Возвращение клипера Кречет (с иллюстрациями) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/30
• Следующая

— Эй, Тилька! — Владик протянул руку.

Крошечный хрустальный барабанщик с головой-капелькой прыгнул ему на ладонь. На плече у барабанщика блестела серебряная искорка. По ней Владик и узнавал всегда Тильку.

…Они познакомились в июле, когда Владик разбил новые очки.

Чаще всего мальчишки разбивают колени, локти и нос. Но если на носу сидят очки, то при авариях прежде всего страдают они.

Кое-кто считает, что мальчики в очках — это обязательно примерные отличники, утеха родителей и радость учителей. По крайней мере, именно так утверждал в одной педагогической статье профессор Чайнозаварский. Он даже предлагал сделать очки частью школьной формы — тогда, мол, сразу будут решены все проблемы с дисциплиной и успеваемостью. Но жизнь доказывает, что все гораздо сложнее. Мальчики в очках, так же как и другие, любят скакать, возиться на переменах, играть в индейцев и мушкетеров. Они лазят по деревьям и даже иногда дерутся (и бывают случаи, что при этом колотят мальчиков без очков).

Владик не был отчаянным и задиристым. Но он был мальчиком. И, кроме того, он жил в Приморском городе, где на берегах много скал и крутых тропинок. К середине лета у Владика пострадали уже две пары очков. Пришлось заказать третью.

Эти очки разбились при игре в футбол.

Точнее говоря, Владик увидел, что разбилось одно очко, а второе оказалось залепленным грязью. Играли-то сразу после дождика, от которого раскисла площадка. Чтобы промыть стекло, Владик побрел к водосточной трубе, нагнулся над лужицей. И услыхал:

— Что? Динь-дон — и на осколочки?

Владик торопливо прочистил уцелевшее стекло, глянул сквозь него. На половинке кирпича, свесив ножки, сидел прозрачный человечек.

Сперва Владик решил, что это от крепкого удара мячом по голове. Поморгал. Нет, человечек был, вот он. Маленький и стеклянный. И голосок у него был стеклянный, как звон крошечных сосулек. Человечек встал, поправил на боку хрустальный барабанчик и деловито прозвенел:

— Беги на Таганрогскую улицу, дом пять. В мастерскую, к стекольному мастеру, скорее! Он тебе очки вмиг починит.

— Ты кто? — изумленно выдохнул Владик.

— Беги, беги! Одна нога — динь, другая — длинь! Владик подумал, что за третьи разбитые очки будет от мамы такое динь-длинь, что хоть домой не являйся.

— Только ты меня дождись! — крикнул он малютке барабанщику и припустил на Таганрогскую.

Мастерская оказалась в длинном полуподвале, заставленном бутылями и ящиками со стеклом. Стекольный мастер был похож на старую, растрепанную ворону. С минуту он кричал тонким голосом, какие ужасные пошли дети: только и знают носиться сломя очки. Потом он стремительно вставил в оправу новое стекло.

— А сколько стоит? — осторожно спросил Владик и вспомнил, что у него с собой ни копейки.

— Брысь! — гаркнул мастер. — И скажи этому шалопаю Тильке, что я. из-за него не хочу иметь инфаркты. Если он где-нибудь дзинькнется о камни, чинить я его не буду!

Владик помчался назад, к барабанщику Тильке, и они стали приятелями.

В сухие, жаркие дни Тилька пропадал неизвестно где. Но во время теплых дождиков они с Владиком часто встречались. Тилька со своим оркестром играл на уличных перекрестках, среди веселых брызг и сверкающих струй.

— Тиль-длинь-привет! — прозвенел Тилька. — Как дела?

Владик похвалился фотографией в газете.

— 3-замечательно, — сказал Тилька со струнным звоном, — А меня ты когда-нибудь дзинькнешь из аппарата?

— Тебя трудно снимать, — объяснил Владик. — Ты совсем прозрачный и незаметный.

— Прозрачный — это конечно, — гордо сказал Тилька.— Но почему же незаметный? Во мне столько всего отражается.

В самом деле! В Тильке, как в чистой капле, отражались деревья, Владик, дом, кусочек неба с облаками. А главное — зонт. От него по Тильке разбегались красные

и желтые блики.

— Пожалуй, надо попробовать, — задумчиво сказал Владик. — Когда научусь делать цветные снимки…

Тилька радостно подпрыгнул на ладошке. Желтые и красные огоньки метнулись в нем.

— Вот под этим зонтом и сниму, — решил Владик.

— 3-з-замечательный зонт! — прозвенел Тилька. — Как раз-з-ноцветное небо! Где вз-зял?

— Это мамин. Сперва не хотела давать, говорит: «Иди в плаще. Ты этот зонт поломаешь на ветру, а я его очень люблю». А я говорю: «Но меня-то ведь ты больше любишь. А в плаще я задохнусь, как муха в полиэтиленовом кульке, до школы не дойду…»

— Ты в школу идешь?

— А куда же еще!

— Это, наверно, з-здорово — каждый день ходить в школу,— заметил Тилька.

— Ну… когда как.

— Я ни разу не был…

— А хочешь?

— Там, наверно, из-зумительно интересно.

— Ну, пойдем со мной, если тебе хочется.

— Да-а… — опасливо сказал маленький Тиль. — А там все начнут меня разглядывать и трогать. И я — дзинь — на звонкие осколочки…

— Я тебя никому не покажу, — пообещал Владик.—

Будешь сидеть в кармашке, потихоньку глядеть на все и слушать… А тебе не попадет, что ты сбежал из оркестра?

У меня папа тоже в оркестре, играет на трубе. Там такая дисциплина…

— Мне нисколечко не попадет! — Тилька подпрыгнул на ладошке. — Мы вольные музыканты! Хотим — играем, хотим — гуляем!

— Тогда пошли…

С Тилькой в нагрудном кармане Владик вышел из переулка на широкий тротуар. Дождь ослабел, в пепельных и сизых облаках появились солнечные разрывы. Зато ветер сделался еще сильнее. Он гнул акации, старался сорвать полотняные тенты над фруктовыми ларьками и мотал железную вывеску часового мастера, на которой был изображен золотой петух.

Владик захлебнулся влажным воздухом. И засмеялся. Ветер волок вдоль улицы груды запахов. Если бы запахи можно было раскрасить, это получился бы удивительно разноцветный ветер. Струи воздуха пахли мокрыми желтыми скалами, коричневым кофе из раскрытых дверей магазинчиков и кафе, золотистыми цветами сурепки, серебряной пылью прибоя, оранжевыми апельсинами с лотков, но больше всего темно-зелеными и бурыми водорослями. Теми, что остаются на набережных после набега штормовых валов. Владик зажмурился, будто охапку таких водорослей кинули ему в лицо… И опять чуть не полетел с ног. Это ветер дернул зонт с удивительной силой.

• Предыдущая
• 6/30
• Следующая