Ответная угроза (СИ) - "Генрих" - Страница 6

Через полчаса.

— Нравится? — вопросительно гляжу на Якова.

Мы стоим на пороге комнаты в деревянном доме для командного состава Центра. Окно, тумбочка, кроватей две, стол, пара табуреток, вешалка.

— Пойдёт, — соглашается парень.

— Лучше к нему никого не подселять, — обращаюсь к майору. — По возможности. И учтите, малейшая жалоба от старшего сержанта и я всем причастным головы поотрываю. Помните, что подчиняется старший сержант напрямую только мне. Вам — лишь в вопросах регламента. Распорядка дня и прочего.

Наконец-то майор проникается и перестаёт поглядывать на Якова с недоумением, смешанным с пренебрежением.

— Ну, вот, Яков, — мы уже стоим на крыльце дома, — вроде всё я тебе обеспечил. Устраивайся и работай.

Возвращаемся в штаб, где, наконец, появляется начальник Центра. После обеда пару часов обсуждаем план создания пересыльного лагеря для военнопленных. Он нам уже вчера нужен был. Надо посылать сюда строительный батальон. Для решения этого вопроса и притащил с собой Васильева. Его епархия.

К концу дня возвращаемся в Минск. По дороге и дома, — пригласил его к себе, скучно мне одному, — продолжаю нарезать задачи его службе.

— Товарищ генерал, у меня людей не хватит, — пробует жаловаться, с видимым удовольствием потягивая крепкий чай.

— У тебя до хрена людей. Несколько заводов и мастерских в твоём ведении. Можешь военнопленных специалистов привлекать. Кстати, это не рекомендация, а устный приказ. Из состава новобранцев, у кого есть проблемы со здоровьем, толковых спецов набирай. Сварщиков, слесарей, электриков.

— А разве таких берут в армию?

— Попадаются. Обычно их в нестроевые части отправляют. Ещё в ополчении таких много. Хронические болезни в лёгкой форме, слабое зрение, как-то так.

Жарю яишницу с салом на весело гудящей печке. Васильев заинтересованно втягивает аппетитные запахи. Холодильник «ХТЗ» у меня есть, но по старой привычке стараюсь долго свежие яйца не держать.

— Какое самое главное дело? На первом месте? — допытывается Васильев.

— Концлагерь они построят сами. Ещё и немцы помогут. Только присматривать будешь. Пристального внимания не потребуется. На первом месте — передвижные банно-прачечные комплексы. Сначала небольшие на одной железнодорожной платформе…

Мы продолжаем разговор, начатый ещё на пути к Центру. Один вагон, разовой вместимостью человек на десять-пятнадцать, это для пробы пера. Прежде чем строить большое, надо попробовать в меньшем масштабе. Весь вагон — одна большая баня, с парной, помывочной, сушилкой и раздевалкой. Снабжать такими вагонами будем всех. Санитарные поезда в первую очередь, затем всех остальных. Бронепоезда, эшелоны для перевозки личного состава. Можно даже гражданские поезда обеспечить. К ним же цепляются зенитные платформы, кроме того персонал поездов тоже нуждается в отдыхе и приведении себя в порядок. И не всегда это возможно в пунктах прибытия и отправления.

— Надо продумать вариант без платформы. Железная дорога не везде доступна.

— Полевая баня? Нужное дело, — улыбается Васильев, умыкая со сковородки аппетитный кусочек сала с прилипшим кусочком яркого желтка. Только глаз на него положил!

— Да, — провожаю взглядом уплывший в рот генерала кусок, беру другой. — Надо было мне домработницу нанять…

— Так найми.

— Поздно. Как в школах четверть кончится, мои вернутся. Минск скоро окончательно мирным городом станет.

— Слушай, а чего мы на сухую? — спохватываюсь, когда уже всё съедено. Бросаюсь к холодильнику.

— Ты не сказал, что у тебя есть, а я не такой наглый, чтобы требовать.

— Сильно не разгоняйся. По чуть-чуть, с учётом военного времени.

— Хорошее дело, — одобрительно сверкает глазами генерал на полстакана водки.

После остограммливания переходим на чай. Понимаю, что извращение, но бесконтрольно нарезаться нельзя. Боеготовность превыше всего и генералы — не исключение.

Хорошо, что я его пригласил. Вспомнил ещё одну вещь. Вспоминаю, когда мы сидим у окна и дымим папиросами.

— Пётр Михалыч, а у тебя до чёрта всяких двигателей скопилось?

Васильев подтверждает.

— Надо полевых лесопилок настрогать. По-быстрому распустить брёвна на доски, или просто наполовину дерево распилить для блиндажей и ДЗОТов — очень большое дело. Строительство временных укреплений сильно ускорится.

— Продумаю, — кивает генерал. — Ты прав, это хорошее дело.

— Хорошо бы на автомобильном шасси, — мечтательно выдуваю дым в форточку. — Подъехали — распилили, поехали дальше. В принципе, такой небольшой распиловочный станок можно и на мотоциклетном движке состряпать…

Это во мне опыт Кирилла Арсеньевича заговорил. Нагляделся в своём времени интернетов…

— Тоже дело, — соглашается мой инженерный генерал, прилаживая простынь на предоставленный диван. — Подумаем.

Я буду спать на тахте, которую вытащил из Борькиной комнаты. В одной комнате спать веселее. Нам есть о чём поговорить перед сном.

— А твой пацан, Яшка, хорошее дело предложил, — говорит Васильев уже из-под одеяла. — Про своих инженеров не скажу, но я точно не догадался бы.

Это он про яшкину идею о сушилке. Опыт Кирилла Арсеньевича, бывшего учителя физики, до слов Якова помалкивавший, затем включился и горячо всё подтвердил.

Так что контуры сушилки обозначаются. Внизу горячие, — очень горячие, градусов до девяноста, — стальные трубы. Над ними развешано выстиранное бельё и гимнастёрки красноармейцев. Температура, как в сауне.

Для форсированного сушения обмундирования снизу по всему помещению открывается щель, а лучше густой ряд мелких отверстий. Вверху у потолка то же самое. Холодный воздух, — а для сушилки даже летний воздух будет холодный, — заходит и быстро нагревается от труб. При этом его относительная влажность резко падает. Даже если снаружи летний дождь, воздух тёплый и влажный, при нагреве относительная влажность упадёт, как минимум, до двадцати процентов.

Кирилл Арсеньевич, в силу профессии, как-то отслеживал летнюю влажность климата центральной части России. Пятьдесят-шестьдесят процентов влажности воздуха обычное дело. При этом все знают, как быстро сохнет бельё летом на улице. До абсолютной сухости и очень быстро даже в тени.

Холодный воздух при нагреве резко осушается и осушает одежду. Далее выходит через верхние отверстия наружу. Там будет парить, это выкачанная влага при остывании будет конденсироваться.

— Да, — говорю Васильеву, — хорошая идея. Сделаешь такие сетчатые мешки, системы авоська, с номерами. Боец закидывает туда гимнастёрку и подштанники, запоминает номер и спокойно уходит мыться. Обслуга закидывает мешки в стиральную машину и включает её, залив кипяток…

— Надо петлицы срезать, — бормочет, уже засыпая, Васильев, — не дело, чтобы краска линяла на гимнастёрку.

— Это мелочи, — отзываюсь я. — Надо, значит, срежут и положат в свой шкафчик.

Про температуру мы не зря тему мусолим. Вши и их яйца надёжно уничтожаются кипячением. Но думаю, кипячение это мера с запасом. Всего лишь подержать одежду в горячей, градусов восемьдесят-девяносто, воде достаточно долгое время и проблема будет решена.

Как говорил почти главный персонаж повести «Гадюка» А. Н. Толстого комполка Емельянов, главный враг кавалериста — чирей на жопе. И всерьёз с этим боролся. Главным средством, кстати, считал баню. С хорошей парилкой.

А я чем хуже? Вши это тоже враг и с ними надо бороться.

11 октября, суббота, время 08:20

Каунас, городской отдел НКВД.

— Арестованный доставлен, товарищ майор, — в допросную вталкивается немного нескладный простой и литовский парень чуть выше среднего роста.

Майор Николаев своим пугающе тяжёлым взглядом упирается в арестанта. Затемобращается к старлею, приведшему задержанного.

— Он что, такая важная птица, что цельный старший лейтенант НКВД его приводит?