Босс навсегда - Белова Юля - Страница 7

– Настя, давай, сделай мне срочно два билета в первый до Москвы, прямо на сейчас. Скажи, чтобы рейс задержали, не вылетали пока.

Он отключает телефон и кричит:

– Павлик, давай машину к трапу, мы на другом самолёте летим. И пилоту скажи, чтобы выпускал нас.

Он поднимается с кресла и подаётся к Рыкову.

– Я теперь с тобой, Рома, не только на одном самолёте не полечу, я с тобой на одном гектаре срать не сяду, ты понял? Я, блядь, человек мирный, но когда меня вот так отыметь пытаются, я раздражаюсь сильно. А когда я раздражаюсь, тем, кто не со мной, скверно приходится. Меня трахнуть пока никому не удавалось, так что напрасно ты присуседился. Ох, зря ты, Рома, в пасть к тигру полез! Я это дело так не оставлю! И бабе твоей не дам работать, ясно тебе? Я ей такое устрою, она жить не захочет!

Из «эконома» появляется телохранитель. Он ничего не предпринимает, вероятно, привычный к подобным вспышкам шефа, а просто внимательно смотрит на объект своей заботы.

– Павлик, твою мать! Открывай дверь! Иди к пилотам, вытаскивай их оттуда! – кричит губернатор.

Просто форменная истерика. Нельзя же настолько себя заводить, ведь так и до инфаркта недалеко.

– Сергей Михайлович, ну вы же не Бэтмен, чтобы на ходу из самолёта выскакивать, – не выдерживаю я. – Вы сядьте. Мы ведь взлетаем уже!

Вечно я влезу, куда не просят.

– Ах ты девчонка! – кричит губернатор. – Да я тебя!

Самолёт отрывается от взлётной полосы, резко задирая нос, и Назаров, не в силах противостоять гравитации, падает в своё кресло. Он неловко шевелится, как жук, перевёрнутый на спинку. Павлик, видя, что никто уже никуда не идёт, возвращается в хвостовую часть.

– Пристегнитесь, времена нынче турбулентные, сами знаете, а я вам пока скажу кое-что, – спокойно говорит Рыков.

– Да что ты скажешь! Высаживай меня! – орёт Назаров. – Я тебя! Да ты у меня!

– Вам теперь только в ФСБ остаётся звонить. Заявите о похищении. Пусть бля, перехватчики высылают.

Роман откидывается на спинку, но не спускает взгляда с губернатора. Тот берёт перевернувшуюся при взлёте бутылочку виски, откручивает крышечку, нервным движением открывает выдвижной ящик стола и достаёт стакан. Выливает в него содержимое и одним глотком выпивает. Крякнув, он поднимает глаза на Рыкова:

– Я бы на твоём месте сейчас не шутки шутил, а за жопу свою переживал.

– А я бы на вашем месте, заткнулся и послушал, что я скажу, – не выдерживает Роман и грозно сдвигает брови.

– Да ты! – ревёт Назаров, вскакивая с кресла, но ремень не даёт ему встать и он снова отваливается на спинку.

– Мы же теперь всё, не братья больше, как я понял. Только это же не меня в администрацию президента вызывают. Меня-то никто уволить не может. И я могу вообще туда не ходить, меня просто один человек, который боится, что его выпнут за херовую работу, попросил поддержать. Но теперь надобность отпала, верно?

– Да я, блядь, губернатор! А ты коммерс сраный! Мне твоя поддержка в хер не упёрлась. Чего ты там поддержать-то можешь! Штаны свои поддержи! – снова кричит Назаров, но уже не так неистово, постепенно сбавляя обороты.

– Насте скажите, пусть самолёт отпустит, там же пассажиры ждут, – опять вклиниваюсь я.

– Подождут, блядь!

– А вас случайно, – продолжает Рыков, – ОБЭП не дёргает по связям с сургановским «Зонексом»? Есть там такой подполковник Данилкин, знакомое имя?

Губернатор крякает.

– Но это за прошлые дела, когда я к этому отношения не имел. Это теперь «Зонекс» под мой контроль перешёл, а то что раньше было, меня не касается. Но если дружбе конец, то и выплатам в фонды тоже. Зачем мне проблемы с ОБЭПом, так ведь? Разбирайтесь сами со своим Сургановым. Кстати, где он, помните? Так что, Сергей Михайлович, сами видите, кому надо за жопу переживать. Не знаю, чего вы так разгневались. Из-за Острякова что ли?

– Сейчас, подожди, Насте позвоню… Настя! Отбой! Отпускай самолёт, пусть без меня летят.

Назаров кладёт телефон на стол рядом с собой, расстёгивает верхнюю пуговицу и ослабляет узел галстука.

– Да, – говорит он, внезапно меняя тон и становясь похожим на обиженного ребёнка, – из-за Острякова. Ты мне пообещал, что поставишь его директором, а сам вот Дарью Андреевну предпочёл.

Я напрягаюсь.

– Извиниться надо перед Дарьей Андреевной. Некрасиво повели вы себя. А про Острякова я уже говорил сто раз, и сейчас повторяю. Я его поставлю, когда мы все свои дела закончим. А сейчас мне ваш распильщик на хрен не нужен. У меня там мой собственный кризисный управляющий. А Острякова я могу пока замом коммерческого поставить. Пусть осмотрится, разберётся что к чему, а в генеральные после…

– Ставь коммерческим! Прямо сейчас.

– А Бажакина куда? – вступаю я. – Вы меня извините, но я его сейчас не могу уволить. Он прекрасно знает предприятие и без него я, как без рук буду. Новый человек пока войдёт в курс дела, полгода пройдёт. Мы не можем себе этого позволить. Тем более, сейчас идёт напряжённая работа по реструктуризации. В лучшем случае можем ввести должность заместителя коммерческого директора. Для вхождения в курс дела самое то, мне кажется.

– Смотри-ка, дерзкая какая. То сидела белая, как полотно, то вдруг перечить начинает, – широко улыбается Назаров, будто и не было никакого приступа бешенства, минуту назад. – Дарья Андреевна, не в службу, а в дружбу, дай мне две бутылочки вот таких, а то мне вставать тяжело.

– Даш, дай ему большую бутылку, пожалуйста.

Я сижу с краю, и мне не сложно, но я вообще-то не стюардесса, пусть бы этот боров сам себя обслуживал. Я чувствую себя уже гораздо лучше, но ничего, кроме неприязни, испытывать к Назарову не могу.

– Не-не, две маленькие.

Я встаю и подхожу к холодильнику. Достаю две маленькие, на один дринк, бутылочки виски и возвращаюсь к столу. Протягиваю Назарову. Он перехватывает мою руку одной рукой, а второй забирает свои бутылочки, но руку не отпускает. Он тянет меня, пытаясь усадить в соседнее кресло справа от себя.

– Садись-садись, посиди с дедушкой, дедушка не обидит, не бойся, а то, что вспыльчивый, так это от жизненного опыта.

Я бросаю короткий взгляд на Рыкова. Он недоволен, но не делает никаких предостерегающих знаков.

– Смотри, как он тебя вымуштровал, без разрешения к чужим и подходить нельзя, да?

Я сажусь в кресло напротив того места, где сидела до этого. Моя ладонь покоится между толстых ладошек Назарова.

– Ну, Сергей Михайлович, я же не солдат на плацу, чтобы меня муштровать. Просто Роман Григорьевич лучше вас знает, вот я и смотрю на него, а то вдруг вы наброситесь на меня, душить начнёте или ещё чего.

– Красотка, – говорит он, поворачиваясь к Рыкову. – Откуда столько везения, Роман Григорьевич? Да ещё и палец в рот не клади. Красивая, дерзкая, заводами управлять умеет. Далеко пойдёт, если из-под твоей защиты не выйдет. Но без тебя пропадёт. Враги сразу набросятся, а у неё много их будет, это уж точно.

Да уж, врагов я себе умею находить… Долго он ещё руку мою держать собирается? Сидеть так неудобно. Он снова поворачивается ко мне.

– Но я тебя в обиду не дам, если что. Ты меня держись. Лады? Ну, не дуйся ты, чего смотришь, как мышь на крупу? Давай мириться.

Куда что подевалось? Только что грозный и разгневанный властелин вдруг превратился в милого, но хитрожопого дедушку, который думает, будто его нелепые уловки могут провести внуков.

– Мы не ссорились.

– Ссорились-ссорились. Это я так ссорюсь. Насмотришься ещё. Нервишки, понимаешь, шалят, работа нервная больно. Ну давай, рассказывай.

– Я с вами не ссорилась, Сергей Михайлович, просто вы оскорбляли меня и пытались унизить без малейшего повода с моей стороны.

Зря я так, отольются когда-нибудь мне слова мои слезами горькими. Я выдёргиваю свою руку из лап губернатора и возвращаюсь на своё место напротив, рядом с Романом. Он накрывает мою руку своей и чуть заметно пожимает.