Разожги мой огонь (СИ) - Май Татьяна - Страница 11

«Только бы до обряда дожить, только б дожить…»

— Давно такая? — спросил Огневика.

— Да вот как вы одну-то ее оставили, так в бреду и мечется, — укорил дух. Редрик даже бровь вздернул. — Что делать-то, хозяин? Не ровен час… того-самого…

Но Редрик не слушал. Увидел на столике у кровати ополовиненный бутылек.

— Ты принес?

— Нет. Девицы это. Говорит, лекарь с собой дал, — пояснил Огневик.

Хозяин вулкана бутылек в руки взял, повертел его, пробку открутил, понюхал, нахмурился, а после одним верным движением — Огневик и охнуть не успел — забросил бутылек в камин. Ярко полыхнуло пламя, слизнув подношение.

— С ней будь, — велел удивленному духу.

Не слушая, что там Огневик вслед трещит, прошел в яблоневый сад. Луна ярко светила, будто помогая, потому без труда отыскал белые, уже закрытые на ночь головки ромашек у дальней стены. Хмурился, срывая цветы.

Голос знакомый в самые уши будто шептал, откуда-то издалека, из запрятанного вглубь памяти прошлого: «Пей-пей, касатик. Ромашка завсегда помогает, моя мамка так говаривала, а уж она-то знала, травница была умелая. И от боли головной этот чудо-цветок, и от бессонницы, и от ожогов, и от кашля… Вот выпьешь отвар и тебе легче станет… Пей-пей…».

Когда набрал достаточно, прошел на кухоньку, загремел котелками. Нашел подходящий, зачерпнул воды из бочки, покрошил цветы ромашки в котелок и поставил в печь. Закипал он уж больно медленно, и Редрик в нетерпении пальцами пошевелил, посылая огненный луч. Варево в котелке вмиг закипело. Разнесся по кухоньке ароматный травяной запах.

— Туточки ложки у меня хранятся, — услышал голос Огневика, который уже крутился около и протягивал серебряную ложку. — Хорошо еще будет меду добавить, хозяин. Люди сказывают, полезен он.

— Я тебе велел с девицей сидеть, — буркнул Редрик.

— Так ведь я помочь хочу, хозяин, — не обиделся Огневик. Достал из кладовой глиняный горшочек, щедро зачерпнул густого прошлогоднего меда и добавил в котелок.

Вернулись в покои. Девица без движения лежала. Рука, в которой Редрик котелок держал, дернулась. Подошел ближе, увидел, что еще дышит. Грудь тихонько и редко, но вздымалась.

Поставил котелок на стол у кровати, Огневику жестом показал, чтоб приступал к лечению. Но от бестолкового духа проку было мало — первую ложку расплескал, вторую на себя пролил, а котелок, из которого в третий раз зачерпнуть пытался, и вовсе едва не опрокинул.

— Уйди, — велел Редрик раздраженно. И было отчего злиться.

Да неужто ему все это нужно⁈ Он хозяин вулкана, а не спаситель немощных девиц! Умрет эта, пришлют люди из долин следующую, ежели жить захотят. Ему и дела нет до них. Дела нет до слез матерей, отдающих своих дочерей на потеху чудовищу из-под горы. Дела нет до тех, кто обманом ему невест отправляет. И уж точно дела нет до тех, кто по глупости своей сюда попадает.

Сжав губы, сел на постель, подтянул Лиссу к себе ближе, чувствуя мягкое девичье тело, влажное от пота. Убрал волосы с точеного лица, коснувшись впалой щеки.

— Старуха-Смерть за мной пришла, — прошептала едва слышно, потом распахнула невидящие голубые глаза, взглянула на Редрика, ухватилась за его запястье слабыми пальцами. — Не отдавай меня ей. Редрик… Не отдавай. Моя жизнь тебе подарена. Тебе. Ты и забери.

— Заберу. Как время придет, — отозвался. Зачерпнул ложку отвара, приложил к губам девицы и влил меж коралловых губ.

* * *

Шаловливый лучик света царапнул веко. Приоткрыла один глаз, затем второй. Поморгала, хотя и это-то с трудом далось. И тут уж едва сдержала изумленный вскрик, потому как под щекой билось чье-то сердце. Ровно. Неторопливо.

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук…

Тихонько приподнялась, да так и замерла — заложив руки за голову, на моей постели спал сам хозяин вулкана. Мощная грудь мерно вздымается, глаза под веками чуть шевелятся. Спит крепко и сны видит, не иначе. А я, выходит, его грудь аккурат заместо подушки использовала.

Прикусила губу, силясь припомнить, что вчера было. Да только все будто в дымке огненной скрылось. Помнила, как хозяин вулкана приказал покои не покидать, а потом приступ напал. А что же дальше случилось?..

Снова метнула взгляд на жениха своего. Почему он здесь, а не в своих покоях?..

Тут будто громом шарахнуло.

Припомнила его руки на своем лице, как молила не отдавать Старухе-Смерти, как хваталась за него, будто утопающий за соломинку, как по имени звала, и быстро облизала пересохшие губы. На них ощутила медово-травяной привкус. И только тогда завеса памяти приоткрылась.

Прижала пальцы к губам, чтоб удивленный возглас сдержать, когда увидела полупустой котелок на столике у постели. Да неужто сам хозяин вулкана выхаживал меня этой ночью? Но зачем? Одной невестой больше, одной меньше — ему-то все едино…

Снова обратила взгляд на него, исподволь залюбовавшись ладными чертами лица. Не будь он чудовищем из-под горы, отнимающим жизни, девицы во всех окрестных селениях глаза бы друг дружке повыцарапывали за его внимание, а на Ночи Костров и вовсе страшно подумать, что девицы бы учинили, борясь за право с ним в танце пройтись.

Тихонько вздохнула и, не сдержавшись, кашлянула. Тотчас черные глаза с красными искрами в глубине на меня уставились.

— Живая еще, — только и сказал хозяин вулкана. Поднялся столь резво, будто и не спал вовсе.

Кивнула, не в силах ответить. Да и боязно стало. Смотрел на меня хозяин вулкана так, будто уж и сам сомневался, зачем жизнь мне сохранил.

— Отчего же… — осеклась, потому как голос хрипло звучал, но все же продолжила: — Мне лекарь из селения микстуру дал… Обычно она помогала.

Редрик скривил губы, усмехнулся невесело.

— В этот раз не помогла. Отвар пей. — Кивок в сторону столика у кровати. — Глядишь, до обряда дотянешь.

Широким шагом спешил покинуть комнату, словно находиться со мной рядом не мог.

— Благодарю тебя, — поспешила сказать вслед.

— За что благодаришь? — обернулся вдруг и почти зло на меня смотрел. Казалось, из глаз искры красные летят.

— За то, что жизнь мою сохранил.

Неожиданно вернулся, подошел ближе, протянул руку, сжал пальцами мой подбородок — запахло горячей смолой — и, прищурившись, тихо произнес:

— Твоя жизнь мне подарена, невеста, — припомнил мои же слова, ярко вспыхнувшие в памяти. А последнее слово и вовсе так произнес, что озноб по телу прошелся. — Я и отниму. Не о том ли сама ночью просила?

— Так и есть. — Смотрела на него хоть и со страхом, дрожа, но глаз не отводила. — А благодарю за то, что селению ничего не угрожает. Не придется какой-то матери по своей дочке слезы лить, к тебе ее провожая.

— Глупая, — бросил, покачав головой.

— Что же я, по-твоему, глупого сказала или сделала?

— Думаешь, есть им до тебя какое дело? Думаешь, запомнят твое деяние? Думаешь, благодарить будут за жертву твою бескорыстную? — С каждым словом все сильнее сжимал обжигающие пальцы, а голосом так и насмехался, будто я и впрямь глупость совершила.

Положила руку на его запястье, стиснула. И хоть в пальцах после приступа сил почти не осталось, хозяин вулкана хватку чуть ослабил.

— И не надо, чтоб запоминали. Я о том никого не просила. И не для того сюда шла, чтоб обо мне песни слагали, а чтоб дорогих сердцу людей спасти.

Отпустил подбородок и смотрел едва ль не с состраданием.

— Память людская коротка, а натура двулична. А кто о том не знает, того только пожалеть и можно, — говорил раздельно, как дитю малому объясняя.

Почувствовала, как щеки жар заливает.

— Не меня жалей, а себя! Тебя, видать, не любил никто, раз такое говоришь!

— А тебя, выходит, от большой любви ко мне отправили? — усмехнулся.

— Я сама пришла!

— Помню-помню… Подруги место заняла. Но вот она-то за тебя не торопилась идти.

— Да ведь это другое совсем и…

— Когда любишь — ни за что не отпустишь. Ни через год, ни через пять лет, ни через десяток. Цепями прикуешь, ежели дорог тебе кто. А твоя подруга любимая даже проститься не пришла. Видел я, как ты глазами в толпе кого-то выискивала, пока жрец у жертвенного костра завывал. Или ошибаюсь?