Пётр Романов. Второй шанс - О.Шеллина (shellina) - Страница 9

Второй момент, который меня волновал, что с моим дедом и родителями произошло? Неужто и здесь они разругались до смертельной ненависти? И что же мне снова сиротой быть, только на этот раз при живых родителях? Не слишком меня подобное положение дел устраивало. Не должно оно так быть, неправильно это. Радовало только то, что дед мой жив был, а я вроде у него всё время своё проводил. Но почему не научил он меня, точнее, прежнего меня, до моего перерождения делу ратному, да чтоб отпор мог дать обидчикам. Нелёгкое это дело, думать за другого, да ещё и в мире, где не известно мне ничего.

Мысли плавно перетекли к тому, что моя душа вот так странно переродилась. Жалею ли я? Нет. Лучше уж так, чем на арфе, на небесах тренькать, вниз на людей неразумных поглядывая. Это, ежели мои грехи не слишком апостолу Петру тяжёлыми показались бы и отворил он для меня Царствие небесное. А ежели нет? Грешил-то я, будь здоров, на три жизни хватило бы, и не только для того, чтобы просто выжить и не быть удавленным или отравленным, как в том случае, когда Меншикова со всем семейством со свету сжил. Да и того хватило бы на отдельную сковородку. Или помыслы всё же важны? Я не знаю, не слишком ревностным христианином я был. В любом случае, лучше уж так, чем небеса или котёл.

Глаза сами собой начали закрываться, и я даже не сменил позы, чтобы не вспугнуть столь долго ожидаемый сон.

Я понял практически сразу, что это никакой ни сон был. На меня обрушилось всё то, что знал, читал и видел Пётр Алексеевич Романов восемнадцати лет отроду, в чьём теле возродилась моя душа – Петра Алексеевича Романова пятнадцати лет отроду, бывшего императором Всероссийским. Голова была готова лопнуть, но я даже застонать не мог под напором того, что лилось на меня сплошным потоком. Меня словно пригвоздило к постели, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой. Не знаю, сколько это продолжалось, по мне так пару веков, но, когда все внезапно прекратилось, и я сумел открыть глаза, в комнате было так же темно, а где-то в темноте храпел Карамзин. Голова болела от переполнявшей её информации, и я постарался разложить её по полочкам, с каким-то весёлым ужасом чувствуя, что и ход мыслей изменился, стал быстрее, и слова новые появились, и, что самое главное, я знал, что они означают. А ещё я понял, что могу больше не совершать автоматически, не думая, то или иное действие, вроде открытия кранов в душе, полагаясь на память этого тела. Тот, кто отдал мне сейчас эту память, сделал это полностью, без остатка, так что теперь придётся вспоминать и совершать действия осознанно. Вот только я всё ещё оставался именно что Пером Романовым, императором Всероссийским, хлебанувшим в своё недолгое правление столько дерьма, что никогда мне уже не быть послушным чужой воле Петенькой Романовым, которого здесь все знали.

Я снова закрыл глаза, и чтобы уменьшить распирающую головную боль, начал накладывать чужую память поверх своей, как кальку, заставляя при этом собственную отодвигаться в сторону, но полностью не стирая, чтобы она не мешала мне начать жить в этом мире полноценной жизнью, но и помочь могла, ежели надобность в этом возникнет.

Начать с того, что это всё же другой мир, коих, как оказалось, великое множество, и родились они в тот момент, когда какое-то событие пошло по другой дороге. В истории этого мира всё случилось в тот момент, когда неподалёку от Костромы, в тех самых болотах, где однажды один старик водил ляхов проклятущих, упал с неба огромный камень. Камень тот пробил землю, и вся вода болот рухнула вниз, образовав в иге пещеру с озером посредине, где камень тот лежал прямо в центре и мерцал зелёным светом. Откуда я это знаю, про то, что мерцает камень и по сей день? Да Петька в ту пещеру аккурат этим летом, за три дня до отъезда в школу, залез. Зачем? Вот тут память дала сбой, похоже, что он и сам не понял, на кой хрен его туда понесло.

Вот с того времени и прошли изменения, и родился новый мир, в который пришла магия. Именно она позволила Годуновым пережить лихую годину, потому что её просто не случилось. Не было ни голода, ни неурожаев в течение нескольких лет подряд, и ляхов от границ отогнал, да так вломили, что Речь посполитая прекратила своё существование, а вся землица Российской империи отошла.

А после началось то, что сейчас называют Великий прогресс. Учёные, которым то зелёное сияние по мозгам не хуже, чем армия Бориса Годунова по ляхам, вломило, начали изобретать все новые и новые штучки, со всей возрастающей скоростью. За сто лет мир изменился до неузнаваемости. От того, к чему я привык до… вот этого всего. Самое-то главное, что в таких изменениях? Неспособность многих людей принять новое, но камень сияет до сих пор, и с принятием проблем особых нет. Где уж тут чего не примешь, когда маги царские тучи отгоняют от полей, да заставляют пшеницу добро уродиться.

Сразу после того, как закончилась война с Речью посполитой, родились кланы. Клан изначально из одного дворянского рода состоял, но потом это понятие расширилось, и кланом стали называться образования по праву вассалитета, то есть, какой-нибудь захудалый род мог вполне прийти к тем же Романовым и под гарантии безопасности и много чего ещё присягал клану и входил в него, приобретя или же сменив клановую принадлежность. Но сменить клановую принадлежность можно было только в том случае, если твой род сам ранее был основой клана, или же, если род, являющийся основой твоего клана, пресекся.

Клан Романовых считался средним, но деятельный дед, очень похожий и статью, и характером на моего, постепенно его расширял и с таким подходом скоро точно всю губернию захватит. На этом фоне произошла размолвка с моими родителями. Алексей Петрович категорически отказывался помогать деду в его попытке возвысить клан, потому что у деда была цель – сделать к концу жизни так, чтобы клан Романовых вошёл в первую десятку крупнейших и сильнейших. А вот отца и теперешнее положение вполне устраивало. Ну прямо как я помнил, чтоб их черти разорвали.

Дальше шли воспоминания самого Петеньки, укладывая их в голове, я только морщился. Ну как можно такой тряпкой-то быть? Уж если на то пошло, у меня самого дела куда как хуже были, но и то пытался трепыхаться, и что-то делать, а тут… Он вообще ничего никогда не делал, полностью подчинившись воле деда, что, кстати, последнего дико раздражало. Зато мне стала понятна странная бычья агрессия Агушина в отношении моей персоны. Наташка, вот что это была за причина.

Наташку хотели за него отдать замуж. Отец договаривался с Агушинами, но тут и сама Наталья, и дед, и, как ни странно, Пётр, встали на дыбы. И если деда не устраивала сама идея этого брака, то меня и Наталию не устраивал Агушин. Ну и не удивительно, Наташка-то красавица, да ещё и старше его немного, что ей за надобность с этой семьёй родниться, отец на этот счёт только говорил, что так для семьи надо. Этим родители окончательно от своих детей отстранились, потому как Наташа перешла на сторону деда и теперь с отцом родным практически не общалась. При этом сам Агушин вбил себе в голову, что это именно я настраиваю сестрицу против него. Ну что тут сказать, если раньше и не настраивал, то сейчас точно буду, потому что мне очень сильно не нравится этот убогий.

Дед, кстати, на прачке чухонской не женился здесь. И Меншикова рядом с ним не было, и вот это оказалось для меня самой лучшей новостью. Ради этого можно было смириться с очень и очень многим. Например, с тем, что Лизка в итоге не родилась. Ну да бог с ней. Всё равно из этой греховной связи ничего путного не получилось.

А ещё ко мне пришло осознание того, что же такое магия. Сосредоточившись, как учили Петра, я ощутил, как по жилам вместе с кровью течёт нечто одновременно тёплое и обжигающе – ледяное. Приоткрыв один глаз, я посмотрел на руку, где посреди ладони маленький огонёк пламени слился в танце с ледяным ветром. Теперь, когда я понимаю, что нужно делать, необходимо попробовать всё то, чему учили и воспроизвести уже осознанно, включая и щит.

Только вот Петька местный магии боялся до дури. Почему и с чем это было связано память мне, к сожалению, не подсказала. Были только голые факты без эмоций, их сопровождающих. Всё, что у него получалось и то, что заставляли его делать на занятиях, приводило Петра в какой-то шок, в котором он не мог ни говорить, ни двигаться. А после того как огненная магия в нём пробудилась, так совсем сознание потерял, прям, как и говорил Агушин при первой нашей встрече. Нужно будет теперь довольно сильно постараться, чтобы репутацию свою улучшить, потому что никто всерьёз Петьку не воспринимал, и друг у него был один, Дмитрий, который всегда поддерживал его, несмотря на то, что и сам за это отхватывал. Что двигало им было непонятно, но никакого зла от Карамзина память так и не смогла мне показать.