» показалась, что мчалась во весь опор, то мотор уже работал, а я сидел в кабине. Разогнавшись, к счастью, система управления и мотор не пострадали, оторвался от дороги, потрясло, но взлететь можно, и полетел в сторону передовой. Кстати, в кузове грузовичка и летчик был, по шлемофону опознал, который что-то орал и грозил мне кулаком. Там же увидел двух механиков, бочку, инструменты какие-то и тех самых бойцов НКВД. Пересчитал – обнаружил, что четверых нет. Значит, у того склада с медикаментами остались.

Я улетел. Танк немного сопровождал меня, но потом отстал и самоуничтожился, это, чтобы никто не пострадал.

Полет был тяжелым, чопики от тряски выдавливало. Бензин вытекал, приходилось садиться, новые забивать, заправлять и лететь дальше. А это все время. Авиационный танковый бензин к нашим самолетам вполне подходил, в отличие от нежной германской техники. В общем, такое дело – не добрался я до передовой, не успел, прошли данные мне два часа. Вообще, мне кажется, задание невыполнимым было в таких условиях, даже если потраченное на детей время взять, не успел бы, так что когда таймер закончил работу, а я был в воздухе, то пришло сообщение. Открыв, вот что увидел:

«Внимание, игрок. Вы не выполнили задание. Вам предлагается на выбор. Получить штраф или новый квест, без награды. Решение за Вами. «Да/Нет». Вам дано десять минут на раздумья».

Времени мало, но я все равно пошел на посадку. А вообще фронт близко, тыловые подразделения стало видно, автоколонны, что доставляли к передовой все необходимое. Где-то впереди ухали крупнокалиберные орудия, но я до них пока не долетел, значит до передовой тридцать – тридцать пять километров, вряд ли больше. Сел на поле и, пока проверял затычки в баках и заправлялся, размышлял. Что-то мне это все не нравится. Времени поразмыслить хоть немного есть. Вообще, мне такие подставы не нравятся, а то, что это подстава, ясно как день. Не успел бы я за два часа все сделать, значит, модераторам нужно, чтобы я или перестрелял всех в самолете и угнал его сразу, или продул и нарвался на штраф или отработку. Именно эту отработку мне и хотели подсунуть, но что это такое? Если так подумать, могли и раньше подсунуть, все задания для меня как кот в мешке, узнаю после согласия.

Значит, это что-то такое, что к игре не относится и отчего я точно могу отказаться, и на меня можно будет надавить штрафом, а то и выбыванием из игры. М-да, мысли как-то меня не туда уводят. Однако выбираю однозначно штраф, к черту задание. Я, не особо терзаясь сомнениями, отказался от задания и подтвердил, что выбираю штраф за срыв квеста. Почти сразу пришло новое сообщение, которое я не без интереса открыл для изучения. Даже если меня снова на дно кинут, все отобрав, то это будет мое осознанное решение. Я игрок, но играть под дудку модераторов не хочу, что и показал своим решением.

«Внимание, игрок! Вы оштрафованы за срыв особого задания. Ваше начальство отказалось Вас прикрывать, и Вашу судьбу решает военно-полевой трибунал».

Мигнув, все, что было вокруг, исчезло, и я оказался босой в своем командирском обмундировании, не опоясанный, без головного убора, без всего. Стоял перед столом, за которым сидели трое, причем я отметил, какими они были безмерно уставшими. В помещении витал дух табака, кто-то недавно курил. А за столом, застеленным красной материей, сидели трое: военюрист второго ранга, политработник в звании батальонного комиссара и командир в звании капитана. Если на армейские звания переводить, судить меня будут два майора и капитан.

– Так, кто у нас тут? – пробормотал военюрист, получая папку с личным делом, подозреваю моим.

Пока он с интересом листал несколько листов в деле, там же мои документы скрепкой прикреплены были, я сам с немалым любопытством осматривался, потирая кисти рук. Судя по следам, с них, недавно сняли веревки, что стерли кожу до крови. Стоял я явно не в доме, это амбар какой-то, вон в потолке открытый люк, и оттуда несло запахом прелого сена. В стороне щелями обозначились закрытые ворота, а завели меня, похоже, через открытую калитку в боковой стене, на столе горела керосиновая лампа, что добавляла свет, хотя все равно полутемно было. А судя по перестуку на крыше, снаружи шел ливень, даже не дождь. Да это и так понятно, я был мокрым насквозь. Позади меня стояли двое конвоиров с винтовками на ремне, штыки блестели остриями. Парни тоже были вымокшими, но особо на это не обращали внимания. Ну и последний кадр, политработник в звании младшего политрука, в мокрой плащ-палатке, накинутой на плечи, что видимо, привел меня с конвоем и передавал папку с личным делом военюристу. Скорее всего это особист. Интересно, в чем меня обвиняют? Надеюсь, сейчас узнаю.