Красная карма - Гранже Жан-Кристоф - Страница 24

Эрве снова погрузился в мечты: он никак не мог забыть свой визит на бульвар Инвалидов. Там они с Николь не меньше четверти часа повторяли одну и ту же мантру, держась за руки…

Oмм… Омм… Омм…

– Это такое благословение, – объяснила Николь.

Но его благословением стал белый трикотажный треугольничек, выглядывавший из-под рубашки в запретном, укромном местечке. Эрве стыдился своих пошлых мыслей, но сейчас он уже не был прежним сентиментальным дурачком, которого проще простого обвести вокруг пальца, этаким пятым колесом в телеге. Теперь он был мужчиной, вожделевшим эту женщину, самцом, жаждущим овладеть своей добычей. А что – недурно же сказано? И он чувствовал себя в этой новой роли вполне свободно.

– Эй, очнись! Совсем замечтался?

Эрве пришлось еще раз встряхнуться и забыть эти мысли. Жан-Луи вернулся на свое место и поставил на стол две новые чашки кофе.

– Извини, задумался. Никак не очухаюсь после вчерашнего.

– О’кей. Я спрашивал, припомнил ли ты…

– Что именно?

– Когда ты в последний раз видел Сюзанну живой?

– Да, вспомнил. И что?

– Она не показалась тебе встревоженной или напуганной?

– Вовсе нет. Сюзанна была очень увлечена демонстрациями, участвовала во всех, какие были. И при этом всегда такая веселая, в отличном настроении.

– Она не чувствовала, что за ней следят, что ей что-то угрожает?

– Нет… во всяком случае, мне она ничего такого не говорила.

– А ты никогда не встречал ее с каким-нибудь странным парнем?

– Странным… в каком смысле?

– Ну, из тех, что слишком назойливо пристают к девушкам. Кроме тебя, разумеется.

Эрве пожал плечами:

– Нет, ничего такого я не замечал.

– Например, парень, проявлявший чрезмерную жестокость к полицейским во время демонстраций?

– Да чем ты только занимался в последние недели? – гневно вскричал Эрве. – Студенты и ажаны устраивали мордобой чуть ли не каждый вечер, и уж поверь мне – ваши были куда более жестоки, чем наши!

– Ну разумеется! – И Жан-Луи бросил на стол несколько монет. – Ты знаком с кем-нибудь из Школы изящных искусств?

– А при чем тут изящные искусства?

– Дело в том, что Сюзанна по вечерам работала в мастерской трафаретной печати при этой школе. И я сильно подозреваю, что там-то она и кадрила своих кавалеров.

Этого Эрве не знал. Да он и вообще мало что знал об этой троице подружек, просто хорошо чувствовал себя рядом с ними. Но теперь с этим покончено. Навсегда.

– Ты действительно предполагаешь, что убийца Сюзанны – студент? – спросил он, вставая из-за стола.

Мерш поднял палец:

– Я ничего не предполагаю. Это первое правило сыщика: никаких предположений. А ты с кем-нибудь там знаком?

– Возможно, кое-кого знаю. Только я не уверен, что он сейчас там, и…

– Тогда пошли.

Эрве посмотрел на шагавшего к двери Мерша; он восхищался разбойничьими повадками старшего брата, его уверенностью в себе и силой, скрытой под кожаной курткой. Да, он восхищался всем этим… и в то же время завидовал.

– Чертов легаш! – пробормотал Эрве и поспешил следом.

Народная Школа изящных искусств на улице Бонапарта была защищена не хуже любой крепости: студенты боялись вторжения спецназа и «фашистов», не говоря уж о проникновении сыщиков.

У входа, перед решетчатыми воротами просторного мощеного двора, полагалось предъявить пропуск. Жан-Луи Мерш опасался обыска: у него было при себе служебное оружие – «браунинг FN-1910» (так называемый M10), шестизарядный 9-миллиметровый пистолет-полуавтомат, – но Эрве сказал охранникам, что идет к некоему Демортье, и это имя послужило сезамом: их обоих тотчас же пропустили.

Все студенты высыпали во двор. Несколько парней вешали лозунг «ЗАБАСТОВКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!», другие расклеивали афиши – подъезд превратился в трибуну для «народных выступлений». Мерш взглянул наверх, и ему показалось, что бюсты великих людей, венчавшие портал, напоминают отрубленные головы. Что ж, всё в духе времени…

Они пересекли двор, загроможденный скульптурами самых разных эпох: их словно вынесли из залов по случаю генеральной уборки. Среди них Мерш приметил Юпитера, какого-то ангела, парочку борцов и чей-то безголовый и безрукий бюст… Рядом с этими персонажами сидели на земле студенты – одни резались в карты, другие бренчали на гитарах. Кое-кто даже ухитрялся влезть в объятия какого-нибудь мраморного эфеба или взобраться на плечи колосса.

Вся эта неразбериха усугублялась революционной эстетикой, властно вторгшейся в данное заведение. Некоторые скульптуры были грубо размалеваны краской, повсюду торчали портреты Ленина, Мао, Че Гевары. На стенах здания красовались популярные лозунги нынешнего мая: «Запрещается запрещать!», «Под булыжниками – пляж!», «Наслаждайся без помех!»… или еще такой: «Будьте реалистами: требуйте невозможного!»

– А он кто, этот Демортье? – спросил Мерш, когда они подошли к крыльцу главного здания.

– Приятель. Очень увлекается политикой и коллекционирует плакаты, поэтому часто сюда заглядывает.

– Прекрасно.

– Ты предъявишь ему свое удостоверение?

– Нет. Действуй, как сочтешь нужным. Считай, что ты у нас главный, и веди себя соответственно.

Дверь в блок охраняли еще одни церберы. Эрве вступил с ними в переговоры. Его молодость и невинная внешность служили здесь лучшим пропуском: никакой сыщик не мог выглядеть таким безобидным.

– Демортье? Он сейчас, наверно, в «Аксьон женераль». Идемте, я вас провожу.

Они пошли следом за этим дюжим охранником, который неизвестно почему носил полотняную блузу и длиннющий, до земли, шарф – вылитый художник! Коридор тянулся вдоль фасада; им встретилась группа студентов, парни хором горланили под гитару уже знакомую Жан-Луи песенку «Сдохни, сволочь!». Настоящий концерт. Наконец провожатый остановил их перед одной из дверей на правой стороне коридора и сказал:

– Сейчас туда входить нельзя, нужно подождать, когда кончится заседание «Аксьон женераль».

– А сколько времени оно продлится?

Парень расхохотался:

– Ну вы даете! Когда их заседание начинается – известно, а вот когда закончится – никто не знает!

Эрве попросил огонька у одного из встречных – субъекта лет тридцати, довольно потрепанного вида, облаченного в оригинальную куртку из выворотной кожи, украшенную в проймах козьим мехом. Его длинные черные космы с прямым пробором скрывали лицо; между ними торчала цигарка, дымившая, как паровоз на выходе из туннеля.

– А ты не ходишь на собрания «Аксьон женераль»? – удивленно спросил его Эрве.

– Да плевать мне с высокого дерева на их тусовки. Я – художник!

– А как тебя зовут?

– У меня нет имени. Тут все мы – одно целое!

Подошедший Мерш вмешался в их разговор:

– А ты, случайно, не знаешь Сюзанну Жирардон?

Вопрос был задан спокойным, нейтральным тоном.

– Нет. Она что, работает здесь?

– Да вроде того.

– Никогда не слыхал о такой. Тут вообще всякий народ толчется, особенно по ночам. И каждый сюда ходит за своим делом!

– За каким делом?

– Печатать листовки и плакаты, товарищ! Вот что изменит наш мир!

Мерш не очень понял, что он имел в виду, но из вежливости кивнул. В этот момент из мастерской высыпали гурьбой студенты. Некоторые выглядели разъяренными, другие – довольными; собрание прошло по классическому сценарию: все голосили разом и каждый слушал только себя.

Сыщик махнул брату, и они пробрались в зал сквозь толпу выходящих. Куй железо, пока горячо, – вот извечное правило.

– Сюзанна? Обычная шлюшка!

Мерш бросил взгляд на брата, который, судя по его виду, был готов влепить крепкую оплеуху руководителю мастерской трафаретной печати.