Столичный доктор. Том III (СИ) - Линник Сергей - Страница 26

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Послѣдовало Высочайшее соизволенiе на созывъ въ январе 1896 года съ 15-го по 22-е число включительно въ С. Петербургѣ всероссiйскаго съѣзда для обсужденiя мѣръ борьбы съ сифилисомъ. Извѣстно, какие широкiе размѣры приняла у насъ эта дурная болѣзнь, в особенности среди сельскаго населенiя, для котораго большею частью недоступно правильное лѣченiе. Понятна поэтому вся важность предстоящаго съѣзда.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Докторъ Романовскiй изъ петербургскаго отдѣленiя «Русскаго Медика» сдѣлалъ сенсацiонное открытiе, позволяющее опредѣлять наличiе возбудителя сифилиса у человѣка по исследованiю его крови.

Хороший дом, этот номер седьмой по улице Моховой. Большой и светлый. Четыре этажа с фасада, во дворе два флигеля. Вот сразу смог представить здесь больницу. Повесим вывеску новой компании «Российский медик» — и всё тут же должно образоваться. Моховая улица широкая, рядом Нева, Летний сад…

Показывал это всё добро поверенный, пан Макович. То ли он так и не избавился от варшавского прононса, то ли пытается добыть себе очков влияния иностранным акцентом — не знаю. Мне неинтересно, мы его не нанимали. Саму владелицу, теперь уже почти бывшую, княгиню Веру Федоровну Оболенскую, я и не видел даже. Наверное, до такой мелочи она решила не снисходить. Или ее и вовсе в Петербурге не было. Гордый поляк не сообщил.

От нас выступал простой выкрест, Михаил Семенович Бритвич, широкоплечий шатен лет сорока. И говорил он по-русски в стиле дикторов отечественного радио, так, что любые слова начинали звучать монументально и весомо.

Специалисты в области строительства дали свое заключение заранее, скрепив акт осмотра страниц на десять аж пятью подписями. Резюме: сносу такому замечательному зданию не видно в уходящих вдаль веках, косметический ремонт требуется незначительный в помещениях по списку.

На третьем, господском этаже, с самыми большими окнами и самыми высокими потолками, свободных квартир было две. Номера семь и девять. Конечно же, я выбрал седьмой. Из него вид получше. Хоть и понимаю, что новизна скоро приестся, и я буду взирать на красоты за окном с равнодушием, но поделать ничего не мог. И номер счастливый, как без этого.

Квартиры четыре и пять занимает контр-адмирал Степан Осипович Макаров. Сейчас он где-то в морях-океанах, поэтому со знаменитостью познакомиться не получилось. Надеюсь, пока. Ибо о чем поговорить с командующим флотом в русско-японской войне, у меня есть. Может не напрямую, но намеками точно. Как говорится, что такое удача, и с чем ее едят.

Но само здание я осматривал на ходу. Меня же интересовали два больших флигеля во дворе. Именно там Романовский предлагал сделать стационар. А уж если дело пойдет и понадобятся новые площади, то у нас будет время переоборудовать первый этаж, или даже второй, основного здания. К тому же, там и от чужих глаз подальше, и с охраной попроще.

— Что же, господа, мы готовы, — сообщил я всем, пошушукавшись в сторонке с Дмитрием Леонидовичем.

И десять минут спустя здание в центре столицы Российской империи стало практически моим.

На сцене появились новые действующие лица — заместитель по хозяйственной части Николай Дмитриевич Баркарь, отставной каптенармус лет сорока, и старшина строительной артели Ринат Гайдулин. А что время тянуть? Работать надо начинать, а у нас еще конь не валялся.

Хотелки я до исполнителей довел, сроки готовности через десять дней услышал. Там особо много и делать не надо. Директора нашел Романовский, рекомендации предъявил самые лучшие. Вот пусть с ним Тубин занимается и доводит, что у нас воровать не надо, а лучше получать хорошее жалование долго и постоянно.

Телефон имелся в моей новой квартире, и он работал. Так что я поднялся, и телефонировал по номеру, который значился на визитке, скромной и лаконичной.

— Здравствуйте. Профессор Баталов вас беспокоит. Думаю, через две недели начинаем работу. Пока можете найти меня в гостинице «Англия», номер пять. Телефон — тысяча ровно.

Наши партнеры из высших сфер дали жару в области пиару. Я бы так не смог, даже зная куда заходить и сколько заносить. А так — позвонил по указанному номеру, сообщил о готовности — и понеслось. Я благополучно остался в тени, подставив под огонь партнера. Романовскому придется торговать лицом не очень много, и без него разберутся, специалистов, я думаю, хватает. Короче, Дмитрий Леонидович сполна познает бремя славы.

А пока окончательно набираем медицинских сестер, санитаров, и прочий люд. Нам, конечно, только кастинги проводить, а технический персонал пусть директор нанимает.

Я же лучше по медицине. Административная работа мне, как и любому нормальному врачу, очень не нравится. Вот операцию произвести могу. Перевязку сделать — запросто. А как начинаешь читать эти ужасные официальные письма, да еще и отвечаешь на них — сразу чувствуешь, что время потрачено напрасно. Как вспомнишь «Русский медик», особенно поначалу, так сразу хочется выдать большой петровский загиб, специальное издание для медиков, исправленное и дополненное.

Консилиум вместе со Склифосовским мы провели, как и договаривались. Манассеина привезли из дома, уложили на стол в смотровой, и мы приступили. Кроме нас двоих присутствовали еще пятеро статистов, не проронивших ни слова за все время. Хотя нет, поздоровались, когда вошли.

Температура в норме, давление, пульс, дыхание — никаких нареканий. Состояние после первого этапа гемиколэктомии удовлетворительное. Кожа вокруг выведенного на переднюю брюшную стенку просвета толстого кишечника слегка мацерирована, чуточку воспалена, но это и понятно — ситуация к этому неизменно ведет. Вес больной набрал, четыре килограмма, что не может не радовать.

— Ну что, Николай Авксентьевич, готовы? — спросил я в конце осмотра.

— Хоть сейчас! — с энтузиазмом воскликнул Манассеин. — Надоело уже, словами не передать. Хочется, знаете ли, чтобы естественным путем…

Верю, что хочется. Больные с почечной недостаточностью, которые только диализом спасались, после пересадки почек в один голос заявляли, что самое большое счастье для них — нормально пописать.

Саму операцию, если не помнить, что первая в мире, и вспоминать нечего. Без сюрпризов, как я люблю. Провели ревизию лимфоузлов, и я уступил место главного Склифосовскому. Уж кишечным швом он не хуже моего владеет. Ну и хозяин, ему карты в руки. Пусть будет операция по Баталову-Склифосовскому, да хоть и вовсе без меня. Не претендую.

Но когда на разборе полетов сказал об этом Николаю Васильевичу, тот, обычно спокойный и чуть флегматичный, даже вспылил.

— Как вы могли подумать о таком⁈ — начал он отчитывать меня. — Вы — единственный автор! И я горжусь, что принял в этом участие! Помяните мои слова, я завтра же табличку закажу, что великий хирург Баталов здесь первый в мире провел двухэтапную гемиколэктомию! Чтобы помнили! Сам у двери в операционную прикреплю и буду протирать каждый день!

— Я согласен, только давайте без слова «великий», я вас прошу, — решил я перевести это в шутку.

Склифосовский раскраснелся, явно давление поднялось, как бы не случилось чего. А то будет мне памятная табличка… в другом месте где-нибудь. И натирать придется тоже самому.

На этом наш разговор за «рюмкой чая» не закончился.

— Я имел длинную беседу с Вельяминовым, — Склифософский подлил мне коньяку. — Помните тему солдатских аптечек?

— Как же, как же, — покивал я. — Мы еще обсуждали обучение санинструкторов в ротах.

— Так вот, Николай Александрович лично участвовал в маневрах гвардии, как военный врач. Правда, это еще при Александре Третьем было. Сейчас он от дел отошел, но, как говорится, руку на пульсе армейский медицины держит. Готов в скором будущем устроить общую встречу с питерскими военными медиками.

— Сейчас никак — сами понимаете, открытие больницы, а потом я уже буду в Германии — все, что мне оставалось — это развести руками. — Николай Васильевич! Может быть, вы сами? Там же ничего сложного. Жгуты, перевязка, таблетки с активированным углем, как правильно эвакуировать с поля боя. Курсы по обучению. За день можно натаскать.