Stargate Commander: История "Рассвета" (СИ) - Черный Александр Михайлович - Страница 23

Управление «прыгуна» интуитивно простое: соединение с корабликом задействует невральный интерфейс. «Механика» нужна, по сути, для дублирования и на всякий противопожарный случай. Основной управление идёт посредством пси-волн, считываемых прямиком с того, что наши биологи не так давно стали называть «биополем человека». Это и было то, что в простонародье принято именовать «управлением силой мысли».

Вот мы прошли щит, удерживающий воздушное давление в ангаре. Слишком большой объём: заколебёшься постоянно гонять туда-сюда воздух по компрессорам и ресиверам. Древние поставили генераторы силового поля, поддерживающие достаточное напряжение, чтобы сквозь него не просачивалась воздушная смесь.

Раз прошли щит и оказались, по сути, в открытом космосе, можно и пилоны с маршевыми двигателями раздвигать.

Попутно осмотрел пульт набора на панели. Да, имеется. Да, прилагается. Но символы на нём другие. На «Судьбе», «Колыбели», и вообще всех вратах первого поколения был достаточно точный механизм: каждая галактика представлялась в виде набора символов, кодов, математических знаков. Отсюда достаточно точный привод: даже после миллиардов лет, когда планеты и галактики меняли свои координаты, они всё равно оставались доступными, ибо перерасчёт производился автоматически. Врата второго и третьего поколения имели изъян, хоть и «били» дальше. Вместо символов – созвездия, видимые с конкретной планеты, что существенно затрудняло перемещение: без должных знаний астрономии пользоваться такими было чревато. Обычно, после истечения определённого времени, врата (а точнее – их сеть, соединённая подпространственной связью) пересчитывали свои координаты, опираясь на смещение планет, звёзд и галактик.

По всей видимости, эти кораблики предназначались для использования с вратами первого поколения… Только какой в этом толк? Неужели Древние собирались воскресить давно забытый всеми проект? Какой? И почему не смогли этого сделать?

Ладно. Это всё факультативно. Сейчас в приоритете корабль, который до подтверждения и опознания приняли за верное именовать «Судьба». Только облететь, говорите? Ну, хорошо.

«Колыбель зла» осталась снизу: «прыгун» заложил крутой вираж вправо и пошёл курсом на перехват с «Судьбой». Корабли не выравнивали курс и скорость, и «Судьба» удалялась от нас всё дальше, хоть и не спешно. Но приближаться к неизведанному кораблю опасно в любой ситуации. Данный случай не исключение.

Запускаю программу сканирования… Уже на первых секундах работы вышел критический отчёт: корабль идентификации не подлежит.

– Что, совсем? – нахмурился полковник Мигунов.

«Нет, бл9ть, частично», – чуть не ответил я.

Подбавил «газку».

Начнём облёт с кормы судна.

Ну, двигатель повреждён: я бы сказал, пущен вразнос. Весь ряд модулей взорван. Судя по характеру повреждений – единовременно. Причин может быть много, но я не вижу следов разрушений от попаданий материальных снарядов или энергетических залпов. Всё говорило о том, что взрывы произошли изнутри. Перегрузка, диверсия, – я остановился на этих двух. Сейчас у меня было слишком мало информации, чтобы что-то об этом говорить. Может, после приземления найдём что-то ещё?

Сканирование показало полное отсутствие энергии на корабле: судно было холодно, как и космос вокруг него. И под «холодно» я подразумеваю практически абсолютный лёд. Если «Колыбель зла» хотя бы, позволяла находиться на борту по летней форме одежды, то сенсоры «прыгуна» уверяли: отопления на «Судьбе» нет уже давно. Борт практически остыл до температуры окружающего космоса.

Летел корабль, скорее всего, по инерции, и уже дожимал последние ньютоны. Щиты так же отсутствовали, орудия на борту подавлены, а множественные повреждения корпуса говорили о разгерметизации корпуса корабля.

Я подбавил скорости и опередил корабль, перевернувшись кверху ногами: теперь «прыгун» летел параллельно «Судьбе», днищем вверх.

Полковник задрал башку и попытался осмотреть корабль – не вышло. Шея так сильно не выгибалась, хех.

– Выровняй нас, я хочу посмотреть…

Ну, не вопрос, выровняй – так выровняй. Я врубил маневровые носовые нижние и маневровые кормовые верхние одновременно, а потом ещё на долю секунды те же, но в шахматном, обратном порядке, и загасил маршевый разгонный. Теперь мы продолжили лететь по инерции днищем вперёд и носом вниз, глядя на «Судьбу».

Нехило…

С этого ракурса корабль выглядел ещё потрёпанней. Такое чувство, что его планомерно обстреливали, причём не самым меньшим калибром. Я так прикинул: у одного довольно среднего энергетического выстрела огневая мощь порядка тридцать-сорок килоджоулей. Мощность щита «Судьбы» – порядка гигаджоулей двадцати, плюс-минус пять-десять джоулей. Такое нехило жрало энергию и сильно ложилось нагрузкой на генераторы щита: для «Судьбы» – пять излучателей по всему кораблю. Плюс я попытался просчитать: как и чем надо обстреливать «Судьбу», чтобы полностью снесло щиты и корабль заполучил такие тяжёлые повреждения? Про жизнеобеспечение и говорить не приходится.

Продолжив полёт по инерции, мы опередили «Судьбу» и зашли к ней с фронта: сам нос корабля был сильно потрёпан. Выполненный с особым запасом прочности твердосплавный бронированный наконечник-таран был «побит» настолько, что и думать нечего – им не то что орехи кололи, а врезались в борта чужих кораблей, минуя их щит.

– На этом корыте ведь стоит датчик форм жизни? – припомнил матчасть полковник.

– Понял, выполняю…

Сканирование корабля не выявило никаких источников энергии, будь то технические или биологические сигналы. Корабль был мёртв. По всем статьям канона.

– Теперь снизу… – процедил полковник.

Главное – не столкнуться с «Судьбой», а она, на минуточку, всё ещё продолжала движение вперёд.

Носовые нижние маневровые развернули нас на двести двадцать пять градусов, «пнув» кораблик носом кверху: тот встал на дыбы и опрокинулся, а я врубил основной маршевый разгонный. Скорость превысила скорость «Судьбы» примерно вдвое.

Потянул управление на себя. Мы нырнули под корпус корабля, и врубил реверс. Иначе бы моментально проскочили. Так, пятясь каракатицей, кормой вперёд, мы осмотрели корабль снизу: скорость «Судьбы» была чуть выше нашей, потому она медленно проплывала над нами. Света было мало, пришлось подсветить днище судна носовым прожектором.

Тут нас ждала картина не менее радостная: повреждений столько же, если не больше. Было видно, что корабль обстреливали методично и планомерно. Медленно, но уверенно, «Судьба» теряла щиты, отдавая на их мощности последние микроватты своей энергии, покуда полностью не истощила её запасы. Подзарядиться, видно, она уже не могла, и легла в дрейф. Вот только почему не подзарядилась? Если верить текущему курсу корабля, она уже миновала пару десятков звёзд. Неужели энергия кончилась совсем? Ну, то есть, до единого милливатта? Даже «до заправки» не дотянули?

– Давай ещё пару кругов вокруг основной башни – и назад…

«Пара кругов» обернулась ещё тридцатью минутами лёту.

Всего за время нашего отсутствия мы удалились от «Колыбели зла» аж на целых триста километров с хвостиком. Пришлось нагонять отходящий вдаль корабль.

По возвращении я глухо посадил прыгун на палубу ангара «Колыбели».

За шлюзом нас уже ждал Терентьев в сопровождении майора Мелихова.

– Докладывайте, – потребовал генерал.

Полковник Мигунов сразу включил служебный режим автомата, к ружью приставленного, и коротко сообщил:

– Предварительная разведка показала отсутствие какого бы то ни было жизненного цикла на борту «Судьбы», – начал офицер. – Корабль критически повреждён, и к дальнейшим полётам, считаю, не пригоден.

– Что скажешь, профессор? (с) – спросил Терентьев.

«Всё бы тебе стебаться», – подумалось мне.

Не из-за того, что генерал упомянул старую расхожую цитату из очень старого советского кино. И даже не из-за того, что цитата была не слишком уместна. А просто потому, что не заладилось общение с этим человеком: любое взаимодействие с ним теперь подсознание воспринимало в штыки.