Помощница и её писатель (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 4

— Не смотрите на меня так, — на лице Бестужева возникло подобие улыбки. Всё-таки он умеет улыбаться, пусть и скованно. — Да, я вполне могу доверить вам свой телефон. Там ничего такого нет. На всём, куда нельзя заходить, стоят пароли.

— На галерее тоже?

— Вы имеете в виду фотографии? — уточнил мужчина, и я кивнула. И тут он меня огорошил: — Их там нет.

— Шутите?

— Серьёзно. Сам я не фотографирую ничего, как-то не люблю это дело. А чужие фотографии, которые мне присылают, сразу скидываю в «облако» и удаляю из памяти телефона. Да, в общем, даже если вы туда залезете, ничего криминального не увидите. Так что… — Он положил телефон обратно на стол. — С этим, я надеюсь, всё понятно. Теперь дальше. Перед вами, — Бестужев махнул рукой на груду бумажных листов, что лежали рядом с клавиатурой, — моя правка романа, который я сейчас пишу. У меня такая привычка: я пишу на компьютере, потом распечатываю, перечитываю, вношу правку, а файл правит уже моя помощница. Не хочу тратить время на подобные мелочи. Файл лежит на почте, сейчас я вам её покажу…

В общем, минут пятнадцать Бестужев бесстрастно объяснял, что мне предстоит делать. Ничего сложного: обычная секретарская работа, пусть и специфическая. Кроме внесения правки нужно было вести группы в социальных сетях, в том числе отвечать на комментарии, выкладывать на литературные порталы продолжения книг, проверять почту и пересылать важные письма Бестужеву, а остальные — стирать. Короче говоря, возможностей для диверсий была масса. И то ли он доверчив, то ли просто не понимает, зачем кому-то делать ему гадости.

В целом всё было понятно: работы завались. И главный прикол состоял в том, что, пока Бестужев пишет, я не могла шуметь. Ему, как выяснилось, нужна полнейшая тишина. Следовательно, мне следовало потише печатать, не шуршать бумажками и желательно не дышать. Чихание вообще каралось смертной казнью!

Шучу, разумеется. Просто Бестужев меня предупредил, что никаких резких звуков быть не должно — с девяти до двух следует сидеть тихо, как мышка, и работать.

Вроде бы не самая сложная задача, да? Однако в первый же день я чуть с ума не сошла.

Нина

Вы когда-нибудь пробовали не издавать звуков в течение пяти часов? Я раньше об этом не задумывалась. Но, как выяснилось, если не следить за тем, чтобы быть потише, человек — довольно громкое существо.

Он громко сморкается. Совсем не бесшумно ёрзает в кресле. Даже банально глотает — и то со звуком, который в полной тишине кабинета кажется оглушительным. А уж как громоподобно у людей порой урчит в животе, просто ужас! И это я ещё молчу о том, как звонко и сочно стучат клавиши клавиатуры! Просто молотком по мозгам.

Не всегда, но очень часто, если я издавала какие-то звуки, одновременно с этим появлялось отчётливое ощущение тяжёлого недовольного взгляда на моей спине. Бестужев смотрел, но ничего не говорил. Наверное, потому что слишком громких звуков я не издавала. Да и не делала то, что нельзя было делать. Ну невозможно же запретить человеку в течение нескольких часов совсем не менять позы! А это кресло… кто виноват, что оно скрипит?!

— Посмотрю сегодня вечером, — пробормотал Бестужев часа через два, когда я шевельнулась в кресле, и следом оно издало тихий, но душераздирающий звук. — Может, подтянуть надо что-то или смазать. Предыдущая помощница была не вашей комплекции. Наверное, поэтому кресло не скрипело.

Вроде бы Бестужев ничего обидного не сказал — но мне отчего-то стало обидно.

Вот и искал бы себе помощницу другой комплекции! Чтобы под ней кресла не скрипели. И чтобы ей не хотелось выпить чаю после кофе, а если уж захотелось, чтобы она не боялась слишком громко глотать. И уж тем более чтобы у неё в животе не урчало!

Но это всё ерунда по сравнению с тем, что случилось около часа дня, когда я поняла, что куча бумаг на моём столе уменьшилась примерно наполовину. Судя по всему, помощницы у Бестужева не было давно — раз скопилось столько правки.

Я решила дать себе две минуты передохнуть, осторожно откинулась на спинку кресла, кинув на мужчину косой взгляд — но Бестужев увлечённо печатал, нахмурившись, и на лёгкий скрип сиденья не обратил внимания.

Неожиданно телефон впервые за последние пару часов завибрировал. Я испуганно схватила его в руки, опасаясь, что вибрация помешает автору, и непроизвольно ткнула пальцем в окно, всплывшее на экране блокировки.

Я оказалась в «Телеграме». Точнее, в переписке с какой-то пергидрольной блондинкой, что лупила на меня с аватарки круглые голубые глаза.

«Олежек, — писала она, — я понимаю, ты злишься! Но, пожалуйста, дай мне ещё один шанс! Ты же до сих пор не нашёл себе помощницу, правда? Я не верю, что нашёл — с твоими-то аппетитами!»

Э-э-эм, в каком смысле — аппетитами?! Это метафора такая, надеюсь? Бестужев мне про свои «аппетиты» ничего не говорил!

Но дальше было лучше:

«Прости! Да, я виновата, не надо было давать подружке файл почитать! Но ведь роман ещё не закончен, подумаешь — начало попало в интернет! Наоборот, теперь народ ждёт продолжение ещё больше, и когда ты официально начнёшь его выкладывать… В общем, популярность тебе обеспечена! Но, конечно, я сделала выводы, очень жалею и больше так не буду делать. Пожалуйста, прости!»

Я читала всю эту исповедь с открытым ртом.

Что ж, зато теперь понятно, почему Бестужев ищет помощницу. Непонятно другое — отчего он до сих пор столь же доверчив? Хоть бы договор со мной какой-нибудь подписал. О неразглашении.

Дальше было ещё интереснее:

«Ну хочешь, накажи меня? Только не молчи! Я же вижу, что ты онлайн и читаешь мои сообщения…»

Твою дивизию! Надо немедленно закрыть эту грёбаную переписку! А потом повиниться перед Бестужевым, сказать, что это получилось случайно. Не хотела я! Она сама написала! Как её, кстати, зовут…

Ох ты ж… Лучше бы я не смотрела…

«Пусечка»?!

Я подняла голову и поглядела на Бестужева с изумлением. Он же говорил, что это его телефон? Что же получается — вот этот человек-замороженная рыба забил в память мобильника свою помощницу как Пусечку?

У него раздвоение личности, что ли?

Я вновь посмотрела на экран — и совсем обалдела.

«Олежек, ну извини-и-и. Я на всё готова, чтобы искупить свою вину. Хочешь, всего тебя вылижу? Везде-везде! А хочешь, попробуем тот двусторонний вибратор, мммм?..»

А-а-а-а!!!

Как это развидеть?!

Я похлопала себя по щекам — и мысленно чертыхнулась, поняв, что нарушила запрет на резкие звуки. Да, и, разумеется, этим движением я невольно привлекла внимание любителя вибраторов, то есть Бестужева.

Нина

— Что-то случилось? — спросил мужчина, глядя на меня с недовольством. — Вы что это себя хлопаете?

Нет, спасибо, признаваться я не буду. Ещё не хватает нарываться на разговор о его предпочтениях в сексе. В первый же рабочий день! Фигушки.

Я аккуратно вышла из «Телеграма» — если что, буду всё напрочь отрицать! — и, кашлянув, проговорила:

— Ничего страшного, просто жарко стало.

— А-а-а, — Бестужев тут же потерял ко мне интерес, — можете приоткрыть окно. Но не сильно, а то мне будет дуть в спину. Потерпите ещё немного, я скоро закончу.

Закончит он…

Теперь мне было ясно, что Бестужев не брезговал пользоваться своими помощницами. Интересно, будет ли он просить меня о подобных «услугах»? Или я не в его вкусе?

Вот же птичка «обломинго»! Только мне показалось, что я нашла нормальную работу и… ну, не то чтобы нормального мужика, все мужики — козлы… но, по крайней мере, морально устойчивого. Однако вряд ли я могу назвать морально устойчивым человека, который спит со своей секретаршей. Не надо смешивать личное и работу! Мухи и котлеты должны быть отдельно.

В общем, если до этого момента я относилась к Бестужеву без особой настороженности, то после того, как прочитала монолог «Пусечки» из «Телеграма», стала напрягаться при общении. Особенно когда он подходил ко мне ближе, чем на два метра.