Захваченные земли (СИ) - Корнаков Даниил - Страница 23

В разговор вступил Вадим Георгиевич, все это время идущий позади:

— Это они напали тогда, в Архангельске, перед эвакуацией. Визжат так противно, и быстрые еще гады…

— Самые опасный вид, — дополнил собиратель. — В них всего понемногу: быстрота ищеек и непробиваемость щелкунов. Встретиться хотя бы с одним таким будет проблемой. — Он обернулся через плечо в сторону старика: — Короче, молитесь, чтобы они нам не повстречались.

При упоминании потрошителей у Матвея засосало под ложечкой. К ним он питал особую неприязнь, поскольку именно эти твари убили его учеников, и не только. Один такой потрошитель обезглавил его мать много лет назад.

Потрошители…Одно только имя, данное им собирателями, вызывало в Матвее приступ ужаса и ненависти одновременно.

Вадим Георгиевич и Миша ушли вперед.

Рядом с Матвеем оказался Ясир, осторожно ступающий через останки.

Собиратель вдруг осознал, что за все время путешествия ему так и не удалось получше узнать врача. Да и сам Ясир, по всей видимости, не жаловал собеседников, предпочитая оставаться наедине с самим собой. По крайне мере за него это говорило постоянное одиночество, в котором он пребывал еще на судне.

— Отличная повязка, — осторожно, стараясь не навязываться, заговорил с ним Матвей. Он посмотрел на плетущегося позади Йована и Надю, вторая не отходила от него ни на метр с тех пор, как он лишился кисти. Оба о чем-то тихо и смущенно разговаривали.

Ясир последовал взгляду Матвея и улыбнулся уголком рта.

— Благодарю. Накладывание повязок было первым, чему меня научил отец.

— Он тоже был врачом?

— Да. — Его ответ прозвучал жестко, и Матвей подумал, что их небольшая беседа закончилась, но вдруг Ясир продолжил: — Откровенно говоря, вся моя семья по линии отца давала клятву Гиппократа. Вот и я не стал исключением.

Собиратель почувствовал неловкость от незнания как бы продолжить разговор и поэтому ни нашел ничего лучше, кроме как сказать:

— Я тоже всегда хотел быть врачом.

— Вот как?

— Да, лет с семи. Сразу после того, как отец прочитал мне какую-то сказку про доктора, лечащего зверят. Сейчас уже и не припомню название.

Матвей не лукавил. Будучи ребенком, он и правда некоторое время грезил спасать жизни, орудуя скальпелем и бинтами.

Собиратель хотел разузнать побольше об отце Ясира, но сбоку раздался жуткий шепот. Лейгур, идущий в паре метрах от них, стал бормотать на родном языке, напоминая помешенного. Следующий за исландцем Тихон замер на мгновение, посмотрел в сторону Матвея и осторожно проскользнул между двумя автомобилями, поравнявшись с Матвеем.

— Я догадывался, что у него с башкой непорядок, — тихо произнес мальчишка.

Капитан продолжал бормотать, не замечая остальных.

— Он шайтан, дьявол по-вашему, — повторил вот уже который раз Ясир. — Таким как он нельзя доверять.

— Да он вроде ничего, хотя бы в роли капитана, — вставил словцо Тихон.

— Дело не в этом, парень. В его глазах зло, я сразу это увидел, как только повстречался с ним. Еще за день до совершенного им убийства.

— О каком зле ты говоришь? — С недоверием спросил Матвей. Вся эта околомистическая чушь всегда задевала его, заставляя вступать в спор.

— Животное зло, — вполне серьезным тоном ответил Ясир и, сглотнув слюну, стал быстро рассказывать: — Приблизительно семь лет назад меня попросили отправиться на французскую станцию Конкордия, обучать местных оказанию первой помощи. Платили хорошо, расстояние небольшое, вот я и согласился. Это частая практика, когда станцию обмениваются специалистами в областях, которые им нужно улучшить.

Путь им преградил минивэн, который пришлось обойти левее.

— На время моего пребывания в Конкордии, помимо наставника, я также практиковал и свою основную деятельность. Ко мне приходили разные пациенты, я им помогал, а заодно подтягивал французский.

На лице Ясира образовалась ухмылка, которая немедленно сменилась серьезным выражением.

— И вот однажды, за пару дней до моего отъезда обратно на Тахадди, ко мне пришел мужчина по имени Альфред. Страшно худой, лет под сорок, несколько пальцев на руке отсутствовало — результат работы ледоруба, добытчика воды. Ко мне он обратился из-за колотой раны на правой ключице, из которой кровь так и хлестала. Он сказал, что во время рубки льда один из товарищей так сильно замахнулся киркой, что обухом ненароком задел его. В те времена еще не на всех станциях были электропилы, поэтому обходились топорами и кирками, лишь бы добыть воды.

Ясир вздохнул. Этот рассказ явно давался ему с трудом, но он решительно продолжил его:

— Я слабо верил в его слова, да и рана была мелковата для широкого обуха кирки. Но в тот день я так устал и так грезил скорее отправиться обратно домой, что не стал донимать его расспросами, молча обработав, зашив и перевязав рану. — Ясир посмотрел на Матвея и, перейдя на полушепот пробормотал: — Вот именно тогда я и увидел в этом Альфреде тот самый взгляд, один в один, что у нашего капитана — хищный, едва уловимый блеск. Я запомнил его навсегда.

— И ты отпустил его? — спросил завороженный рассказом Тихон.

— Да, и это было моего самой большой ошибкой в жизни, — выдохнул Ясир. — Внутренний голос подсказывал мне задержать его на минуту, расспросить как следует, возможно даже позвать охранников. Но я отпустил его. А уже тем же вечером он зарезал свою жену, нанес ей пятьдесят три ножевых ранения в отместку за то, что она, в попытке защититься, накануне порезала его тем же ножом. Как выяснилось позже, у этого Альфреда просто крышу снесло, он стал страшно ревновать жену, пока день ото дня колол лед. Все эти мысли, придуманные картинки в голове для него по итогу превратились в неоспоримую правду, заставив взяться за нож. Шайтан овладел его разумом.

Ясир коснулся рукава куртки Матвея и прошептал:

— Можешь не верить мне, Беляев, но именно в исландце я видел взгляд как и у Альфреда, прежде чем он убил ту девочку с отцом. Но это не главное. Главное то, что этот взгляд я вижу в нем до сих пор! Шайтан давно овладел им и что-то затевает, я в этом уверен. За ним нужно глядеть в оба и ни в коем случае не доверять, помяните мое слово.

Матвею нечего было возразить Ясиру, кроме только шайтана и прочей мистической чепухи. Ну отказывался он верить в эту чушь! И все же зерно сомнения Ясира медленно стало прорастать и внутри Матвея. Может, исландец и правда что-то затевает? Да и это требование развернуться обратно, якобы для «спасения наших жизней». Разве Лейгуру есть дело до их жизней? Возможно, за этой ширмой «спасения» он и правда скрывает свои умыслы, но какие?

Размышления Матвея прервались как только возглавляющий команду впереди сержант резко замер и поднял сжатую в кулак руку.

В стоящем поперек дороги автобусе что-то зашевелилось и издало протяжный писк…

Матвей как можно тише взвел курок револьвера, не спуская взгляда с окон автобуса. Стоявший позади Тихон поднял с асфальта отломанное боковое зеркало автомобиля и замахнулся, готовясь швырнуть.

Сержант жестом велел всем оставаться на, а сам медленно направился в сторону раздвинутой дверцы, держа ее на мушке. Приглядевшись, на ступенях Матвей заметил высохшие пятна крови.

Снова раздался писк. Звук не был похож на мерзлячий.

Миша быстро шагнул в салон автобуса, навел прицел и замер. Раздалось тихое фырканье, однако сержант не спешил опускать винтовку. То, что было внутри, явно привлекло его внимание.

— Собиратель, — позвал он и ладонью поманил его к себе. — Тут по твоей части.

Матвей переглянулся с остальными и подошел к сержанту. Он ступил на лестницу, зашел внутрь и увидел в самой середине салона лисенка. Зверенок ощетинился, подметая многолетнюю пыль свои пушистым хвостом.

— Это всего-навсего лисенок. Он не причинит вреда, если мы не будем его трогать.

— Ясно, — строго ответил сержант, возможно впервые в жизни увидев лису. — Глянь туда.