Пилон - Фолкнер Уильям Катберт - Страница 6

• Предыдущая
• 6/59
• Следующая

– Ну-ка, ну-ка, друзья, события принимают неожиданный оборот. Кажется, Роджер Шуман собрался опровергнуть наши прогнозы. На вираже вокруг дальнего пилона он вышел на третье место; там, над озером, он обогнал Отта. Посмотрим, что будет сейчас; где-то здесь, среди зрителей, находится миссис Шуман; может быть, она знает, что за сюрприз приготовил нам всем сегодня Роджер. После первого пилона он было всего лишь четвертым и, казалось, безнадежно отстал, но вот на третьем витке он уже третий – так, так, так, видели, как он взял этот пилон? Были бы мы на ферме, я бы не удержался и сказал, что кто-то ему подложил колючку под… ну, сами понимаете, подо что; может быть, миссис Шуман ее подложила? Молодчина, Роджер! Надо только не пропустить вперед Отта, потому что у Отта, друзья, не буду скрывать, машина более быстроходная… Ну-ка; э-э-э-э… Друзья, он пытается достать Буллита – ну же, ну – ох, как он взял этот пилон! На этом вираже он отыграл у Буллита добрых триста футов… Так, посмотрим, он, думаю, попытается обойти Буллита на следующем пилоне – так, так, так – смотрите, СМОТРИТЕ на него. Он делает их на виражах, друзья, ведь он знает, что на прямых участках у него нет шансов, – ну же, ну же – вот, смотрите на него, четыре с половиной витка позади, был четвертым, а теперь он обойдет Буллита, если только не своротит себе крыло о последний пилон… Приближаются – ну же, ну же – где-то здесь в толпе миссис Шуман; похоже, она строго-настрого запретила Роджеру возвращаться домой без призовых денег… Вот она, развязка, друзья, вот она: Майерс первый, но кто же второй – Шуман или Буллит, Шуман или… Шуман, друзья, занимает второе место, великолепно проведя гонку…

– Отлегло, – сказал Джиггс. – Вовремя он денежки хватанул. А то сидеть бы нам сегодня вечером на вокзале и брюхами тосковать: где там жратва, горло, что ли, перерезано? Ладно, пошли. Помогу тебе с парашютами.

Но тот, что повыше, смотрел на предангарную площадку. Джиггс тоже приостановился и увидел детский защитный комбинезон, плывущий высоко над людскими головами под оркестровой платформой, хотя женщины видно не было. Пять самолетов, которые в течение шести минут летали вперед-назад друг за другом на одной высоте и в почти неизменном порядке, похожие на бусины на нитке, теперь рассредоточились по ближнему небу в радиусе двух-трех миль, заходя на посадку, как будто последний пилон развеял их, словно клочки бумаги.

– Кто этот тип? – спросил тот, что повыше. – Который около Лаверны вьется.

– Лазарь, что ли? – отозвался Джиггс. – Боже ты мой, я бы на его месте боялся себя употреблять. Из постели бы и то вылезать боялся, как вот если бы я был разводным ключом из чистого хрусталя. Пошли, слушай. Твой уже разогрелся и бьет копытом.

Тот, что повыше, еще секунду хмуро смотрел через площадку, потом повернулся:

– Сходи за парашютами и найди кого-нибудь принести мешок; встретимся…

– Они у машины уже, – сказал Джиггс. – Я их притащил. Идем, что ли.

Тот уже двигался, но теперь остановился как вкопанный. Посмотрел на Джиггса сверху вниз, обратив к нему хмурое красивое лицо с правильными, брутально-отважными чертами, выражавшее смышленость без особенного ума, без особенной силы. Легкие потемнения под глазами, намекавшие на разгульную жизнь, были, казалось, нанесены гримером. Губы под узенькими усиками выглядели гораздо более нежными и даже женскими, чем губы женщины, которую они с Джиггсом называли Лаверной.

– Что? – спросил он. – Ты принес к машине парашюты и мешок с мукой? Ты лично?

Но Джиггс не стал останавливаться.

– Твоя ведь очередь. Ты прыгать будешь, нет? Тебе не кажется, что уже вечереет? Чего ты телишься? Ждешь, чтобы зажгли пограничные огни, а то и прожекторы? Или, может, ты по маяку собрался приземляться?

Тот двинулся дальше вслед за Джиггсом по предангарной площадке к самолету обычного, негоночного типа, который стоял у самого заграждения с работающим мотором.

– Надо думать, ты и в контору уже сбегал и мои двадцать пять долларов забрал, чтобы побольше сберечь моего времени, – сказал он.

– Хорошо, я их заберу, – сказал Джиггс. – Ну давай, давай. Он жжет без толку горючее; шевелись, а то он шесть долларов с тебя слупит вместо пяти.

Пилот дожидавшегося их самолета уже сидел в своей кабине; свет довольно низко опустившегося солнца, преломляемый невидимыми лопастями пропеллера, мерцал вокруг носа машины размытым, медного цвета нимбом. Рядом лежали на бетоне два парашюта и мешок с мукой. Джиггс поднимал парашюты по одному и держал их, пока его товарищ, стоя спиной, продевал руки в лямки; потом Джиггс наклонился и белкой засуетился среди ремней и застежек, не переставая болтать:

– Хватанул, хватанул. Я, выходит, тоже сегодня разживусь маленько. Боже ты мой, я дальше двух долларов и считать уже разучился.

– Только не вздумай учиться на моих двадцати пяти, – сказал тот. – Просто возьми и держи, пока я не вернусь.

– Да на кой мне они, твои двадцать пять? – сказал Джиггс. – Роджер только что выиграл тридцать процентов от трехсот двадцати пяти, леший знает, сколько там это в точности, но все равно сравни: его выигрыш – и твои двадцать пять.

– И сравнивать нечего, – заметил второй. – Выигрыш Роджера – его деньги, а эти двадцать пять – мои. Знаешь-ка что, не бери их лучше. Я сам их возьму.

– Ага, – сказал Джиггс, вовсю трудясь над застежками запасного парашюта, чуть не подпрыгивая на коротких сильных ногах. – Да, у нас теперь полный порядочек. Пошамаем сегодня, поспим… готово.

Он отступил на шаг, и его товарищ вразвалку, на деревянных ногах двинулся к самолету. Появился учетчик с блокнотом, записал фамилии и номер самолета, затем отошел.

– Где будешь приземляться? – спросил пилот.

– Без разницы, – ответил парашютист. – В любом месте Соединенных Штатов, кроме этого озера.

– Если увидишь, что падаешь в озеро, – сказал Джиггс, – сразу разворачивайся, вертайся в самолет и прыгай заново.

Но они его не слушали. Они оба смотрели назад и вверх – туда, где в высокой сонной лазури уже отчетливо обозначался вечер.

– Думаю, там безветрие или почти, – сказал пилот. – Давай кину тебя на крыши ангаров, а там выруливай куда хочешь.

– Хорошо, – сказал парашютист. – Давай, пора уже.

С помощью Джиггса, толкавшего его снизу, он залез на крыло, а оттуда в переднюю кабину. Джиггс подал ему мешок с мукой, и парашютист, приняв его, положил его себе на колени, как младенца. С его нахмуренным, красивым, лишенным даже намека на смех лицом он выглядел в точности как молодой холостяк из комического фильма, которому соблазненная им юная особа, поймав его на перекрестке, только что вручила неведомый сверток. Самолет двинулся вперед; Джиггс отступил, а парашютист, высунувшись из кабины, крикнул ему:

– Не бери эти деньги, понял меня?!

– Понял, понял, – сказал Джиггс. Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, повернул и остановился; и опять бомба, мягкий медленный луковицеобразный ком ваты, расцветший на фоне нежной, неочерченной озерной дымки, в которой, казалось, ждал чего-то, не спеша опускаться, вечер. И опять звук – толчок-хлопок, отдавшийся от трибун дважды, словно звуку нужен был один лишний рикошет, чтобы стать эхом. Джиггс повернулся, как будто и он ждал этого сигнала, и почти одновременно он и самолет начали двигаться – мужчина, коренастый и целеустремленный, и машина, уже задирающая носовую часть, затем отрывающаяся от полосы и закладывающая длинный взлетный вираж. Самолет уже поднялся на две тысячи футов, когда Джиггс протолкнулся мимо пурпурно-золотых служителей у главного входа и сквозь толпу, забившую проход под нумерованными местами трибуны. Кто-то дернул его за рукав комбинезона.

– Когда он из парашюта выпрыгнет?

– Когда приземлится, не раньше, – ответил Джиггс, прокладывая себе путь мимо очередных пурпурно-золотых людей в круглый зал, но нельзя сказать, что еще и в репродукторный голос, потому что он не выходил из этого голоса ни на секунду:

• Предыдущая
• 6/59
• Следующая