Черви - Фленаган Роберт - Страница 7

• Предыдущая
• 7/83
• Следующая

Думая о Магвайре, Адамчик вдруг улыбнулся — ему показалась совершенно нелепой мысль о том, что у штаб-сержанта могут быть товарищи, друзья. Или тем более семья. Этот Магвайр скорее всего так и родился сержантом-инструктором. И всю жизнь только и занимается тем, что измывается над новобранцами в учебном центре, высмеивает их и все то, во что они верят, что свято и дорого для них.

Уэйт вдруг перегнулся через край койки, поглядел вниз:

— Ты спишь? — спросил он Адамчика.

— Нет. — Адамчик поднял лицо, поглядел туда, откуда доносился шепот. Лицо Уэйта казалось далеким мутно-белым пятном.

— Хочу спросить тебя, Рыжий. Ты что, действительно все это всерьез принимаешь? Зря ты это. Ей-богу, зря. И эту твою кличку — Двойное дерьмо тоже не принимай близко к сердцу. Тут так принято. Обычай такой. У сержантов. Он же просто старается показать нам, какой он строгий. Вот и измывается поначалу.

— Откуда ты это знаешь?

— Да мой старший брат служил в морской пехоте. В резерве был. У этих инструкторов такой закон — измываться над молодыми. Они со всеми так, не только с тобой или с кем еще.

— Может, и так. Не знаю.

Уэйт повернулся на бок, подбил поудобнее подушку, закрыл глаза. Через минуту он уже спал.

Адамчик слышал, как в кубрике похрапывали спящие, видел, что Уэйт наверху тоже уже успокоился, но сам уснуть никак не мог. «Все уже спят давным-давно, — думал он, — а я все мучаюсь. Надо тоже спать». Он убеждал себя, и в то же время старался отогнать сон, снова и снова возвращаясь мыслями к событиям дня. Эти крики, брань, оскорбления и расправы буквально выбили его из колеи. Надо было собраться с мыслями, сообразить, что к чему. Для этого, казалось ему, необходимо припомнить все, что было, увидеть, в чем же он ошибся, где сделал ложный шаг. И почему все-таки все шло не так, как следовало бы? Его наставник — отец Матузек всегда учил его перед сном вспомнить прошедший день и обязательно подумать о совершенных ошибках. Это нужно, говорил он, прежде всего для того, чтобы избежать плотского греха в постели. И Адамчик привык делать это.

Он снова подумал о шутовской молитве, придуманной Магвайром. Может быть, не стоило тогда молчать? Выступить против. Ведь надо же бороться за свои убеждения. Так его всегда учили. Да он и сам в это верил. Адамчик считал себя человеком, уровень которого был выше уровня среднего парня. Он был добропорядочным гражданином и добрым католиком. Ему даже доверяли в церковной общине прислуживать у алтаря, и он очень гордился этим, считая, что искренняя вера как-то выделяет человека из окружающих, особенно в среде приходской молодежи. А вот здесь у него не хватило храбрости выступить против Магвайра и всего устроенного им святотатства. Но что он, собственно, мог сделать? Новобранец ведь обязан повиноваться своему сержанту-инструктору. Даже уважать его, каким бы он ни был человеком. Таков служебный долг, святая обязанность солдата. Что сказали бы родители и дядя Том, особенно дядя Том, если бы его в первый же день отправили из учебного центра назад домой за то, что он отказался подчиниться приказу, выступил против законной власти? Да они просто со стыда сгорели бы за него. И не только они, а и все соседи, знакомые, друзья. Они, безусловно, решили бы, что он негодный человечишка, абсолютно не приспособлен к военной службе и поделом вылетел оттуда. «Как дерьмо в консервной банке», — вспомнил он выражение, которым любил пользоваться Магвайр.

Мысли о доме направили размышления Адамчика в новое русло, настроили его на грустный лад. Ему захотелось снова очутиться в своей комнате, где можно было закрыть дверь и даже запереться и, лежа в своей постели, спокойно размышлять, о чем захочешь.

Он задремал, но спохватился и заставил себя снова открыть глаза, чтобы все же обдумать возникавшие перед ним проблемы. Однако усталость все больше сковывала его тело, тупо болели ноги и поясница, не было никаких сил думать. Ему нужна чья-то помощь, поддержка, участие. Так было всегда в его жизни. Когда же не было живого помощника или советчика, выручал молитвенник. Но это было дома. А тут он за целый день не мог даже разочек взглянуть в него, не то что почитать внимательно, вдуматься в прочитанное.

Вспомнив о требнике, Адамчик потихоньку вытащил из-под подушки спрятанные там старые четки. «Может быть, — подумал он, — если я немножко помолюсь, станет полегче?» Он даже пообещал в душе, что постарается впредь находить в себе достаточно сил, чтобы отличать добро от зла, и, молча шевеля губами, принялся читать молитвы, перебирая время от времени горошины четок. Монотонность повторяемых одно за другим привычных слов успокоила его. Мысли отошли в глубину сознания, и он вскоре задремал.

Однако через несколько минут что-то будто подтолкнуло его, и он, проснувшись, сел в постели. Сердце билось учащенно, как в испуге. Адамчик осмотрелся впотьмах, ничего не увидел, успокоился. Он даже обрадовался, что не уснул с четками в руках — утром соседи обязательно подняли бы его на смех. А если бы об этом узнал еще и Магвайр, было бы совсем скверно. Все эти люди, что окружали его, ужасно грубы и плохо воспитаны. Их рты вечно изрыгают одно лишь сквернословие. Где им понять его. Только и могут, что насмехаться и хамить.

Уже было улегшись, он снова приподнялся на локте. Посмотрел на подсумок, что висел на специальном крючке в изголовье койки, тихонько расстегнул его и спрятал четки в одно из отделений. После этого улегся на бок и вскоре заснул спокойным сном.

— Сэр! — Уэйт от неожиданности даже уронил ботинок, который он чистил, сидя на рундуке у своей койки. Вскочил на ноги, вытянулся по стойке «смирно». Рядом вытянулся сразу побледневший Адамчик. У обоих крепко сжаты челюсти, глаза смотрят вперед и вверх. Как положено новобранцу.

— А тебе что надо, подонок? — рявкнул Магвайр в сторону Адамчика. — Чего вскочил? Спрашивали тебя, говорю?

— Никак нет, сэр!

— Так какого же черта ты взвился? Сиди и не суй свой поганый нос, когда не спрашивают!

Адамчик поспешно опустился на рундук.

— Я еще не знаю, каков ты в мужском деле, червяк, — продолжал Магвайр, носком башмака постукивая по ботинку, который за минуту до этого чистил Уэйт. — Ну так как же?

— Сэр! — удивился Уэйт. — Я не знаю…

— Ты, верно, считаешь себя верхом совершенства?

— Никак нет, сэр!

— Ах вот как. Не считаешь. Ладненько. В таком случае слушай, недоносок паршивый, что тебе скажет твой сержант. Ты ведь толком еще не знаешь даже, как над сортирным очком правильно сидеть.

— Так точно, сэр!

— «Так точно»! А что «так точно»?

— Сэр, я не знаю еще толком, как правильно надо сидеть над сортирным очком…

— Правильно. А все потому, что ты еще не человек. Ты всего лишь рекрут сопливый, поганый червяк, сапог. А сапог — это такая дрянь, такая ничтожная пакость, что… Ну, в общем все равно, что кучка китового дерьма на дне океана. Ясненько?

— Так точно, сэр!

— Ты мне тут, подонок, не тявкай на ухо. Отвечай полностью! Что «так точно, сэр»?

— Сэр, я такое ничтожество, все равно, что куча китового дерьма на дне океана…

Магвайр поглядел через плечо на стоявшего сзади Мидберри. Улыбаясь, он продолжал носком башмака постукивать по лежащему ботинку Уэйта.

— Этот вот сапог, — бросил он напарнику, — воображает, будто бы уже все постиг. Как ты на это смотришь, сержант?

— Ишь ты какой, — отозвался Мидберри. Он подошел поближе к Уэйту, уставился на него в упор, медленно и даже как-то особенно тщательно смерил его взглядом с ног до головы. Затем, не говоря ни слова, запустил солдату руку в карман, вытащил оттуда небольшой зеленый лоскуток — сантиметра три длиной, не больше. — Так ты, стало быть, ирландец?[6] — спросил он.

— Наполовину, сэр.

— А вторая твоя половина — грязная задница, — вставил с довольной ухмылкой Магвайр.

— И ты думаешь, что вправе таскать в карманах ирландский флажок? — продолжал Мидберри, размахивая перёд носом солдата лоскутком. — Так или нет?

• Предыдущая
• 7/83
• Следующая