Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие (СИ) - Лазарева Элеонора - Страница 20

Марушка успокаивала ее, но в то же время легкая тень набегала на ее лицо, когда она искоса наблюдала за юной матерью и веселым младенцем. Она что-то знала или догадывалась, но все же не могла рассказать никому.

Владимир, несмотря на большую занятость, уделял время и своим родным: тестю, жене, сынку, шурину, а теперь и Маруше, приняв ее в свою семью. Об этом он и поведал на одном из собраний всем своим боярам и старшинам. Эту весть передали по всему уделу и многие прикусили языки, боясь княжеского гнева. А он, в последнее время, что-то скор стал на расправу: многие уже узнали характер молодого владыки.

- Дааа, - тянули, сердясь, бояре. - Не мед, как ожидалось. Крут.

Но дома он был мягок и весел. Славку обожал, сынишку не спускал с рук, с тестем часто вечерами спорил и обсуждал свои государственные дела, прислушивался к его голосу и доверял.

Это была его семья, и он не даст ее в обиду никому - ни хану, ни князьям.

Шли годы один за другим.

Уже утвердился Владимир в отцовской вотчине, уже закрепились связи со свеями и новгородцами, уже подрос его сынок Ванюша.

- Сення ему сполнилось три годка, - улыбалась Славка, видя, как смеется малыш, когда его подбрасывают крепкие руки мужа.

- Вырос сын, - в очередной раз ловил его Владимир и прижимал к себе, целуя в щечку. - Пора и на коника, и меч в руку.

- Што ты удумал! - Всплескивала ладонями Славка. - Мал еще. Пусть подрастет.

- Я ему ужо и дядьку подыскал, штобы учил помаленьку. Не боись, он ученый и смирный. Хорошим будет учителем.

Славка, слегка располневшая после родов, раскраснелась, и Владимир вдруг подумал, что как он любит свою жену, как красива она и как умна.

- Никогда не смогу ее разлюбить и никакая, даже самая наикрасивейшая не сможет мне ее заменить. Мое сердце и душа принимает только ее, - думал он, любуясь молодой женщиной.

Прижав к себе, впился со страстью в ее губы. Они так и стояли, целуясь, пока не поняли, что Ванюша уже долго тянет их за платье. Подхватив сына на руки, они со смехом повалились на широкую супружескую кровать. Ванюша визжал от восторга, Славка смеялась, а Владимир целовал их обоих.

Они еще не знали, что вскоре их семейная лодка будет подвержена испытаниям. Серьезным и страшным.

* * *

И время пришло. Многотысячная орда из половцев, мордвы, башкирцев и татар подступила к границам русских княжеств. Началось обещанное нашествие, такое, какое еще не случалось со времен Батыя. Об этом ползли слухи по всем княжествам, так как Узбек не скрывал своих действий по сбору войска и своих намерений. Доносчики докладывали своим князьям о готовящемся вторжении многотысячной армии монголов и их союзников.

Владимир также был предупрежден и с ужасом ждал посланников хана. Он понимал, что сейчас ему придется либо поставить своих воинов в его орду, либо самим попасть под волну, которая сметет его маленькое княжество одним махом. Он советовался и с воеводой и со своими боярами и старшинами и все советовали погодить, посмотреть, что будет.

- Хан жа не требават ужо счас воинав, - успокаивал его тесть, - и мы затаимся, будта и не знам што к чему. А там Бог не выдаст, свинья не съест.

Владимир нервничал и хмурился с таких слов, но делать было нечего, «давши слово – держись», вспоминал он пословицу, прикусывая в досаде губу. Славка, зная такое, жалела мужа и всячески его утешала, говорила, что может быть все и обойдется, что не будет хан требовать русских воинов.

- Зачем ему наши робяты? – говорила она ему после тяжелого разговора с советом. - У него и так полно своих. Думаю, што будет требовати пустить орду по нашим землям и усЁ. Евойная цель – Москва и Владимир, а мы можа и в стороне будем.

Князь видел в ее словах рациональное зерно, но все же, как подумает, что эти супостаты пройдут по его землям и, наверняка, будут грабить жителей, в поисках еды для себя и лошадей.

- Тольки б не жгли и не угоняли в плен и то хорошо, - успокаивал он себя и рассылал свои указания, чтобы не оказывали сопротивления ордынцам, давали все, что стребуют, а он потом все восполнит по полной.

- Главное, штобы не убивали людей, не сильничали жен и девок, не брали в полон. А всЁ остатнее поправимо, - говорил он своим соглядатаям, отправляя тех по селам и деревням со своим указом.

И народ готовился: прятались мешки с зерном, угонялись в лесные балки животные, укреплялись двери и окна, ворота и ограда. Жители понимали, что это мало поможет, но все же оставалась надежда на то, что эта «горькая чаша их минЁт».

Тишина упала на княжество - затаились жители, даже петухи кричали через раз. Ожидалась страшная волна нашествия.

Владимир обговорил с посланцами хана пути прохода через княжество и заручился уверениями, что жители останутся живыми и невредимыми, на что те ему клялись именем владыки. Князь, конечно, мало верил таким заверениям, и был настороже. Он приказал всем воинам и ополченцам быть готовыми по первому требованию выступить против ордынцев. Воевода и старшины четко выполняли указ: укреплялись стены монастырей и церквей, а также крепостиц и столицы. Готовились принимать беженцев и к самой осаде.

Русские княжества ждали нашествия широким фронтом, как и всегда делали предшественники монгола, но они ошиблись – хан шел узко направлено, по дорогам, открывшим ему свои границы Городецкий, Стародубский, Суздалький князья. Он решительно шел прямо к вратам столицы ненавистного ханом Московского князя.

Как и думал Владимир, ордынцы не выполняли своих обязательств по отношению к жителям, по землям которых шли. Грабили все, что попадало под руку, сильничали и даже убивали, если им оказывали сопротивление. Правда это были отдельные случаи, но они были и князь посылал к кошевым свои претензии, ссылаясь на поддержку Узбека. Те относили его жалобы к другим отрядам, якобы не подчинявшимся им напрямую, на мордву и татар, но все же наказывали особо зарвавшихся, хотя это были капли в море от того отчаянного положения, в котором оказались сочувствовавшие Владимиру князья. Теперь они ворчали и даже грозились ему расправой, если тот не утихомирит «своих друзей», как выплевывали они сквозь зубы такое прозвище. Владимир был в отчаянии, он просто не знал, что ему делать, он был между молотом и наковальней: с одной стороны хан, с другой соседи князья. Его часто видели входящим в ханский шатер. Золотая пайзца давала тому беспрепятственный проход, и его хан слушал, заверяя, что все будет хорошо и его кошевые зорко следят за своими воинами, а отдельные случаи тут же наказываются и сурово, вплоть до отсечения головы. Так и было, но это мало кого останавливало, ведь воины орды не получали жалование, как обычные солдаты, они жили только грабежом от набегов и не хотели идти пустыми обратно. Хан обещал им отдать московскую столицу на три дня, но и сейчас они не могли пройти мимо и брали все, что попадало под руку.

За большим полчищем ордынцев тянулась выжженная земля, хотя и не в таком количестве, как могла бы быть. Только этим и сдерживали свой гнев к Владимиру соседи князья. Он и сам страдал, зная и видя это, и ничего не мог поделать.

Славка плакала, сжимая Ванюшку в объятиях. Она страшно боялась за мужа. Она понимала, что теперь он один рассчитывается за их счастье, за рожденного сына. И чем это все закончится, могла себе представить, будучи самой воином. Она ждала развязки и трепетала от мысли потерять свое счастье. Маруша успокаивала ее, гадая на чаше с пахучими травами, говорила, что не видит их мужей убитыми, и что горе обойдет их семьи стороной. Славка верила ее словам, так как та никогда не ошиблась, верила в ее дар колдуньи и ведуньи.

А Маришка сама плакала, отчаянно зарывшись в спальные подушки. Ее сердце разрывалось от горя, которое вскоре накроет всю их счастливую семью. Предсказания, от которых сжималось сердце, уже были постоянными. Они давили, тревожили, заставляли трепетать душу и слезы текли рекой. Утром же, она долго умывалась холодной водой, но красные воспаленные глаза выдавали ее ночные страхи. Славка уже даже перестала обращать внимание на лицо своей подруги, она занимала себя делами по хозяйству и начала вновь свои упражнения с мечом. Старый учитель, видя это, качал головой, но ставил вновь ей руку.