Венецианские страсти (СИ) - Ренсинк Татьяна - Страница 16

- Возможно, в таком случае, отвечать придётся не только этому подозреваемому, - добавил Тико.

- Выбирайте слова, - снова предупредил Генрих. - Думаю, мы пообщаемся в иное время, в ином месте.

- Обязательно, - поспешил ответить Пётр и откланялся, как сделал и его друг.

Они быстро возвращались обратно в театр, в зал, где продолжался бал-маскарад, а Генрих ещё долго смотрел им вслед...

- Загадки, тайны, странные намёки, но толком никаких доказательств, и правда, нет, - сказал Тико, когда с Петром вернулись в зал и снова стояли в стороне, попивая новый бокал вина.

- По сути, нам можно было бы оставить всё в стороне и не вмешиваться, но, боюсь, уже поздно... С моей стороны, по крайней мере. Я доведу дело до конца. В любом случае, сегодня же маска будет снята с лица этой барышни, - кивнул Пётр в сторону стоящей подле Барбадори дамы в красном платье и чёрной кружевной маске.

Она ласкалась щекой о недавно полученную розу и беседовала с хозяевами бала. Как только находящиеся с ними рядом Аргамаковы сказали ещё что-то, супруги Барбадори тут же направились к вернувшемуся к своим товарищам Генриху. Там, кратко что-то спросив, Барбадори повернулся к залу и объявил на французском языке:

- А сейчас, дорогие гости, для нас выступит с песней наш прекрасный гость! Он споёт на французском! Это перевод песни, но песня — крик души... А о чём ещё может кричать душа?!... О боли из-за любви! Прошу!

Тот самый кавалер, в котором всё же подозревали Пётр и Тико преступника, поднялся на сцену. Он прошёл к стоящему у оркестра клавесину и сел за него. Прекрасная мелодия полилась по залу, которую подхватил оркестр. Нежные звуки, затрагивающие душу скоро слились с мягким тенором исполнителя.

Душа каждого вздрогнула с сопереживанием. Нежные взоры, вздохи. Молчание слушателей. Только музыка, песня и отчаянная любовь...

О, почему, почему,

Танцуя в памяти с тобой я грущу,

И видя тебя снова перед собой

Я онемел, я будто уже неживой.

В твоих глазах я снова вижу огонь.

И всем моим обидам наперекор

Мне разум затмевает чувство беды.

Вернулся ко мне падший ангел любви.

Но подчиниться горю сему не хочу.

Не надо спрашивать: почему, почему.

Я глупостей души не прощу, не прощу,

И потому ухожу…

О, почему, почему,

Желанья подчиняются вечно греху.

Над океаном боли - тучи из слёз,

И чайка из души надрываясь поёт.

Свет глаз твоих - как молния от небес.

Упрёк от взгляда навалил тяжкий крест.

Я, как великий грешник, следую в ад

За то, что я посмел хранить в сердце тебя.

И совершать ещё я грехов не хочу.

Не стоит спрашивать: почему, почему.

Увидев вновь тебя, крест тебе отдаю

И навсегда ухожу…

О, почему, почему

В тумане грёз я вновь за тобою иду.

И за руки мы взявшись куда-то ушли,

С тобой мы где-то на лугах там одни.

И снова, как тогда, я целую тебя,

И в гости к нам приходит ночная звезда,

Но молнией отбросила меня она вниз.

Мне это всё почудилось лишь на миг.

Я миражам отдаться опять не могу.

Не стоит спрашивать: почему, почему.

Разбить покоя узы я не хочу,

А значит — ухожу…

Пётр во время песни мало следил за исполнителем. Он наблюдал, как дама в роскошном красном наряде и кружевной чёрной маске на глазах встала ближе к сцене. Она наслаждалась выступлением этого молодого мужчины: его голосом, его чувствами... Она ласкалась щекой о подаренную им розу, а в глазах блестела печаль...

Медленно подходил к ней Пётр. Но, чем ближе становился, тем больше был уверен, что видит перед собой свою супругу. Множество вопросов и чувств переполняло, но он встал за её спиной и прикоснулся к кружевам наряда, будто поправлял их на оголённых плечах:

- Мы не успеваем соскучиться друг по другу, - прошептал он на русском языке...

Пётр любовался прекрасными чертами супруги, а та будто упрямо скрывала себя, хотя чёрная кружевная маска, закрывающая только её глаза, всё равно не помогала скрыть, кем является на самом деле. Услышав обращение к себе, она тихо молвила в ответ тоже на русском:

- В таком случае,... так и буду спать в соседней комнате, а не в твоей постели. Спи с другом и дальше. Можешь ещё друзей позвать.

- Виноват, - погладил он осторожно её обнажённое от кружев платья плечо. - Лучше поселить в соседнюю комнату этого моего друга.

- Тебе не нравится спать с ним? Он храпит?

- Вовсе нет... Просто он мужчина, - склонившись ближе к уху, усмехнулся Пётр. - У меня, в отличие от того, чьё пение тебе нравится больше моего, интерес исключительно к женщинам.

- Поверь, и он боготворит женщин... Он носил меня на руках!

- Я видел... Но и я носил на руках тебя, - с подступающей обидой прошептал Пётр, и Иона с нежностью в глазах и голосе повернулась к нему лицом:

- Этот человек отчаянно влюблён, - вдохнула она аромат розы и не скрывала, что грустит.

- В тебя?

- Петенька, - с удивлением взглянула она.

Оба замолчали. Оба общались взглядами. И только закончившаяся песня заставила Петра вновь взглянуть на выступающего: того самого подозреваемого в убийстве Линдберга.

- Ах, какая песня, - с восхищением молвила его супруга рядом, вместе с публикой аплодируя этому поклонившемуся молодому исполнителю в маске.

Пётр с натянутой улыбкой смотрел на неё и не хотел принимать тот факт, что любимая любуется другим мужчиной, тем более преступником. Помня тот день на берегу, когда увидел лицо его, красивое, мужественное, Пётр стал больше и больше наполняться чувством ревности.

- Эту песню когда-то написал отец его возлюбленной, - молвила довольная Иона. - А Генрих перевёл на французский. Алекс пел эту песню и при английском дворе, пока служил там последние четыре года.

- Сколько тебе известно, - не скрывал ни удивления, ни недовольства Пётр, глядя в её глаза. - Ему самому было не сочинить? Пел одну и ту же песню?

- Ты мало знаешь, Петенька, - нежно улыбнулась она, но понимала чувства.

Взяв за руку, Иона повела за собою на улицу. Пётр молча следовал, покоряясь всему, что она задумала. Когда же супруга привела его на узкую улочку, которая закончилась в закоулке, в мёртвом углу между домов, он не выдержал...

- Иона, - захватил он её в крепкие объятия.

...Прижал к стене, жадно целуя в губы, пока руки обоих пытались скорее добраться до друг друга, чтобы утолить,... утолить ту жажду разгорячившихся в страсти тел. Всё было быстро,... ярко,... безудержно... Оба стонали от восторга и наслаждения.

Когда же отдышались в объятиях друг друга и стали поправлять одежды, взгляд Ионы пал на лежащую у ног розу, которая выпала из рук сразу, как оказалась в объятиях милого.

- Надо же, - подняв цветок, улыбнулась она. - Алекс каждый раз дарит мне розу.