Человек из Санкт-Петербурга - Фоллетт Кен - Страница 57

• Предыдущая
• 57/80
• Следующая

Так вот почему она так настаивала на этом обеде.

– О, мама, не будь же смешной...

– Что тут такого смешного?

Голос матери прозвучал негодующе.

– Я и тремя словами с ним не перемолвилась.

– Видимо, ты обворожила его не своей беседой.

– Прошу тебя, перестань!

– Ну, хорошо, не буду тебя дразнить. Ступай, переоденься. Надень то кремовое платье с коричневым кружевом – оно очень тебе к лицу.

Шарлотта подчинилась и отправилась к себе в комнату.

«Наверное, мне должно льстить внимание Фредди», – думала она, снимая платье. – «Но почему меня совсем не интересует никто из этих молодых людей? Вероятно, я еще не совсем готова для подобных вещей. К тому же, сейчас меня занимает многое другое. За завтраком папа сказал, что из-за убийства эрцгерцога непременно вспыхнет война. Но девушки не должны интересоваться такими делами Полагается, чтобы я думала о том, как бы обручиться до конца светского сезона – вот об этом и мечтает Белинда. Но не все девушки подобны Белинде – стоит только вспомнить суфражисток».

Одевшись, она спустилась вниз. Поболтала немного с маман, пока та пила свой шерри, а потом они отправились на Гросвенор-Сквер.

Графиня была весьма полной дамой шестидесяти с лишним лет. Она напомнила Шарлотте старый деревянный корабль, гниющий под слоем свежей краски. Званый обед оказался настоящим «девичником». Из мужчин, помимо Фредди, присутствовали племянник графини и один член парламент от консерваторов. Каждую из замужних женщин представили, как жену такого-то. «Если я когда-либо выйду замуж, – решила про себя Шарлотта, – то буду настаивать, чтобы меня представляли, как (именно) меня, а не в качестве чьей-то жены».

И графине, безусловно, было сложно устраивать интересные приемы, потому что множество людей просто не допускалось к ее столу, например, все без исключения либералы, все евреи, все, занимающиеся торговлей или имеющие дело с театром, разведенные и те, кто когда-либо нарушил представление графини о приличном поведении. Таким образом, круг ее друзей был довольно скучным.

Больше всего графиня любила порассуждать о том, из-за чего гибнет страна. Прежде всего, из-за подрывной деятельности (Ллойд Джорджа и Черчилля), вульгарности (Дягилев и пост импрессионисты) и слишком высоких налогов (один шиллинг три пенса из каждого фунта).

Однако сегодня тема гибели Англии уступила первое место новости об убийстве эрцгерцога. Депутат-консерватор весьма нудно объяснял, почему войны тем не менее не будет. Супруга латиноамериканского посла спросила тоном маленькой девочки, так взмутившим Шарлотту:

– Просто не понимаю, почему этим нигилистам нравится бросать бомбы и убивать людей?

У графини и на это был ответ. Оказывается ее доктор объяснил ей, что все суфражистки страдают истерией, а революционеры, по ее мнению, страдают аналогичной болезнью с поправкой на мужской темперамент.

Шарлотта, прочитавшая утренний выпуск «Таймс» от корки до корки, не могла не возразить.

– С другой стороны, причина, возможно, в том, что сербы не хотят подчиняться Австрии.

Маман бросила на нее гневный взгляд, а все остальные посмотрели на нее, как на сумасшедшую, а потом сделали вид, что ничего не слышали.

Фредди сидел рядом. Его круглое лицо словно все время сияло. Он тихо заговорил с ней.

– Послушай, ты говоришь такие невероятные вещи.

– Что такого невероятного я сказала? – удивилась Шарлотта.

– Ну, знаешь ли, можно подумать, ты оправдываешь тех, кто стрелял в эрцгерцога.

– А если бы австрийцы решили захватить Англию, ты бы, наверное, стрелял в эрцгерцогов, не так ли? – Ты просто несравненна, – промолвил Фредди.

Шарлотта отвернулась от него. Ей начало казаться, что она потеряла голос: никто будто не слышал ее слов. Она не на шутку разозлилась.

Тем временем графиня села на своего любимого конька. «Низшие классы ленивы», – утверждала она, а Шарлотта подумала: «И это говорит женщина, не работавшая в своей жизни и дня!»

Далее графиня начала возмущаться тем, что теперь у каждого ремесленника был мальчик-помощник, который нес его ящик с инструментами. «Разумеется всякий рабочий и сам мог бы нести свои инструменты», – заявила она как раз в тот момент, когда лакей подавал ей блюдо с вареным картофелем. А за третьим бокалом вина стала обвинять рабочих в том, что они пьют слишком много пива днем и поэтому к вечеру уже не в состоянии трудиться. «Простой люд слишком избаловался», – продолжала она, а в это время три лакея и две служанки убирали со стола, готовясь принести десерт. «Правительство не должно заботиться о медицинской помощи и пенсиях для неимущих. В низших классах бедность воспитывает бережливость, а это уже само по себе добродетель», – заключила она под конец обеда, которого семье рабочего из десяти человек хватило бы на пару недель. «Люди должны рассчитывать только на самих себя», – проговорила она, когда Батлер помог ей встать из-за стола и пройти в гостиную.

Шарлотта вся кипела от едва сдерживаемой ярости. Разве можно осуждать революционеров за то, что они станут стрелять в таких, как графиня?

Фредди подал ей чашку кофе.

– Потрясающая старая боевая лошадь, эта графиня, не правда ли?

– Она самая отвратительная старуха, которую мне когда-либо приходилось видеть, – ответила Шарлотта.

Круглое лицо Фредди вспыхнуло от смущения.

– Тсс! – сказал он.

«По крайней мере, – подумала Шарлотта, – никто не скажет, что я флиртую с ним».

Часы на камине пробили три. Шарлотте казалось, что ее заключили в темницу. В эти минуты Феликс ждал ее на ступенях Национальной Галереи. Ей надо было во что бы то ни стало выбраться из дома графини. «Что я делаю здесь, когда могла бы быть с человеком, который говорит умные вещи, а не болтает всякие глупости?» – спрашивала себя Шарлотта.

– Мне пора в парламент, – произнес депутат-консерватор.

Его жена поднялась, чтобы уйти вместе с ним. Шарлотта решила воспользоваться этой возможностью ускользнуть.

Подойдя к супруге депутата, она тихим голосом обратилась к ней:

– У меня немного разболелась голова. Не могла бы я поехать с вами? Вы ведь непременно проедете мимо моего дома по пути в Вестминстер.

– Конечно, леди Шарлотта.

В этот момент маман разговаривала с графиней. Перебив их, Шарлотта повторила свою выдумку по поводу головной боли.

– Я знаю, что маме хотелось бы еще побыть здесь, поэтому я уеду с миссис Шекспир. Благодарю за чудесный обед, ваша светлость.

Графиня царственно кивнула головой. «А я неплохо справилась с этим», – думала про себя Шарлотта, выходя из зала и спускаясь по лестнице.

Она дала свой адрес кучеру четы Шекспир со словами:

– Во двор въезжать не нужно – просто остановитесь у входа.

По дороге миссис Шекспир посоветовала ей принять от головной боли ложечку лауданума. Кучер сделал так, как ему велели, и уже в три часа двадцать минут Шарлотта стояла на тротуаре около своего дома, наблюдая, как отъезжал привезший ее экипаж. В дом она не пошла, а вместо этого направилась к Трафальгарской площади.

Она добралась туда чуть позже половины четвертого и бегом поднялась по лестнице Национальной Галереи. Феликса видно не было. «Он ушел, – подумала она, – все напрасно». И тут вдруг он возник из-за массивных колонн, будто только и ждал ее появления. От радости она готова была расцеловать его.

– Простите, что заставила вас ждать, – сказала она, пожимая его руку. – Меня заставили пойти на отвратительный званый обед.

– Раз вы здесь, все остальное неважно.

Он улыбался, но улыбка его показалась Шарлотте вымученной – так улыбаются дантисту перед тем, как вам собираются удалить зуб.

Они вошли в галерею. Шарлотта любила прохладу и тишину музея, его стеклянные купола и мраморные колонны, и картины с их многоцветьем, красотой и страстью.

– По крайней мере, родители научили меня понимать живопись, – проговорила она.

Он взглянул на нее своими темными грустными глазами.

• Предыдущая
• 57/80
• Следующая