Пётр Романов. Клирик - О.Шеллина (shellina) - Страница 11

Проверка прошла быстро. Нас идентифицировали, и расступились, давая пройти. При этом охранники весьма уважительно смотрели на мою амуницию и кинжал клириков.

– Петя, – Наташа дождалась, когда меня пропустят, подбежала и обняла. Я же прижал её к себе и легонько похлопал по спине. – Я уж думала, что ты не навестишь деда. Мы же в Москву поедем. Меня тоже в Академию перевели, доучиваться. А как мы будем жить? Я так понимаю, нам бывший дом Ивана отдают? И за нами никакого пригляда не будет? – затараторила она довольно эмоционально.

– Тише, Ната, остынь. Я не понимаю, о чём ты трындишь. Помедленнее говори. – Попытался я остановить её, потому что Наташа явно старалась вывалить на меня все новости скопом, чтобы ненароком ни о чем не забыть.

Судя по всему, она по какой-то причине была несколько обеспокоена, и мне казалось, что не переезд в столицу был этому причиной. Точнее, не только этот переезд.

– Я рада, что ты приехал, и что в Москву мы поедем вместе. – Медленно и с расстановкой проговорила она, делая глубокий вдох. А потом отстранилась и принялась оглядывать меня с ног до головы. – Ты изменился, Петя. Сильно изменился. Стал такой… – Она щелкнула пальцами, пытаясь подобрать слова, но так и не смогла. – Ты стал похож на клирика.

– Я и есть клирик, Ната. Моё официальное звание – младший клирик. И в ликвидации прорывов мне тоже пришлось поучаствовать, так что, здесь всё честно. – Я скупо улыбнулся. – Что тебя тревожит? – попытался разузнать я, пристально глядя ей в глаза.

– Всё хорошо, – тряхнула она головой, отводя взгляд.

Что-то тут явно было не чисто, но признаваться она по какой-то причине не хочет. Нужно встретиться с дедом, может, он чего путного скажет. А может и вовсе знает, что с его старшей внучкой творится. Хотя, возможно, я себя накручиваю, и все эти беспокойства всего лишь девичьи переживания. Наташка же могла и влюбиться в кого. А если этот счастливчик не подходит ей, то тут есть о чём переживать.

– Пошли уже в дом, Наташа. Надо же мне и с дедом, Петром Алексеевичем, поздороваться. – Медленно протянул я, всё ещё пытаясь понять в чём причина её беспокойства.

– Ты иди, а я немного погуляю, воздухом свежим подышу. В Москве такого не найдёшь. – Наташа ещё раз обняла меня, махнула рукой Петьке, который только равнодушно кивнул, и пошла по тропинке в глубину живописного сада.

Мы же пошли в направлении виднеющегося от ворот дома, озираясь по сторонам. Я ни разу здесь не был, и теперь боялся что-нибудь перепутать. На память Петеньки надежды было очень мало, она уже давно мне ничем помочь не могла. Оставалось лишь надеяться, что у меня будет время хотя бы осмотреться. Да и нарисовать карту помещений не помешает, так, на всякий случай.

Опасался я того, что буду бесконечно долго блуждать по большому дому в поисках деда, зря. Пëтр Алексеевич ждал меня в просторном холле, облокотившись на перила широкой лестницы, прямо напротив входа.

– Ты мог сообщить, что сегодня возвращаешься, я бы прислал кого, встретить по-человечески, – сказал он вместо приветствия, пристально глядя на меня пронзительным взглядом. Скорее всего, я действительно изменился, потому как иной причины для такого изучения собственной персоны дедом придумать не мог.

– Вот! А я говорил! Я говорил! – заорал Петька. – И не нужно было бы ноги бить. Это же уму не постижимо, сколько мы километров прошли. У меня болят мышцы даже на пальцах ног. А всё из-за твоей недальновидности.

– Вот же, стрекозёл какой, – усмехнулся дед, переводя взгляд на оборотня.

– Не так уж и много километров мы прошли, – прервал я Петькины жалобы. – И вообще, ты всё сегодняшнее утро на травке провалялся, а я, между прочим, на прорыве был. Прямо с ликвидации монастырь покинул. А перед этим у меня серьёзная тренировка была. И мне не показалось, что слишком долго мы шли.

– Тем более, нужно было дать ногам отдых, расслабиться. Если бы постарался, тебе еще служанку какую отрядили, чтобы ножки помассажировала. Что ты так на меня смотришь, я же о тебе забочусь, – поднял он руку вверх с оттопыренным указательным пальцем, словно, какую-то дельную мысль излагал. – И вообще, после того адового измывательства над послушниками, которое почему-то называется тренировками, какой-то десяток километров для тебя, это тьфу, просто растереть и выбросить. А вот мы с Сонечкой к подобным измывательствам не привыкли. Ладно, меня тебе не жаль совсем, так хоть кошечку бы пожалел, изверг. – Пëтр Алексеевич продолжал смотреть с любопытством на болтливого оборотня, а я выкинул локоть назад, попав ему точно между рёбер. – Оу! Больно же, – он отскочил от меня подальше, потирая ушибленный бок. – Чего дерёшься?

– Заткнись, кретин, – процедил я сквозь зубы, наблюдая за дедом. – Не слушай его, вечно болтает без меры, никак не может язык прикусить.

– То, что двойник твой болтает почище самой мерзкой сплетницы, я уже давно понял, только и в его болтовне можно услышать кое-что весьма познавательное. Например, о том, что тренировки у клириков больше на пытки похожи, – прищурился дед, задумчиво потерев рукой подбородок.

– Это не так, – я покачал головой. – Нормальные там тренировки. Да, с непривычки каждая косточка ноет. Но, попробуй на лошадь сесть после большого перерыва, и не так болеть будешь. Обвыкнуться надо и всех делов.

– Куртку сними. – Внезапно приказал дед.

– Зачем? – я нахмурился, с трудом поборов желание закутаться посильнее.

– За надом. Снимай, – я растерянно оглянулся на Петьку, но тот лишь насуплено плечами пожал, мол, не понимает он, что это на деда нашло такого.

Но, глава клана отдал приказ, и у меня не было ни малейшего повода не подчиниться этому приказу. В конце концов, дед не заставлял меня сделать что-то сверхъестественное. Просто мне было не до конца понятно, зачем ему понадобилось меня раздевать.

Положив на пол мешок с вещами, я нехотя расстегнул все застежки и стянул с себя куртку, бросив её на лестничные перила. Под курткой на мне была надета только майка. Легкую кольчужную рубаху, которая носилась под курткой, я снял в своей келье, когда вещи собирал. Всё-таки домой собирался, а не на прорыв очередной, а в рубахе было жарковато.

Дед все так же не отводил от меня взгляда, а потом протянул руку и дотронулся до плеча, на котором всё ещё виднелся местами красноватый шрам от, по-моему, позавчерашней тренировки.

– Да, я вижу, обвыкаться пришлось долго. И много на тебе подобных украшений? – он отступил на шаг, чтобы луче меня видеть.

– Нет, не много. Да и этот пройдет скоро. Он… – я задумался, как бы объяснить. – Он не настоящий. Просто мой разум в тот момент работал на таком пределе, что иллюзию принял за правду, и тело среагировало соответственно.

– А если бы твой разум решил, что тебя убили, ты бы умер? – дед смотрел в упор, а я в который раз осознал, насколько у него тяжелый взгляд. Прямо как у Петра Алексеевича из моей реальности.

– Нет, за этим строго следил наставник, – я вздохнул. Ну, не признаваться же ему, что на самом деле много раз «умирал» в тренировочном субпространстве. Да и знать ему об этом не следует.

– Что ты там про прорыв говорил? Участились они, не спорю, но сомневаюсь, что ты был единственным, кого не хватало для его ликвидации? – уже более мягко спросил Петр Алексеевич, больше с любопытством, нежели с угрозой или укором.

– Сам знаешь, что работы там много, даже для младших клириков, – попытался я слукавить, обойдя скользкую тему. – И вообще, ты же знаешь, что я не в праве рассказывать всё в подробностях. Устав запрещает посторонним разглашать тайны монастыря, – ровно проговорил, видя, как едва заметно кивнул дед своим мыслям, словно такого ответа от меня и ожидая.

– Не договариваешь ты мне много, Пётр. Но, хорош. Чего уж там. На море тебя надо, на пару деньков. Все девки твои будут, только на пляж выйдешь. – Он задумался, а затем стукнул кулаком по раскрытой ладони. – Решено. Сейчас у меня поездка по делам намечается. Завтра вечером вернусь. А потом свожу вас с Натальей на море. Телепорты имеются, опять же есть, где жить. Пара дней ничего не решит, все одно в первые дни ничему никого учить не будут. А общее собрание и выступление ректора назначено на пятое сентября, как раз, чтобы все опоздавшие успели явиться.