Смертоцвет (СИ) - Зимовец Александр - Страница 3

— Скучаем, мадемуазель, — произнес Рождествин. — Особенно вот поручик скучает без ваших восхитительных глаз, так как солнце в вашем лице редко заглядывает в убогую келью монаха.

— Да уж я знаю, какие вы монахи, — Таня ухмыльнулась. — Тут, поди, ни одного публичного дома не проинспектированного вами не осталось.

— Да он на весь город всего один, да и тот… — начал, было, Герман, но едва Таня иронично приподняла бровь, сразу запнулся.

— Мне по службе полагается знать, — произнес он. — Инструкция предписывает осуществлять надзор за всеми заведениями, которые могут представлять опасность для общественной нравственности и служить местом сбора антигосударственных элементов.

— Это, сдается мне, ваш любимый пункт инструкции, — Таня иронично хмыкнула. — Будь ваша воля, вы бы только его целыми днями и выполняли.

— Вы к нам несправедливы, мадемуазель, — произнес Рождествин. — Мы с поручиком изо всех сил стараемся быть полезными, но разве это наша беда, что на столь скромном поприще…

— Ладно, ладно, — Таня примирительно взмахнула руками. — Будет вам поприще поинтереснее. Я, собственно, за этим сюда и приехала.

— Только за этим? — с некоторым скепсисом в голосе спросил Герман.

— Поручик, вы не оставите нас ненадолго? — спросила она, повернувшись к Рождествину.

— Разумеется, мадемуазель, — ответил тот, слегка ухмыльнувшись и игриво кивнул ей.

— Вот этого я не люблю, — Таня слегка сморщила нос. — Во-первых, я вам не мадемуазель, а «ваше высокоблагородие». Вы все, я смотрю, слегка распустились здесь.

С этими словами она укоризненно взглянула на стоящую возле стола бутылку.

— Во-вторых, не надо вот этих слащавых улыбочек, пожалуйста, поручик, — продолжила она. — Я приехала с Германом Сергеевичем поговорить по важному делу.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — эльф мгновенно принял серьезное выражение лица, вытянулся в струнку, кивнул и покинул кабинет.

Едва тот вышел, как Герман тут же подскочил к ней и обхватил за талию, но она на удивление ловко вывернулась и отстранилась.

— Э, нет, поручик! Насчет важного дела я не шучу, между прочим!

— Потом все важные дела, — отмахнулся Герман. — Я же тебя два месяца не видал!

— Нет, нет и нет! — ответила Таня, запахивая платье, которое он в такое короткое время успел расстегнуть. — Нечего, с ума сошел, прическа же, прекрати немедленно это изнасилование, ты на службе!

— Вот именно! На службе и в собственном кабинете! Самое место!

— Сейчас как войдет сюда твой подчиненный! Какой у тебя авторитет будет после этого?

— Огромный!

— Ну, все, перестань! Ладно. Одним словом, я действительно по делу. Ты, я смотрю, здесь освоился уже, — она невольно понизила голос. — Так что сегодня получаешь первое поручение от князя Оболенского. Ну, сам понимаешь.

— Слушай, я давно хотел этот вопрос обсудить, — проговорил Герман. — Я, конечно, тогда на все согласился, куда мне было деваться? Однако мне не нравится, что ко мне теперь можно вот так приехать и отдавать приказы… не связанные со службой. Вы там плетете какой-то заговор, а я даже не знаю, в чем он, собственно, состоит, и какая роль в нем мне отведена. А кроме того…

— Так, вот этого я не люблю, — Таня подняла руку и нахмурилась. — Ты понимаешь, что из такого дела обратного пути нет? И особенно — тебе.

— Понимаю, — Герман кивнул. — Но я только хочу, чтобы меня не использовали втемную. Имею я на это право, или нет?

— Вы поглядите, не нравится ему, что его используют втемную! — Таня картинно всплеснула руками. — Да меня — МЕНЯ! — использовали втемную, и не кто-нибудь, а родной отец! Ты представляешь, каково мне было это узнать? Я ведь в вашу Москву ехала, мне сказали только, что нужно расследование от «Последней воли» в сторону увести, чтобы агентуру Корпуса не подставить. А вышло, что я участвую в заговоре против…

Она затравленно оглянулась на окно, словно за ним мог сидеть филер Третьего отделения. Затем прошла через кабинет и закрыла окно, предварительно в него выглянув.

— Ладно, — Герман вздохнул. — Рассказывай, кого нужно убить.

— Вот, слышу речь не мальчика, но мужа. В общем, слушай. На днях в отставку вышел граф Уваров.

— Министр просвещения?

— Он самый. В прошении указано, что должность он оставляет ввиду болезни, хотя граф настолько здоров, насколько вообще можно быть здоровым в пятьдесят пять лет. А в отставку он отправился после разговора с Его Величеством, и разговор этот, судя по всему, был не из приятных.

— И что же от меня требуется?

— Нам нужно установить с графом контакт. Он был видным консерватором, одним из наших главных оппонентов. Но теперь… Что бы у него там ни произошло с Его Величеством, но он должен быть очень сильно обижен. И может быть нам полезен.

— Ты так говоришь это «нам»… Что ни говори, а ты явно вошла во вкус, настоящая заговорщица.

Таня снова сделала гримасу и показала ему язык.

— Хватит нести чушь, я просто привыкла в любую работу сразу включаться и делать ее хорошо. Чего и тебе советую, если хочешь чего-то достигнуть в этом мире.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — Герман шутовски поклонился. — Благодарю за совет.

— Ну, все, отставить балаган. Одним словом, у графа будет прием в его имении, в следующую субботу. Тебя туда непременно пригласят, ты по меркам уезда видный чиновник. Там ты подойдешь к графу и деликатно намекнешь, что кое-кто в правительстве сочувствует его горю и хотел бы оказать посильную помощь. А потом расскажешь мне, как он отреагировал. Кажется, задание — проще некуда. Ну, и по возможности произведи там хорошее впечатление, ты это умеешь. На графа, на супругу, на дочку его, может быть. Пригодится.

— А дочка симпатичная? — уточнил Герман.

— Так, поручик! Вот сейчас было совсем неконструктивно!

— Да я что? Если это нужно ради высших интересов дела…

— Хватит! Сейчас такие высшие интересы я тебе устрою!

С этими словами она толкнула его на письменный стол и впилась в его губы жарким поцелуем. Германа даже в дрожь бросило, но он был не из тех, кто теряется, так что не прошло и нескольких секунд, как платье Тани было уже расстегнуто и наполовину стянуто.

Вот только в тот момент, когда следовало уже приступать к главному, на лестнице снова послышался дробный стук сапог, а мгновение спустя в дверях опять показалась взволнованная физиономия Вихрова. Таня едва успела прикрыться платьем, однако вся мизансцена, разумеется, осталась более чем красноречивой.

— Вихров, какого черта? — рявкнул Герман. — Вас в кадетском корпусе учили врываться к начальству без стука?

— Учили, что в экстренных случаях дозволяется, — проговорил корнет, покрасневший и силящийся отвести глаза от обнаженных ножек подполковника Ермоловой.

— И какой нынче экстренный случай? Небо на землю упало? Или унтер-офицерше Занозиной явился среди ночи леший?

— Никак нет, ваше благородие, — отрапортовал корнет. — Прибежал только что дворник из дома Никифорова. Говорит, мертвое тело нашли. И выглядит оно так, что без черной магии точно не обошлось. Вот я и подумал… такое дело… не каждый день бывает, вот и…

— Все правильно, корнет, — ответила Таня, между делом успевшая натянуть платье обратно и даже частично застегнуть его. — Благодарю вас за усердие.

При этих словах Вихров просиял, словно пуговицы Рождествина.

— Теперь ступайте, найдите извозчика, — прибавила она, взяв со стола папку с документами. — Я, пожалуй, с вами съезжу. Поглядим, что там у вас стряслось, и откуда в здешней глуши черная магия.

Глава вторая

Иван Семенович процветает

Пока добрались до нужного двора, уже начало темнеть. Место найти было немудрено: во дворе дома гудела взбудораженная толпа, сильнее всего сгустившаяся возле крыльца. Кое-где раздавалось женское оханье, кто-то плакал, кто-то матерился.