Стиратель (СИ) - "Генрих" - Страница 26

Завидев меня, Юлия вскидывается:

— Ну, что там Александр? Он договорился насчет поединка?

— Пытается… — и хотелось бы утешить женщину, но не стоит подавать напрасной надежды. — Я оставил его беседующим с графом Нагелем.

— Графу Нагелю мой супруг на один зуб, — Юлия низко опускает голову. — Если, конечно, Александр вообще думает сейчас о нас, а не устраивает свои дела…

Не моя это проблема, но не могу же я оставить женщину и подростка в такой отчаянной ситуации. Сажусь на скамью напротив них:

— Рано еще себя хоронить. Кир, этот графский внук — он в самом деле такой опасный соперник? Ты же говорил, он щиты толком не может ставить. Его отношение к учебе я сам видел, так что не удивлюсь, если ничего-то он не умеет.

— Учиться он и правда не учился, — хмуро отвечает Кир. — Вот только ледяные стрелы — его фамильная магия. Щиты, которые я могу поставить, от них не защищают. А контратаковать мне нечем толком. Какое-то время продержусь на финтах из общей программы… Ладно, мама, не надо плакать. Попробую сложить его хлопушкой или льдом под ногами раньше, чем он соберется с силами для стрел.

Пока Кир говорил, его пальцы нервно шевелились, и я увидел, как рядом со скамейкой прямо из утоптанной земли дорожки прорастают один за другим белые тюльпаны. Как при ускоренном просмотре видео, цветы тянулись вверх и распускались прямо у меня на глазах!

— Что ты сейчас делаешь? — спросил я мальчика.

— Да ничего… А, это. Я и не обращал внимания, само как-то вышло. Луковицы в земле случайно оказались, вот я их и прорастил… Со мной бывает, когда волнуюсь. Приношу свои извинения.

— Расскажи, что ты можешь?

— Да говорю же, ерунду всякую. Растения чувствую, слышу и умею им помогать. Вот этот цветник мы вырастили с еще двумя ребятами. И деревьям в парке немного изменили годовой ритм, додали энергии, чтобы они зелеными стояли до ноября. Ничего важного…

Хочется прочистить уши, чтобы убедиться, что не ослышался. И вот это здесь считается «ничего важного», а всякие там молнии и осколки, тупо доставшиеся по наследству от предков — великий и ценный дар⁉

— Да ты же гений, Кир! — улыбаюсь парню. — Не думал, что твой талант можно использовать не только для цветников и парков? Ты мог бы выращивать сады! Делать так, чтобы от зерна у твоих крестьян амбары ломились!

— Замолчи! Не говори такого! — Юлия смотрит на меня умоляюще и переходит на громкий шепот: — Это же… учение Сета, да будет проклято его имя! Это он хотел использовать дар Высших на благо низших…

Так вот о каком Знании умоляли меня давешние сектанты… А ведь Юлия, возможно, знала Сета лично. Хоть это и запретные беседы, но что-то мне подсказывает: доносить она не станет.

— Он хотел даровать Низшим магию, этот ваш Сет? — спрашиваю тоже почти шепотом.

Юлия смотрит на меня напряженно, потом решается — словно бы прыгает в холодную воду:

— Поначалу да. Но это оказалось невозможно. Низшие не способны к магии. Тогда Сет решил, что им нужно Знание иного рода, — Юлия пересела ко мне и перешла на совсем тихий шепот: — О механизмах. О природе веществ. И о растениях тоже. Сет говорил, все это следует изучать, делать полезным для низших… для всех, говорил Сет.

— Он знал, что это вызовет недовольство у Высших?

— Знал. Но надеялся, что низшие встанут на его сторону. Станут сражаться за лучшую жизнь для себя и своих детей. Ведь толпа крестьян может победить даже самого могущественного мага, ничьи силы не бесконечны. Но они испугались. Никто не вступился за Сета в самом конце — ни низшие, ни вассалы. Моя семья тоже. Это было разумно! Иначе нас тоже перебили бы, и не было бы Кира, и Эва не прожила бы на свете шестнадцать лет. Но мой отец… он до конца жизни так себя и не простил.

Мы немного посидели рядом, глядя в темноту. Кажется, Юлия сама от себя не ожидала, что будет так откровенна с человеком, о котором ничего толком не знает.

— Может, поэтому мой род и преследует злая судьба, — по щеке Юлии прокатилась слеза. — Дочь погибла, а сын должен выйти на бой с потомственным магом льда.

— Слушайте, вы оба, да хватит уже рвать на себе волосы! — осточертела мне эта их овечья покорность. — Давайте лучше подумаем, что можно сделать. Почему просто не отказаться от участия в турнире?

Оба вытаращились на меня так, словно я предложил им проглотить лягушку.

— Нельзя идти против дуэльного кодекса Академии, — сказала наконец Юлия.

— Почему нельзя? Это что, закон? За его невыполнение вас накажут?

— Нельзя… потому что нельзя! Такова воля великих родов, никто не идет против нее! Сет пошел, и… истребили весь его род, даже младенцев. Откуда ты, раз не понимаешь таких вещей⁈

Потираю виски. Похоже, у них тут вообще нет писаных законов.

— Ладно, ладно, надо же рассмотреть все варианты… Допустим, бой неизбежен. Расскажите мне, как он происходит?

Кир торопливо принялся объяснять:

— Дуэлянты входят под прозрачный купол, чтобы никакая магия извне на них не воздействовала. Бой без правил, разрешены любые заклятия без всякого смягчения. Прекращается поединок, когда судья решает, что один из участников не может его продолжать. Обычно это увечье… или смерть.

Канис пенсис нострагенус! И вот это вот у них — школа, рассадник разумного-доброго-вечного!

— А что, если просто наброситься на противника с кулаками? — предлагаю. — Этого же он не ожидает?

Опять оба смотрят на меня, как на слабоумного.

— Щит от немагических атак ставится в первую секунду, — говорит наконец Кир. — Его на втором курсе учат…

— Ясно… Послушай, Кир, а ты когда-нибудь применял свой дар на животных?

— Как «на животных»? — парень явно опешил. — Почему на животных? Этот дар действует только на растения…

— А ты проверял?

— Н-нет…

— Почему? Та же… — в местном языке нет слова «биохимия», — то же устройство тканей, та же вода. Если ты можешь управлять этим в растениях, то почему не в других живых существах? Неужели за все годы, что ты тут учился, ни один преподаватель тебе этого не посоветовал?

Кир ошарашенно мотает головой. Тяжко вздыхаю. Тоже мне, элитная Академия… Да у нас в любом заборостроительном училище студенты получают больше индивидуального развития.

— И устройство человеческого тела вы, разумеется, не изучали? Не эту ерунду о жидкостях и их связи со звездами, а мышцы, органы, строение скелета…

— Не изучали… А что, так можно было?

— Ясно-понятно. Свет сколдуй быстренько. Хорошо, хоть это вы можете… — срываю с ближайшего куста веточку и рисую в пыли схему. — Горло устроено вот так…

— Чье?

— Твое, дубина! И мое. Любого человека. Мы все внутри одинаковые, прикинь. Называется это все… ладно, сейчас неважно, как. Видишь, вот тут узкое место. И если оно внезапно вспухнет, человек начнет задыхаться. Вот так просто. Сможет твой соперник пользоваться магией, если не в силах будет вздохнуть?

— Не-ет… Для колдовства нужна концентрация.

— Ну вот. Ты же проделываешь с растениями куда более сложные штуки. Ты справишься. Потому что других вариантов у тебя, похоже, нет.

— Но ведь… это значит, что я должен буду его убить? Убить человека?

Смотрю на парня с уважением. Немногие в этом мире терзаются подобными вопросами.

— Зачем же? Человеческий мозг живет без кислорода три минуты. Наверняка судья объявит твою победу быстрее. Я там буду и все исправлю, что ты наворотишь. А потом, чтобы сбить концентрацию, соперника не обязательно совсем душить, можно просто затруднить ему дыхание. Тебе потренироваться бы. На ком только…

— Можно вызвать кого-нибудь из прислуги, — предлагает Юлия.

Мне чертовски не нравится эта идея. Непоправимо навредить человеку не позволю, но все равно как-то… слишком по-аристократически, вот.

— Опыты на прислуге в Академии запрещены, — неуверенно говорит Кир. — Но вообще-то этот запрет не соблюдается.

— Не годится. Организмы Высших и низших различаются, — выкручиваюсь я.

Юлия вскидывает голову: