Писатель: Назад в СССР 2 (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 46

И вот однажды в его почтовом ящике оказывается конверт. Отправитель — незнакомое имя, другой город. Впрочем, недалеко. Предчувствие вползает в душу, забытый Ягервальдвдруг почему-то вспоминает детство, узкие булыжные улочки, ослепительные солнечные блики на волнах Рижского взморья… Дома, вскрыв конверт, он без труда читает шифр в пустяковом тексте и понимает, что тридцать лет полузабытья кончились, под старость лет к нему пришла иная жизнь, и надо делать выбор…

Бог ты мой, думал я, глядя, как за моим неясный отражением несутся темные тоннельные стены. Какое тут психологическое поле! Какие ретроспективные сцены можно развернуть! Как показать душевное состояние персонажа в картинах ночного квартала!.. Редкие огоньки окон и фонарей, звезды в разрывах темных облаков, дыхание прохладных ветров… Берусь! Непременно возьмусь, напишу такое, что планета зашатается, черт ее возьми!..

На лютом позитиве я и ворвался домой, где Настя встретила меня шикарным горячим обедом и напоминанием о завтрашнем съемочном дне.

— Завтра — это завтра, — ответствовал я, налегая на щи из кислой капусты, а сегодня есть тема…

На второе оказался гуляш с пюрешкой — просто и дико вкусно. Я слопал порцию, попросил добавки, употребил и ее, думая, как могли в Насте сомкнуться столько талантов. Талантливая актриса, красивая и умная женщина, превосходная хозяйка… Хотя и мудрствовать тут незачем: сошлись звезды, и сошлись, повезло тебе и повезло, стало быть, надо использовать это на всю катушку. То есть, работать, работать и работать!

Что я и сделал немедля после обеда. Заряжая чистый лист в пишущую машинку, слушая знакомое пощелкивание валика, я уже чувствовал необычайный прилив куража, мне не терпелось начать, Ягервальд стучался изнутри, требуя, чтобы я поскорее начал создавать его судьбу…

Итак, ночной город. Тихо. Ветер шелестит листвой. Одинокий старик смотрит в окно. Что делать?..

Порвать конверт, письмо, выбросить клочья и забыть, ровно и не было ничего?.. Нет. Не вариант. Если нашли, теперь не отстанут. Кто бы это ни был. Это щупальца ЦРУ или БНД, неважно, они теперь действуют заодно. И раз одно из них дотянулось… Не забыли! Либо еще есть те, кто помнит, либо информацию передали «по наследству», и вот зачем-то нажали кнопку «пуск» спустя много лет.

Наутро пенсионер говорит соседке, что старый фронтовой друг приглашает в гости. Съезжу, говорит, к нему на недельку. Отдает ключи, просит поливать цветочки, заглядывать в почтовый ящик и уезжает. И правда, что недалеко, километров триста. Полдня на поезде. Останавливается в гостинице…

Нет! Нет. Пусть будет так: в письме он должен прийти на адрес. Тот тоже зашифрован в будничном тексте, но агент легко расшифровывает его. Улица, дом, квартира. Пароль. Приходит. Дверь открывает человек примерно его возраста. Гость произносит ключевую фразу.

Секунда промедления. Даже полсекунды — и в ответ звучит отзыв.

— Проходите, — хозяин отступает на шаг. — Значит, вот так теперь.

— Выходит, так, — гость входит, снимает шляпу. — Верно говорят, что никто не забыт, ничто не забыто. Правда, в нашем с вами случае эти слова насыщены другим смыслом…

Забыв про все на свете, я свирепо барабанил по клавишам, чиркал ручкой по напечатанному, выдергивал измаранные листы, в азарте заряжал чистые, начинал лупить по новой. Время пролетело, и оглянуться не успел. Короткий зимний день быстро свалился в сумерки, те растворились в ночи. Настя, смеясь, заглянула в комнату:

— Товарищ автор! Не проголодались?

— Есть слегка такое, — бодро откликнулся я. — Но оторваться не могу!

За ужин я уселся, когда синопсис был практически готов. Оставалось дописать схему финала, может быть, поправить два-три эпизода, но в целом мне все было ясно. В таких случаях даже надо отложить работу, пусть кураж перекипит, угомонится. Тогда обязательно найдется что-то интересное, необычное, две-три золотых сюжетных искорки, которых не заметишь в творческом жару. И я заставил себя отлипнуть от машинки, оставив в ней недопечатанный лист.

Наверное, нечего и говорить, что интеллектуальный пыл легко перешел в сексуальный. Полночи пронеслись в горючих страстях, и это хорошо. На съемочной площадке нам надлежало быть в одиннадцать утра, так что какое-то время отоспаться все же было.

Правда, все же мы едва не проспали. Ночные бдения дали о себе знать. Вскочили как угорелые, понеслись не позавтракав.

— Соседушка, тоже мне… — ворчала на бегу Настя. — Мог бы и прихватить с собой!.. — в адрес режиссера.

— По-моему, он сегодня дома не ночевал… — я не оправдывал нашего сподвижника, а просто констатировал факт.

— Ну, это с него станется…

Все это произносилось взахлеб, в запарке — мы бежали к метро, поминутно оглядываясь: не покажется ли свободное такси.

Повезло! Есть зеленый огонек. Ушлый водила вмиг зарядил нас на пятерку, хотя езды было максимум на три с полтиной. Но здесь уж торговаться не приходилось.

В павильон влетели вовремя, хотя «соседушка» и покосился на нас малость с недовольством.

— А вот отдельные творческие личности, — произнес он как бы в пустоту, — имеют обыкновение всегда опаздывать. Потому что они, видите ли, творческие, и закон им не писан…

— Вы кого имеете в виду? — ледяным тоном осведомилась Настя.

— Да бывают такие… — отделался наш начальник туманной фразой.

Как бы там ни было, съемка началась. И удивительное дело! С первых секунд я ощутил, что дело, как говорится, пошло. Вдохновение. Перед самым началом я попытался расслабиться, включить нечто вроде аутотренинга: по Настиной рекомендации…

Она вообще мне много интересного успела рассказать из актерского мастерства. Как это дело ставили на научную основу Станиславский и не только он. Как надо входить в образ, превращаться в своего героя. Как это сначала немного пугает, а потом привыкаешь к внутреннему преображению. Как вживаться в пространство сцены — по сути, ловить невидимые токи толпы, то есть зрительного зала, как заряжаться энергией зрителей… Говорила она и о том, что в процессе киносъемки артист лишен этой энергетической поддержки, и приходиться как-то возмещать это из партнера, из самого себя, особенно, если съемка павильонная, потому что на природе помогает биосфера, живое пространство планеты, а в помещении. Были у нас разговоры и о том, как из образа выйти. Вообще сделать так, чтобы предыдущие персоны не бродили в тебе, не мешали сливаться с рабочей личностью… Короче говоря, тонкостей тут немало.

Я не актер, конечно, но и мои герои живут во мне: и «спящий» агент, и пока еще безымянный главный герой с пока неведомой судьбой… И я, признаться, побаивался, как бы они не стали мешать мне сейчас. Но нет! Напротив, прямо волна вдохновения подхватила меня, я и сам чувствовал, что все в масть, все в десятку: слово, жест, мимика. Ну, может, где-то смазал чуть, где-то махнул рукой чуть больше, чем надо, но в пределах нормы. И главное, я ощутил, как в ключевой сцене меня поддержала Настя, мы с ней прямо шестым чувством угадывали друг друга. Как двигаться, смотреть, говорить — все это у нас превращалось в гармонию словно само собой, непринужденно.

Такое, видимо, бывает редко. И вот тут даже я, дилетант, понял, какую огромную роль играет взаимопонимание партнеров! Как это работает на результат! Конечно, актеры-профессионалы наверняка смогут отыграть сцену на «отлично», будучи равнодушны друг к другу, и даже испытывая неприязнь. История мирового кинематографа знает такие классические случаи. Но и у них бы получилось лучше с гармонией! На пять с плюсом.

Впрочем, это побочные рассуждения. Бог с ними. Мы с Настей в этот день сумели прыгнуть выше головы. По крайней мере, я. Дублей не было. Режиссер, помолчав для важности, изрек заветное:

— Снято! — и наш рабочий день кончился.

Только теперь я ощутил, как вымотался. Усталость навалилась на спину, на плечи… Наверное, это как-то отразилось на лице, потому что Настя весело подмигнула:

— Что? Наработался?