Воспитание чувств - Флобер Гюстав - Страница 88
- Предыдущая
- 88/106
- Следующая
Она рассказала ему о болезни маленького Эжена и всех тревогах того дня.
– Благодарю, благодарю вас! Я больше не сомневаюсь! Я люблю вас, как всегда любил!
– Да нет! Это же неправда!
– Почему?
Она холодно посмотрела на него.
– Вы забыли про другую. Про ту, которую вы возите на скачки. Про женщину, чей портрет хранится у вас. Про вашу любовницу!
– Ну что же, это так! – воскликнул Фредерик. – Я ничего не буду отрицать! Я подлец! Выслушайте меня!
Если он жил с Розанеттой, то виной тому отчаяние; это то же, что самоубийство. Впрочем, он причинил ей много огорчения, мстя за свой собственный позор.
– Какая пытка! Поймете ли вы это?
Г-жа Арну обратила к нему свое прекрасное лицо, протянула ему руку, и они закрыли глаза, охваченные опьянением, которое словно убаюкивало их, полное бесконечной нежности. Потом они, сидя лицом к лицу, совсем близко, долго смотрели друг на друга.
– Неужели вы могли поверить, что я вас разлюбил?
Она ответила тихим, ласкающим голосом:
– Нет! Несмотря ни на что, я в глубине души чувствовала, что это невозможно и что когда-нибудь преграда, разделяющая нас, падет!
– И я тоже! И мне так хотелось увидеть вас, что я готов был умереть!
– А ведь однажды, – продолжала она, – я прошла мимо вас в Пале-Рояле.
– Правда?
И он рассказал ей, как был счастлив, встретившись с нею у Дамбрёзов.
– Но как я ненавидел вас в тот вечер, когда мы уходили от них!
– Бедный!
– Мне так грустно живется!
– А мне!.. Если бы одни только печали, тревоги, унижения – все то, что я должна терпеть как мать и как жена, – я бы не жаловалась; ведь мы все умрем. Ужаснее – мое одиночество. Я совсем одна…
– Но ведь я здесь! Здесь!
– Да, да!
Не в силах сдержать нежных рыданий, она встала. Она раскрыла ему объятия, и стоя они прильнули друг к другу, слившись в долгом поцелуе.
Скрипнул паркет. Рядом с ними стояла женщина – Розанетта. Г-жа Арну ее узнала; широко раскрыв глаза, полные изумления и негодования, она разглядывала ее. Наконец Розанетта сказала:
– Я пришла к г-ну Арну по делу.
– Его здесь нет, вы же видите.
– Ах, верно! – ответила Капитанша. – Ваша служанка была права! Прошу прощения!
Она обратилась к Фредерику:
– И ты тут?
Это «ты», сказанное в ее присутствии, заставило г-жу Арну покраснеть, словно пощечина со всего размаха.
– Его здесь нет, повторяю вам!
Капитанша, оглядываясь по сторонам, спокойно спросила:
– Что ж, едем домой? У меня фиакр.
Он притворился, что не слышит.
– Ну идем!
– Ах, да! Удобный случай! Ступайте, ступайте! – сказала г-жа Арну.
Они вышли. Она перегнулась через перила, чтобы посмотреть им вслед, и на них обрушился пронзительный, раздирающий смех. Фредерик втолкнул Розанетту в экипаж, уселся против нее и за всю дорогу не произнес ни слова.
Оскорбление, обесчестившее его, постигло его по собственной вине. Он чувствовал и гнетущий позор унижения и тоску об утраченном блаженстве; когда он уже мог, наконец, овладеть им, оно безвозвратно исчезло, – и причиной была она, эта девка, эта шлюха! Ему хотелось задушить ее, он задыхался. Войдя в квартиру, он швырнул шляпу на стул, сорвал с себя галстук.
– Ну и устроила же ты скандал! Нечего сказать!
Она вызывающе встала перед ним.
– Так что же? Что тут плохого?
– Как! Ты шпионишь за мной?
– Моя ли вина? Чего ты ходишь развлекаться к порядочным женщинам?
– Не твое дело! Я не хочу, чтобы ты их оскорбляла.
– Чем же я ее оскорбила?
Он ничего не мог ответить и с еще большей злобой продолжал:
– Но тогда еще, на Марсовом поле…
– Ах, и надоел же ты со своими прежними!
– Мерзавка!
Он занес кулак.
– Не убивай меня! Я беременна!
Фредерик отступил назад.
– Лжешь!
– Да посмотри на меня!
Она взяла подсвечник и поднесла к своему лицу.
– Знаешь, что это такое?
Кожа, как-то странно припухшая, была усеяна желтыми пятнышками. Фредерик не стал отрицать того, что было очевидно. Он растворил окно, прошелся несколько раз, опустился в кресло.
Это событие было бедствием; во-первых, оно отдаляло их разрыв, и затем оно нарушало все его планы. Да и мысль стать отцом представлялась ему нелепой, он не допускал ее. Но почему же? Если бы вместо Капитанши… И он погрузился в такую глубокую задумчивость, что мечты его стали подобны галлюцинациям. Вот здесь, на ковре перед камином, он видел девочку. Она была похожа на г-жу Арну и немного на него самого, брюнетка, но беленькая, черноглазая, с очень длинными бровями, с розовым бантом в кудрявых волосах. О, как бы он ее любил! И ему казалось, что он слышит ее голос: «Папа! Папа!»
Розанетта, уже раздевшаяся, подошла к нему, заметила слезу на его реснице и торжественно поцеловала в лоб. Он встал.
– Ну что же! Пусть малыш живет!
Тут она стала болтать. Разумеется, родится мальчик! Назовут его Фредериком. Пора готовить для него приданое. И, видя, как она счастлива, он почувствовал жалость. Теперь, когда гнев его совершенно улегся, ему захотелось узнать, чем объяснить ее недавнее появление.
Дело в том, что как раз в этот день м-ль Ватназ предъявила давно просроченный вексель, и она поспешила к Арну, чтобы достать денег.
– Я бы дал тебе! – сказал Фредерик.
– Проще было получить от него, что мне принадлежит, и вернуть ей тысячу франков.
– Это хоть все, что ты ей должна?
Она ответила:
– Конечно!
На другой день в десять часов вечера (время, указанное привратником) Фредерик явился к Ватназ.
В передней он натолкнулся на груду мебели. Но слышались музыка и звуки голосов, и он нашел дорогу. Он отворил дверь и очутился на рауте. У рояля, за которым сидела девица в очках, стоял Дельмар, важный, точно жрец, и декламировал гуманное стихотворение о проституции; его замогильный голос переливался под аккомпанемент тяжелых аккордов. Вдоль стены сидели женщины, большей частью в темных платьях, без воротничков и без манжет. Пять-шесть мужчин, всё мыслящие люди, расположились там и сям на стульях. В кресле восседал старик-баснописец – совершенная развалина; и едкий запах двух ламп смешивался с запахом шоколада, которым наполнены были чашки, расставленные на ломберном столе.
М-ль Ватназ, опоясанная восточным шарфом, сидела у камина. По другую сторону сидел, лицом к ней, Дюссардье; он, по-видимому, был несколько смущен своим положением. Вообще в этой артистической среде он чувствовал себя неловко.
Покончила ли Ватназ с Дельмаром? Может быть, и нет. Как бы то ни было, она, очевидно, ревновала честного приказчика, и когда Фредерик попросил ее уделить ему несколько минут внимания, она знаком велела Дюссардье пройти вместе с ними в ее комнату. Получив тысячу франков, она еще потребовала и проценты.
– Не стоит! – сказал Дюссардье.
– Да помолчи ты!
Это малодушие со стороны человека столь мужественного было приятно Фредерику как оправдание его собственной слабости. Он вернулся с оплаченным векселем и никогда уже не заговаривал о выходке Розанетты у г-жи Арну. Но с этих пор он стал замечать все недостатки Капитанши.
У нее был неисправимо дурной вкус, непостижимая леность, невежество дикарки, доходившее до того, что доктора Дэрожи она считала большой знаменитостью и с гордостью принимала у себя вместе с его супругой, ибо это были «женатые люди». Она педантическим тоном учила жизненной мудрости м-ль Ирму, бедное созданьице, обладавшее маленьким голоском и нашедшее себе покровителя в лице «очень приличного» господина, бывшего таможенного чиновника, мастера на фокусы с картами; Розанетта звала его «мой милый пузанчик». Столь же невыносимо было Фредерику слушать, как она повторяет разные нелепые речения вроде: «Держи карман шире!», «С ума сойти!», «Что за штука?» и т. д. А по утрам она упорно сама обметала пыль со своих безделушек, надевал старые белые перчатки. Всего больше возмущало его, как она обращалась со служанкой, жалованье которой выплачивалось с вечными опозданиями и у которой она даже занимала. В дни, когда сводились счеты, они ругались, как уличные торговки, а потом мирились, обнимались. Невесело было оставаться с Розанеттой вдвоем. Он почувствовал облегчение, когда возобновились вечера у г-жи Дамбрёз.
- Предыдущая
- 88/106
- Следующая
