Самый строгий босс - Белова Юля - Страница 10

– Дмитрий Андреевич… ой простите… Наоборот то есть, – от волнения я переставляю его имя и отчество. Я… нет, вы не поняли, это просто, чтобы подружка отстала, я с ней и не хотела никуда идти. Мне и самой интересно разобраться с заданием.

Я лепечу что-то ещё, такое же нелепое и жалкое, а генеральный поворачивается и направляется к выходу, потом резко поворачивается и возвращается, с размаху грохнув тарелкой о стол. Бутерброды разлетаются по всей поверхности и один красивый янтарный кусочек копчёной рыбы падает на записку, которую я только что распечатала. Спасибо, конечно, за такую заботу, но вообще-то, какого хрена!

«Катька, не смей!» – громко шепчет бабуля, замечая, разгорающийся внутри меня огонёк.

– Знаете что! – вдруг заявляю я. – Не надо мне ваших бутербродов, сами ешьте свой балык и осетрину, или что тут у вас! Я забыла вам сказать, что вообще-то я никакая не рабыня, чтобы торчать здесь по вашей прихоти дни и ночи. У нас законодательство имеется. Работа мне нравится, но вытирать ноги о себя я точно не дам. А Горбатов ваш тот ещё урод, по нему бараньи ножницы плачут, но если вы таким, как он верите, то о чём говорить вообще!

Ой, что-то я перегнула кажется… У Градова такой вид, будто он сейчас схватит меня и разорвёт на две части, как исписанную бумажку. Глаза мечут огненные молнии, губы сжаты, крылья носа подрагивают, чисто разгневанный Зевс.

– Простите, Андрей Дмитриевич, я кажется глупостей наговорила, – иду я на попятную. – Я задание, кстати разобрала уже…

Ну что я за бестолочь, вечно взорвусь, как дура, а потом жалею…

Градов некоторое время прожигает меня взглядом, играя желваками, и ничего не говорит. Возможно, считает до десяти, чтобы успокоиться. Потом он поправляет галстук, разворачивается и молча направляется к двери.

В это время из приёмной доносится голос Клима:

– Кать, ну ты даёшь. Чего ты здесь торчишь так долго?! Погнали скорей… Ой. Добрый вечер…

Он влетает в мой кабинет и натыкается на Градова. Тот ничего не отвечает, молча смотрит на Стражникова, потом поворачивается ко мне и бросает:

– Завтра утром заявление моему секретарю.

10. Пора всё прояснить.

Блин! Вот же невезуха! Только порадовалась, что всё так удачно сложилось и тут на тебе…

– Клим! Ну что за подстава! Из-за твоего ужина я работы лишилась! Вот приспичило тебе в ресторан идти… Исчезни с глаз моих. Век бы тебя не видела.

Я беру тарелку со стола и в сердцах бросаю её в мусорную корзину, а следом отправляю и пачку бумаг с кусочками копчёной рыбы. Хорошего плавания.

Клим выглядит немного растерянным.

– Да ладно, Кать. Ты чего расстроилась? Всё нормально будет. Я с Градовым поговорю.

– Серьёзно? Ну здорово! Вот спасибо тебе. А что же сейчас не поговорил? Тут такая работа намечалась! Интересная, ответственная, важная…

Мне прям реветь хочется.

– Послушай, – произносит Клим мягко. – Получилось не очень хорошо, конечно, но я не понял, за что он тебя увольняет.

– Эх, ну теперь всё. Без твоего понимания ведь ничего не произойдёт и Градов будет ждать сколько угодно, пока ты, наконец, не осознаешь, за что это он меня увольняет.

– Да подожди ты со своим сарказмом. Толком-то объясни.

– За то, что какой-то казанова клинья подбивает к молодой сотруднице, хоть это и запрещено на рабочем месте, а та, вместо усердного труда, врёт и пытается найти предлог, чтобы пойти с этим казановой в ресторан, а когда её уличают, ещё и ерепенится.

– Жесть. И за это увольнять? Забей. Теперь у тебя есть я. И это, возможно, лучшее, что могло случиться в твоей жизни.

Он подмигивает и выглядит исключительно глупо.

«Хвалилась овца, что хрен как у жеребца», – ворчит бабушка.

– Короче, – уверенно говорит Клим, – если уволит, я тебе помогу. Обещаю. Я в бизнесе не последний человек. Устрою тебя в «Орион». Если нравится аналитика, без проблем, договорюсь со своим преемником. Он мне не откажет, я думаю.

«Думает Клим – тесать хочет клин. Болтун он, Катька», – сердится бабушка.

– Я же тебе уже один раз помог с работой? И ещё раз помогу. А ты мне поможешь.

– Отлично помог, молодец. И я тебе помогу. Давай я тебе отдамся сейчас. Прямо здесь. Ты как, не против?

– Не против, конечно, – вдруг начинает он смеяться сухим, кашляющим смехом.

«Тьфу…» – плюётся бабушка.

– Ладно, Кать, – говорит Клим отсмеявшись, – поехали поужинаем и всё обсудим. Есть же всё равно нужно, правда? А слезами горю не поможешь. Я сделаю пару звонков и разузнаю, что к чему.

Да что ж ты не уймёшься никак…

– Давай ты сначала звонки сделаешь, а потом уже будешь здоровое питание пропагандировать. Твой ужин мне уже довольно дорого стоит, между прочим.

– Нет, сейчас плохое время для звонка. Надо попозже.

Ну, попозже, так попозже.

– Значит так, – говорю я, приняв решение. – Я страшно устала. Настроения у меня нет, ну вот совсем. А поскольку я не пью, сидеть и лить слёзы над стейком, мне кажется глупым. Стейками мозги не затуманивают, правда же? Поэтому, сейчас я поеду домой, быстро поем простой еды и лягу в постель. Почитаю минут пятнадцать любовный роман и усну. А ты езжай в ресторан или куда хочешь. Понимаешь меня? Если сможешь мне помочь с работой, буду тебе благодарна. Если не сможешь, значит так тому и быть. Вот такое моё решение, окончательное и бесповоротное.

– Ну ты сурова, Катерина, – качает головой Клим, явно скисая. – Ладно, понял тебя. Но если найду тебе работу, точно не отвертишься от ужина и не только.

– Если найдёшь, посмотрим. Работу я из-за тебя потеряла, помнишь, да?

– Но ведь и нашла благодаря мне.

.

– Ба, я дома, – кричу с порога.

Бабушка меня игнорит, не отвечает. Зато Даня несётся как молодой скакун и с разбегу врезавшись в меня, обнимает за ноги. Вот кто меня любит, так любит.

– Привет, Даня. Как делишки? – спрашиваю я.

– Пошли играть! У меня тираннозавр на геологов напал.

Бабушка выходит из кухни и молча пристально на меня смотрит.

– Привет, бабуль, – устало говорю я.

Она качает головой и уходит обратно.

– Играть! – кричит племянник.

– Иди с дедулей поиграй пока.

– Он не может, он устал сильно.

Понятно всё. Устал значит выпил.

– Я не за то свой голос отдавал, чтоб этот петрушка толстомордый каждый день мне в мозг гадил! – раздаётся гневная тирада из гостиной.

– Дедуля! Ты его не смотри! – кричит Даня уносясь к дедушке.

Я иду на кухню.

– Ба, ну не дуйся, а? Дай поесть чего-нибудь.

– Дам сейчас, – снова качает головой она. – Скалкой по хребту тебе дам, чтоб бабку не изводила.

Про скалку я сегодня уже слышала… Я подхожу и обнимаю её.

– Ну, ба…

– Отстань, злыдня, – говорит она смягчаясь и, в конце концов, тоже меня обнимает. – Садись уж, не голодом же тебя морить.

Котлеты меня просто вырубают. Тело наливается тяжестью, а глаза слипаются. Я еле доползаю до кровати и падаю. Но уснуть мне не даёт телефонный звонок.

– Кать, ну ты где пропала?! Когда за стульями?

Это Ленка. Долго же она не отзывалась.

– Сейчас подъеду, выходи из дома, – говорю я сонным голосом.

– А ты где? – удивляется она.

– В баре сижу, жду, когда же Ленка Зырянова нарисуется.

– Ой, да ладно тебе, Кать. Опоздала немножко, могла бы и дождаться меня.

– Могла, но у меня приключились приключения, так что извини.

– Ты там спишь что ли? – спрашивает Ленка. – Что за приключения? Познакомилась с кем-нибудь?

– Познакомилась, ага, – подтверждаю я её предположение.

– Ну ты даёшь, подруга. Та ещё тихоня. Рассказывай давай.

– Нет, не расскажу. Мучайся. Ленка, я спать хочу, засыпаю уже. Давай завтра поговорим. У меня куча всего нового, но сейчас я тебе не скажу больше ни слова.

Ленка что-то говорит и требует ответов, но я проваливаюсь в темноту, и её голос сначала становится тише, а через мгновенье вовсе растворяется в тишине.

.

Утром я прихожу на работу ни свет, ни заря. Что делать не знаю. Перепечатываю испорченную рыбой записку по техзаданию. Там мои оценки и дополнительные вопросы. Работа проделана, не выбрасывать же, может пригодиться ещё.