Страстный отбор, или невеста на заказ (СИ) - Острожных Дарья "Волхитка" - Страница 1

За спиной щелкнул замок, и мы оказались в полумраке, только зачарованный потолок мягко светился. Впереди виднелась каменная балюстрада, но к ней не стоило приближаться: терраса выходила в сад, откуда доносился смех гостей.

— Не бойся, снизу нас не увидят. — Мужской шепот над ухом, теплое дыхание… это было так непривычно интимно, что хотелось застыть.

Я понимала, зачем Аделф увел меня из бального зала, и не собиралась придумывать себе оправдание. Слишком долго мы обходились взглядами и короткими касаниями. Полгода назад Аделф подарил мне поцелуй, но я не любила вспоминать его. Это произошло в счастливую пору, когда жизнь не напоминала существование привидения в склепе.

Бальный зал, музыкальная комната, сад, фуршет и гости — никто не вспомнит о нас, можно ненадолго забыться.

— Ты так загадочно улыбаешься сегодня, — протянул Аделф.

Он стоял близко и нежно гладил меня по щеке. Любопытно, он знал, до чего обаятельно, открыто и тепло улыбался сам? Приятнее этого были только большие, серо-голубые глаза. Аделф всегда смотрел внимательно и показывал заинтересованность. Возможно, сказывалась профессия врача.

— Потому что у меня есть тайна, — шепнула я.

Он хрипло посмеялся и мотнул головой, отбрасывая волосы с лица. Каштановые, блестящие пряди часто падали на лоб и щеки, делая образ обаятельно-небрежным.

— Расскажешь? — игриво спросил Аделф.

Он наклонился, его дыхание пошевелило волосы, скользнуло по груди — я млела от любой мелочи. Мне не хватало Аделфа, хотелось чувствовать себя желанной, как полгода назад. Тогда были живы родители и наивные мечты, мир казался прекрасным. Огненная лихорадка сделала меня сиротой. Из-за нее я оказалась у властного опекуна, а Аделф не мог просить разрешения ухаживать за мной — чужая невеста под запретом. Он стал просто доктором Берклом, который иногда посещал замок.

Судя по любопытному взгляду, Аделф принял тайну на свой счет. Она повлияла на то, что мы оказались вдвоем на террасе: сегодня стало известно, что я вырвусь из тисков опекуна и не придется выходить замуж. Опекун даже не приехал на бал, не ходил за мной черной тенью и не терзал; это мой вечер, и я возьму свое.

— Верония. — Голос Аделфа прозвучал еще ближе.

Он водил пальцами по щеке, иногда задевал шею, скользил к подбородку и почти касался губ. Я приоткрыла их — ужасно неприлично, но было все равно. Мой вечер, моя жизнь, и никто не запретит получить хотя бы поцелуй.

Аделф не торопился его дать. Ласки стали резкими, от них исходило напряжение, и я не смела двинуться. Ему было двадцать восемь — на десять лет старше меня, он точно все знал, и не стоило мешать.

Вдруг он отстранился и направился вглубь террасы. Эхо шагов, стук сердца в висках — после суеты бального зала покой казался интимным, мы будто уже сделали что-то запретное. Силуэт Аделфа четко виднелся на темном небе, и я залюбовалась его фигурой. Не слишком высокой, без широких плеч и всего того, что описывали в романах. Меня привлекала осанка, уверенные движения и строгие линии черного фрака. Бледно-золотой узор на белой рубашке поблескивал, на шейном платке мерцал наконечник булавки — все это создавало магическую атмосферу. Она шептала, что здесь можно все, и я перестала волноваться из-за своего новомодного платья.

«Озорная распутница», — сказал бы опекун. Все из-за верхнего корсета, но крючки спереди маскировали позолоченные пуговицы, и он не напоминал нижнее белье. Скорее, продолжение темно-зеленой юбки. Дома казалось не важным, насколько банально сочетание этого цвета и медных волос — красиво же. Но сегодня юные дамы оделись так, чтобы не раздражать матерей. Старшее поколение предпочитало строгие, узкие силуэты и каркасы под юбкой, которые делали ее пышной сзади. От этого все вызывало сомнение.

Темнота скрыла неуместное платье, но и достоинства тоже. Я гордилась волосами, а черты лица казались слишком тонкими, губы — узкими. Карие глаза ничем не выделялись.

— Иди сюда, — позвал Аделф так по-доброму, что сомнения забылись.

Мы сели на софу перед балюстрадой. Хорошо виднелось небо и сине-фиолетовый блеск эльфилона в саду — цветка размером с ладонь, похожего на колокольчик. Пропал смех гостей, внизу раздавались только приглушенные вздохи. Я слышала подобные из комнаты опекуна, и самой хотелось так дышать в объятиях Аделфа.

— Пение любви, — хохотнул он, касаясь меня бедром. Слои ткани мешали насладиться, но сама близость, уединение и звуки из сада… было и стыдно, и приятно.

— Не любви, — улыбнулась я, — другого.

Хотелось обнять Аделфа, но что-то мешало. Наверное, понимание, что мы подошли к грани. Я боялась спровоцировать его по неопытности, а вот Аделф не смущался. Он положил руку на спинку софы, так близко от меня, что чувствовалось ее тепло. Почти объятия, но не совсем. Ожидание нового, близость запретного — как это будоражило.

— Другого? — игриво протянул Аделф. — Много ты знаешь об этом другом?

Он смотрел на меня по привычке внимательно, готовый слушать мнение о таких потаенных вещах.

— К чему вопрос?

Не хотелось показывать, как мало было знаний. Из похабных журналов опекуна я уловила суть, но в жизни все было явно волнительнее.

Аделф слабо улыбнулся, словно предвкушая что-то. Он обвел пальцем пуговицу на корсете — невинный жест, я даже ничего не почувствовала, но так не делали в обществе. Снова нарушались границы, что заставляло мечтать о большем.

— Вопрос? — Аделф задумался, следя за своими пальцами. — Чтобы знать, как далеко мы можем зайти. Твой опекун… нет?

— Разумеется, нет.

Из сада раздался протяжный женский стон. Что за вопросы? Думает, ему позволено абсолютно все? Я заерзала и хотела отстраниться, когда Аделф поцеловал меня.

Казалось бы, просто касание чужих губ, но сколько эмоций оно вызывало. Медленный выдох Аделфа, неторопливые, но властные движения околдовывали и пленяли волю. Инстинкты правили мной, заставили шире открыть рот, отвечать и обхватывать его губы.

— Сладкий ротик, — шепнул он, — как я мечтал о нем.

Возможно, во мне говорила неопытность, но в это верилось. Аделф с трудом говорил, целовал и плавно двигался, смакуя каждый миг.

Он засосал мой язык к себе в рот. Потерся об него своим, тихонько застонал, подался ближе… я падала куда-то, иначе не описать. Чувствовала руки Аделфа на талии, но корсет почти скрывал прикосновения, а они были так нужны. В животе привычно потеплело, как после похабных картинок, но сейчас все было ярче.

— Так много ли ты знаешь? — выдохнул Аделф.

Он осыпал меня торопливыми, звонкими поцелуями. Казалось, что ему было все равно, только бы касаться, дарить нежность и не отрываться.

— Хочешь заставить меня краснеть? — спросила я, чувствуя, как лицо пылает.

— Да. — Аделф хищно зашептал на ухо: — Краснеть, преодолевать запреты и наслаждаться. Этого мне хочется больше всего.

Я едва могла сидеть спокойно. Он дышал чаще и ритмично подавался вперед, фрак случайно задел соски, скрытые только тканью. Как приятно они напряглись, словно требуя еще. Кто бы мог подумать, что я окажусь такой трепетной. В прошлый раз все было скромно: сад, взгляды слуг и дерево, которое не давало должного уединения.

Аделф придвинулся ближе и обнял меня, шейный платок коснулся кожи на груди. Поцелуй углублялся, мы ретиво обхватывали губы друг друга, иногда отстранялись и ласкали языки. Аделф обнимал меня все крепче, словно хотел взять. Да, присвоить себе, делать все, что вздумается.

Я млела от этого. В глубине души понимала, что пора прекращать, но как? Воля исчезла, когда Аделф отстранился; его губы лоснились, волосы упали на лицо, дыхание грело кожу.

Сейчас можно было прерваться, но тут он прижал ладонь к корсету и стал двигать ею. Нехитрые действия, но в них читалось требование. Я следила за ними и не могла оторваться, хотелось узнать, что старательно скрывали от девиц. Пусть касания станут совсем запретными, тогда и велю остановиться.