Смертоцвет (СИ) - Зимовец Александр - Страница 39

— Мне понимать ваши слова, как признание?

— Понимайте, как хотите, болван! — бросила она. — Я устала уже пробиваться сквозь вашу твердолобость. Поймите уже, наконец, что я не убиваю людей, которых хочу спасти. Не это заповедал нам Узорешитель. Да, мне было жаль, что они выбрали неверный путь, но от их смерти мне не было бы ни выгоды, ни облегчения. Пусть бы жили, как хотели, что мне за дело?

Несколько секунд Герман смотрел на ее лицо, пытаясь понять, врет она или нет. Скорее, врет. Этакая убьет человека и ради собственного удовольствия, да и вообще мотивы у таких психических могут быть всякие. Вот кто бы от нее ожидал, что она придет к жандарму, да еще и ненавистному ей, рассказывать про заговор. А пришла же.

— Я немедленно доложу об этом, — проговорил Герман, глядя ей в глаза.

— Вот и отлично, — сказала она. — Железнодорожная станция отсюда в одной версте прямо по дороге. Придется пройтись, и будет не так комфортно, как в графской коляске, но что поделаешь. Приятной прогулки поручик.

После этих слов вся шайка почти бесшумно растворилась среди деревьев, словно никого тут и не было.

Глава двадцатая

Заговорщиков ждет сюрприз

— Мы знаем, — коротко ответила Таня, едва он изложил суть дела. Герман чуть ли не вломился в ее петербургский кабинет, оттеснив молодого человека в корнетских погонах.

— Вы знаете и…? — переспросил Герман.

— Мы знаем и реагируем, — вздохнула Таня. Только сейчас он заметил, что лицо ее выглядело бледным и слегка осунувшимся, а под глазами залегли круги. Походило на то, что подполковник Ермолова не спала второй день, и хорошо если второй.

— Ситуация чрезвычайно сложная, — продолжила она. — У князя нет доступа к Его Величеству. С минуты на минуту он ждет сообщения об отстранении его от должности, если не об отставке.

— Даже так?

— Да, — Таня кивнула и, скривившись, закусила нижнюю губу.

— И что мы будем делать?

— Уж конечно, не сидеть сложа руки, — сказала она, и Герман увидел, как ее пальцы добела стиснулись в кулаки.

— Будет драка, — пояснила Таня. — И тебе, между прочим, тоже придется драться.

— Да уж не беспокойся, я не подведу, — серьезно ответил Герман, и даже невольно как-то внутренне подобрался, словно в строю. — Вот только если Его Величество на их стороне… И кстати, а кто, собственно, эти «они»? Третье отделение?

— Эти тоже, — Таня кивнула. — Они до нас давно добираются. А кроме них — почти вся лейб-гвардия. В случае чего, мы можем рассчитывать только на поддержку гвардейской артиллерии, да и то не всех батарей… Господи, это все ужасно! И чудовищно не вовремя, и вообще…

Она вдруг уронила голову на ладони и зарыдала, а Герман на секунду впал в ступор, до того это было на него непохоже. Но секунду спустя он, все же, подошел к ней и погладил ладонью по спине.

— Мы выдержим, — проговорил он. — Что бы там ни было, мы всех их сотрем в порошок.

— Это легко сказать, — Таня всхлипнула раз, другой, но затем взяла себя в руки, торопливо отерла покрасневшие глаза шелковым платочком, быстро глянула на себя в зеркало, явно осталась увиденным недовольна. — Ладно, ты прости, я что-то расклеилась… знаешь, сколько уже не сплю?

— Я могу быть чем-нибудь полезен?

— Естественно, можешь. По официальным поручениям мы тебя посылать, конечно, не можем, ты же отстранен.

— Значит, сгожусь на неофициальные, — кивнул Герман. — Тем более, что по покушению, как я понимаю, дело никто не заводил?

— Разумеется, нет. Мы о нем, вроде как, не знаем. Признаться, мы не думали, что оно будет такое масштабное, — Таня повертела в руках перо, с того упала в чернильницу тяжелая капля. — Думали, выцеливают только князя. Он бы просто не приехал. Сломался бы экипаж, и все. Но учитывая то, что сообщил ты… похоже, нужно будет перейти к плану «Б». Собственно, почему бы самим нигилистам его не саботировать, раз уж они не хотят?

— Не получится, — Герман покачал головой. — Нужно, чтобы мы нейтрализовали заговорщиков… Слушай, а почему вдруг это все началось? Чего им не хватает: Паскевичу, Апраксину, прочим?

— Я не знаю… — Таня вновь болезненно поморщилась. — Все как с цепи сорвались… Но знаешь, есть одна версия, мне отец рассказал, строго по секрету…

Последние слова она проговорила буквально шепотом, и Герману пришлось нагнуться поближе к ней через стол.

— Он говорит, что в высшем свете многие замечают, что император уже не тот. Нет, не то чтобы болезнь, или что-то подобное… но он стал реже появляться на людях, реже посещает балы, стал более замкнутым, много времени проводит один, молится. Время от времени он предается веселью, но словно заставляет себя, словно специально, чтобы никто не заметил, но все замечают. При этом, заметь: никаких видимых поводов для хандры у него нет. На Барканском фронте дела идут не то, чтобы прекрасно, но и катастрофы никакой нет. Внутри страны тоже все благополучно, уж мы-то знаем. Финансы, армия, магический бюджет — все в полном порядке, ну, насколько это возможно. Конечно, общий магический потенциал в последние годы падал, но не критично. И вот ни с того, ни с сего…

— И что это может значить? — прошептал Герман. От новости захватывало дух. Он, как и почти любой подданный империи, да и вообще почти любой человек в мире привык считать российского императора кем-то вроде живого бога. Имперская церковь уже второй век поклонялась, фактически, именно ему, и это не особенно даже скрывалось. Лицо императора — усатое, сосредоточенное, иногда грозное, а иногда, напротив, по — отечески добродушное — смотрело на подданных с икон, с парадных портретов, с растяжек на ярмарках, с украшенных к празднику витрин.

Никто никогда не слышал о том, чтобы император когда-то болел. Дело даже не в том, что о таком не писали в газетах (хотя, конечно же, не писали), но об этом и слухов не было, и даже представить себе императора больным было так же тяжело, как вообразить, что заболел памятник Петру на Сенатской площади. Император был вечен, он был, вероятно, почти всемогущ, и уж точно мог справиться с такой заурядной ерундой, как старение и болезни. Во всяком случае, любого из своих вельмож он помнил в колыбельке. И отца его — тоже помнил.

И вот, значит, теперь…

— Никто не знает, что это значит, — Таня покачала головой. — И именно поэтому все потеряли голову — потому что не знают, как теперь жить, и что теперь будет.

— Погоди, но, в конце концов… есть же Закон о престолонаследии… ну, если вдруг…

Таня посмотрела на Германа с сочувствием, как на человека, который сам не понимает, какую глупость говорит.

— Ты сам отлично знаешь, что к этому никто не готов, — сказала она. — И меньше всего к этому готовы те, на кого падет вся ответственность. Вот ты сам в курсе, кто сейчас наследник престола?

— Погоди… цесаревич Сергей Николаевич… вроде бы…

— Во-от, — грустно протянула Таня. — Он умер два года назад, а ты даже не в курсе. После его смерти цесаревичем объявлен великий князь Андрей Николаевич, но ему сто четыре года, и он почти не ходит — если только под себя. О том, что он стал наследником престола, кажется, даже почти не писали в газетах, потому что кому какое дело? Все знают, что император уже пережил три десятка своих наследников и еще столько же переживет.

— А если не переживет, то…

— То будет чудовищный хаос. В масштабах всего мира. Хорошо если эти слухи еще не вышли за пределы страны, не проникли в Британию, в Австрию, в Шварцланд… Стоит им почувствовать, что у нас начинается, смута, как ты просто не представляешь, что начнется. А гномы? А эльфы? А бог знает, кто еще там сбежится на шум из дальних уголков Междумирья. И на фоне этого всего гвардия и Третье не придумали ничего лучше, как устроить заговор.

— А кто стоит во главе? Апраксин?