Крест Марии (СИ) - Фонд А. - Страница 14

Для успокоения совести я пробежалась по коридору, но калоши норовили свалиться с ног и бежать было мучительно. Так что это тоже не подходит.

По крайней мере сейчас.

Читать тоже не выходило пока. Я открывала книгу и внимательно вчитывалась в строчки. Но мысли были заняты тайнами Левонтии, Маруси, и остальных. А ещё не давали покоя мысли, что это за жадные луковианцы такие. Где мои предшественницы с ними пересекались? Пересекусь ли я с ними? Когда?

Все эти маленькие и большие вопросы сбивали меня и не давали возможности понять текст. Поэтому книгу я с досадой отложила. Потом почитаю. Когда совсем скучно будет.

Петь. Я попыталась спеть романс, но слова забыла, да и желания не было. Так что петь тоже не стала.

В общем, из моего плана пока что выходит только общее задание – отмывать камеру. Чем я и занялась. Вот только кожа на руках становилась всё хуже и хуже.

Решено. Вот домою ещё один участок, к боковому коридору и займусь собой. Да. Выделю один день на СПА. Вообще надо раз в неделю собой только заниматься. А что, время у меня есть, могу себе позволить.

Я думала-думала и придумала. Пусть это временное решение, но я его буду использовать. Я обмотала руки тряпками (пришлось пожертвовать кусок ситцевой ткани, но ничего не поделаешь, надо). Надо будет сшить перчатки для хозяйственных работ. Моя бабушка всегда работала только в перчатках, и на огороде, и в избе. Соседки над ней посмеивались, зато руки у нее до самой старости были в прекрасной форме.

Первая стыковка произвела на меня неизгладимое впечатление.

Я тихо мирно сидела на топчане и вязала носок (второй уже). И тут послышался скрежет. Я аж подпрыгнула от неожиданности. Подскочив, я увидела, что огромный люк на боковой стене большого ответвления внезапно начал отодвигаться в сторону. Оттуда пошел свет. Зеленоватый, тусклый свет.

Меня распирало любопытство и страх. Но ничего не поделаешь, нужно было посмотреть, что там. Сжав всю свою трусливость в кулак, я торопливо сунула ноги в калоши и заторопилась к люку.

Пока я дошла, кусок металлического люка отъехала почти полностью и моему взгляду открылся огромный зев, по форме похожий то ли на окно, то ли на продолговатый иллюминатор.

Но больше всего меня поразило то, что снаружи к моей келье пришвартовалась другая такая же келья.

Окно к окну.

С той стороны на меня смотрело лицо человека. Широкое курносое лицо. Мужское. С небольшой аккуратной бородой и бакенбардами.

От волнения я сглотнула.

Это был первый увиденный мною здесь человек.

И тут я поразилась ещё раз – стекло на окне с легким шуршанием поехало вверх. И у этого человека тоже.

– Добрый день, сударыня, – чинно поздоровался человек. – Фёдор Кузьмич.

– Д-д-добрый, – пробормотала я внезапно охрипшим голосом. – Мария. Мария Ивановна.

– Очень приятно, Мария Ивановна, – чуть склонил голову Фёдор Кузьмич. – Вы, как я смотрю, недавно?

– Д-д-да, – кивнула я.

– На обмен есть что? – спросил он.

– Что? – не поняла я.

– Может быть передать что-нибудь? Кому?

Я захлопала глазами.

– Ах, да вы же совсем зелёная в нашей действительности, – спохватился Фёдор Кузьмич. – Могу ответить на ваши вопросы. На два.

– Почему на два? – не поняла я.

– Время, – лаконично кивнул Фёдор Кузьмич на мигающую лампочку.

– Где мы? Когда меня выпустят отсюда домой?

– О! Бедное дитя, – сочувственно взглянул на меня Фёдор Кузьмич. – Мы в жопе. И отсюда выхода нет. Однако, ходят слухи, что некоторым счастливчикам удается.

– Как?

– Нужно отсидеть здесь сорок лет. Мда-с. От звонка до звонка. И вот тогда вы станете свободны. – Фёдор Кузьмич грустно хохотнул.

Я похолодела.

Он ещё что-то говорил, этот человек, а я стояла, застыв, в шоке. Сорок лет! Мне сейчас сорок четыре. То есть я освобожусь в восемьдесят четыре года! Нужна ли мне такая свобода потом будет?!

Слёзы сами потекли по щекам.

Я даже не заметила, как свидание давно окончилось, шлюз захлопнулся, и я опять оказалась отрезана от всего металлической стеной со вздувшейся шпаклёвкой на кирпичной кладке.

Всё стояла и стояла, тупо уставившись на стенку. Стояла до тех пор, пока совсем не замёрзла. Лишь когда меня заколотило, я пришла в себя и медленно побрела к топчану.

Не знаю, сколько я так просидела.

Делать вообще ничего не хотелось. Хотелось умереть.

Ну а зачем жить? Зачем?! Чтобы потом, через сорок лет, выйти на свободу иссохшей старухой с трясущимися руками? Зачем мне такая свобода? Зачем?!

Помню я плакала. Долго плакала. Навзрыд, с воем, соплями.

Затем уснула.

Не хотелось вообще ничего.

В спасительной тиши тьмы было так хорошо и уютно. Хотелось остаться тут навсегда.

И тут внезапно меня аж подбросило, вышвырнув из сна.

Что такое? Сперва не поняла я.

Но потом до меня дошло – пока дёргать рычаг.

А зачем? Чтобы продлить агонию ещё на сорок лет?

Нет!

Не хочу!!

Не пойду!

Сдохну тут! И пусть всё катится к чёрту!

Я что-то ещё выкрикивала и выкрикивала, сердце билось всё быстрее и быстрее. Сама не своя, я вдруг соскочила на пол и бросилась к рычагу.

Дёрнула.

Фух. Успела.

Глава 6

Я прислонилась разгоряченным лбом к холодной стене. Сердце стучало, как бешеное, где-то в районе горла.

Не знаю, сколько я так простояла, в каком-то исступлении. Если бы не холод, окутавший босые ноги, возможно, стояла бы ещё.

Но я замёрзла и заторопилась обратно.

Там, на топчане, я влезла под одеяло и закуталась в уютный кокон. Сон больше не шёл. Я всё думала, думала. Вспоминала мою прошлую жизнь. Геннадия, Бенджамина, Пашку, Мадлен, старика Огюста, родителей, бабушку. Всех вспоминала…

Готова ли я лишить себя жизни? Я только что чуть не отбросила себя обратно. Сейчас время между дёрганием рычага составляло уже больше часа, примерно час двадцать. Вполне хороший период, чтобы можно было поделать дела, или отдохнуть. А я чуть не отправила все обратно на три минуты.

Как вспомню – так вздрогну.

Я понимала только одно, хоть такая жизнь мне не нравится, но умирать без пищи и воды, в абсолютной тьме, в стремительно охлаждающемся бункере я не смогу.

Это ужасно. Ужасная смерть.

Нет! Не хочу так!

А значит, мне нужно жить. Дальше жить.

Пусть моя жизнь уже не будет полноценной. Пусть я больше не познаю любви. Но зато у меня остаются мелкие повседневные радости: неплохая сытная еда. Недавно даже яблоко мне дали. Теплое помещение. Относительно тёплое, но тем не менее. Одеяло и подушка. Калоши. Кусочек мыла. Несколько книг. Изредка свидания с другими людьми. Живыми людьми.

Ну и хватит с меня и этого. Вон у некоторых и того нету.

Нужно быть как Нюра. Радоваться тому, что есть. Нужно научиться получать удовольствие от обычных вещей.

Нельзя быть такой жаднючей жадиной, как я.

Так, слегка успокоив себя, я зажила дальше…

Ну как зажила? Продолжила существование в относительном комфорте.

А затем произошла ещё одна встреча. Женщина. Вера. Точнее – Вера Брониславовна. Немолодая уже. Лет сильно за пятьдесят. Но неожиданно ухоженная. Я спросила, как ей удается. Она улыбнулась улыбкой Моны Лизы и протянула мне сало. Маленький такой кусочек. Почти мумифицированный, но тем не менее это был хоть какой-то, но жир.

– Держи, – сказала она, – вытопи. Положи на трубу с горячей водой. Или лучше выплавь на свечке. Есть у тебя свечка?

Я отрицательно замотала головой.

– Вот, возьми, – она протянула мне небольшой огарок и коробочку спичек.

Я заглянула. Там было две спички.

– Спасибо, – пробормотала я, стараясь справиться с внезапным комом в горле.

– Ничего, – понятливо усмехнулась она. – Это ничего. Не переживай. Все мы когда-то так начинали…