Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Алекс Коваль - Страница 64

– Не хочется просто, чтобы ты тыкался, как слепой котенок во все углы.

– Тыкался? Еще пару недель назад не ты ли мне советовала жениться на такой, как Столярова? Как ты там сказала, напомни? Любить будет, заботиться, – пальцы загибает, – ужины готовить, с работы встречать, детей нарожает. Быстро ты как-то… переобулась.

– Тогда у меня был ложный благородный порыв. Я передумала!

– Да что ты! Хорошо как, а? Сегодня так, завтра по-другому, что принцессе в голову взбрело, то и творит. Так не делается, Антонина! Ты уже взрослая девочка и должна понимать, что игра чужими чувствами иногда рикошетит. Зачастую больно.

Смотрю в прищуренные любимые глаза, и страшно, и бесит! Страшно от мысли: вдруг оттолкнет, не примет, не выслушает. А злюсь, потому что… просто потому, что нельзя быть таким говнюком!

– Чего молчишь, Кулагина?

– Жду, когда ты выговоришься. Закончил?

– Еще утром.

– Прекрасно.

– Что ты хочешь от меня? Что еще ты хочешь от меня, Тони?

Губы поджимаю, а то что-то они начинают едва-едва дрожать. С мыслями собираюсь. Рапортую, как солдат в армии:

– Обнять хочу. Поцеловать хочу. Ругаться не хочу. Давай мириться, а, Вик…?

Кажется, что такого предложения услышать от меня Волков никак не ожидал. Во взгляде мелькает недоверие. Он хмурится, а мне невыносимо хочется разгладить эту продольную морщинку на его лбу. Шаг к нему делаю. А он ко мне. Мы как два хищных зверька, водящих круги друг вокруг друга. И хочется, и колется.

– Мириться? До каких пор? – идет лениво, шаг за шагом, как кот, загоняющий в угол мышку. Все еще злой, все еще расстроенный, все еще сомневающийся, но уже ближе. Значительно ближе. Дыхание перехватывает.

– Сегодня, завтра, послезавтра, ты сразу меня предупреди, когда планируешь сбежать в очередной раз, Кулагина. Потому что, клянусь, третий раз я такого не переживу.

– Я не собираюсь сбегать.

– Ой ли! Ты сама говорила, что все между нами слишком сложно. Так оно и есть. Так может, и правда хватит друг друга мучить? У тебя вон, Макар есть, у меня Столярова… будет. Идеально, разве нет?

– Нет! – стиснув зубы, шиплю, чувствуя, как резко поплыла краска по щекам. – Нет у тебя Столяровой, и не будет! Она тебе не подходит, Волков. Совершенно точно нет!

– А кто тогда? Кто, по-твоему, мне подходит?

– Я.

– Ты? – тянет уголок губ. – Ты, которая своим пируэтами уже весь мозг мне вынесла, все сердце разнесла, всю жизнь на лоскуты, ты, Кулагина? – шепотом, быстро, отчаянно. – С такой, как ты, мое сердце до старости не доживет. Оно просто, блть, в один момент заглохнет на этих американских горках!

– Да, я эгоистичная стерва. Да, я это осознаю! Но я не хочу отдавать тебя Столяровой. И вообще никому не хочу тебя отдавать, ясно? Ты мой! А я твоя, Волков. Нравится тебе это или нет, но нам обоим придется с этой мыслью смириться. Мой и… не “для галочки”. Наши отношения никогда не были пустыми. Да, я много косячу. Да, я всю жизнь сама создаю себе проблемы, а потом расхлебываю их, и в работе у меня все ладится лучше, чем в личной жизни. Но я… в общем…

Запинаюсь. Ком встает в горле, голос пропадает от волнения, сердце, разбегаясь, ударяется о грудную клетку и падает в пятки. Сложно и тяжело. Обхватываю себя руками, чувствуя, как мне отчаянно страшно, но, когда пальцы Вика обхватывают мою шею, так мягко, нежно, но непримиримо властно, и он волнующе шепчет:

– Но ты?

Я, собирая всю свою смелость, впервые в жизни произношу:

– Я люблю тебя, Волков. Очень. Очень. Сильно. Люблю. Ясно? – поджимаю дрожащие губы. – Вот такая сложная, тяжелая, упрямая и вредная – люблю. И никуда я не уеду!

Он улыбается. Глядя на его такую улыбку, хочется умереть от счастья и воскреснуть вновь. Глаза начинает щипать. Руки дрожат. Дыхание спирает где-то в легких. Вик делает последний разделяющий нас шаг. Обнимает. Своим лбом в мой лоб утыкается и зажмуривается. Молчит. А меня будто прорвало. Пальцами в его футболку вцепившись, начинаю трещать. Слова сами срываются с губ, торопливо, истошно, на грани, будто впервые за много-много лет я хочу выговориться и вываливаю на него все, что накопилось. То ли молю, то ли уверяю, то ли каюсь – непонятно, но остановиться не могу:

– Я никогда не была нежной и милой. Я никогда не умела ластиться и изображать из себя ласковую кошку. Я такая, какая есть, и ты такую меня полюбил, Вик! Я не могу измениться по щелчку, но я буду пытаться. Честно! Я хочу попробовать. Не хочу тебя снова терять. Я совсем не идеальная, но…

– Идеальная, Кулагина. Ты, блть, для меня идеальная! Ты бы только знала, как сильно я тебя…

– Любишь?

– Ненавижу!

– Дурак! – бурчу обиженно.

Он улыбается, в объятиях своих медвежьих стискивая, как плюшевую игрушку. Сильно, до невозможности дышать. Губами в мои губы утыкается. Дыхание ворует, щекочет своими губами мои, обнимает, шепчет:

– Никогда бы не подумал, что так можно одновременно любить и хотеть кого-то придушить! Особенно, когда ты задираешь нос и изображаешь из себя упрямую козу! Ты просто моя зараза, от которой нет ни одного лекарства.

Целует. Напирает. Руками по моему телу лихорадочно шарит.

– А пытался? – урвав момент, спрашиваю севшим голосом. – Вылечиться?

– Все десять лет. С тобой, как по минному полю. С тобой тяжело, и без тебя не могу, скучно, кровь не кипит, эмоции не бьют, жизнь унылая без тебя, Кулагина! Что ты со мной творишь, конфетка? Не представляю, как мы будем со всем справляться, Тони.

– Мы будем искать компромисс. Договариваться.

– Компромисс?

– Везде и во всем.

– Будет тяжело. Я не гибкий. Я не люблю уступать.

– Я знаю. Но я хочу… – касаюсь подушечкой большого пальца горячих губ любимого мужчины. – Я хочу попробовать, а ты?

А он смотрит. Долго-долго, прямо в душу. Задевая своим взглядом самые дальние уголки, разгоняя поселившийся там холод и мрак. И в конце концов, отвечает не словами. Волков отвечает поцелуем. Глубоким, настоящим, утвердительным. Решительным. Это гораздо больше, чем просто согласие. Это бесконечное множество “да”! Которое сквозит в каждом его объятии, поцелуе, ласке. В каждом сладком мгновении пьянящей тело и душу близости.

ЧАСТЬ 3

Глава 26

Две недели спустя…

Нина

С момента нашего примирения с Волковым время полетело с космической скоростью. После моего возвращения из аэропорта, примирительного секса и серьезного разговора, когда, чуть уняв пыл, мы договорились, что будем учиться “слушать и слышать” друг друга, прошло чуть меньше двух недель.

Кстати, в тот же день Вик и поведал мне историю о сорванном кране и “заботливой” феечке, залетевшей на огонек с документами. Лежа в кровати, тем вечером, мы от души посмеялись, какими нелепыми порой бывают жизненные повороты. А на следующее утро я выпытала у Вика номер и позвонила Столяровой. Извинилась, удивив саму себя подобным поступком. Но острое ощущение, будто я была груба и неправа, не выходило из головы. Грызло, что случалось со мной нечасто. В итоге мы вполне неплохо поболтали. Друзьями не стали, но и врагами, думаю, не будем. Главное, мое кровожадное “я” успокоилось, поняв, что видов на Волкова Инга больше не имеет. В этот момент захотелось ее от души расцеловать!

Я вообще в последнее время как маятник. Меня швыряет из крайности в крайность, и я никак не могу взять под контроль свои буйные эмоции. С чем это связано, до сих пор могу только гадать.

Со дня “икс” я практически все свое время начала проводить в доме Волкова. Будем говорить прямо – переехала к ним с Ру. К себе домой возвращалась только днями, пока мелкая была в школе, а Вик на работе. И то исключительно как в офис, предпочитая разделять рабочую и домашнюю территории.