1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ) - Ангелов Августин - Страница 2

При просмотре чужих воспоминаний выяснилось, что мое сознание подселили не куда-нибудь, а к самому Вячеславу Менжинскому. Это его отца, преподавателя истории, звали Рудольфом Игнатьевичем. Сам Вячеслав Рудольфович в детстве слыл очень мягким и даже безвольным. Одноклассники называли его «божья коровка». Но, он успешно поступил в университет и окончил юрфак в 1898 году в Петербурге. Во время учебы там он заинтересовался марксизмом. А потом пошло и поехало. Стал революционером. Но, не сразу. Сначала служил в суде помощником присяжного поверенного. А еще и преподавал в благотворительной воскресной школе для рабочих, которые желали стать грамотными. Причем, зарплату за это преподавание он не получал. Волонтером был в молодости, значит.

В 1902 году Менжинский вступил в Российскую Социал-Демократическую Рабочую Партию и на следующий год отправился в Ярославль. Там работал в управлении Волго-Вятской железной дороги и продвигал политику партии в массы. Отвечая в Северном комитете РСДРП за пропаганду и агитацию, он организовывал рабочие кружки и распространял революционные листовки. Несмотря на свою революционную деятельность, в августе 1902 Менжинский женился не на какой-нибудь бедной сиротке из рабочих, а на богатенькой Юлии, дочери генерала-лейтенанта Ивана Карловича фон Бурзи.

В 1904 году Вячеслава назначили заведовать военно-аналитическим отделом газеты «Северный край». Хоть и не служил он никогда в войсках, однако хорошо знал несколько иностранных языков, делая обзоры из иностранной прессы. А тут как раз русско-японская война началась. И материалы на военную тему стали очень востребованными. Заодно Менжинский писал свои собственные сочинения, напечатав свой «Роман Демидова» в сборнике стихов и прозы. В Ярославле жена родила Вячеславу двух сыновей и дочь, но малышка умерла в младенчестве. Но, несмотря на общих детей, отношения у супругов не складывались. И в своем романе Вячеслав как раз и описывал сложные взаимоотношения с супругой. В конце 1905 года газета, в которой работал Менжинский, присоединилась к всеобщей революционной забастовке и была упразднена.

Покинув Ярославль, Менжинский возвратился в Петербург, где получил должность редактора в большевистской газете «Казарма». Но, в 1906 году, когда после окончания революционных событий начались разбирательства, Вячеслава арестовали. Продержали в тюрьме несколько месяцев, но все-таки отпустили. После чего он уехал в эмиграцию. Пожил в Швейцарии, в Бельгии, в Италии и во Франции, побывал в Англии и в Америке. Хорошо покатался за счет партийной кассы.

Вячеслав познакомился с Лениным и общался с ним по партийной работе. Но, Ленин в те годы подсмеивался над ним, называя неврастеником и декадентом, а еще и отзовистом, выступающим за то, чтобы отозвать всех легальных представителей партии с официальных должностей, перейдя исключительно к подпольной деятельности. Менжинский же, в свою очередь, прозвал Ленина революционной вертихвосткой, обвиняя его в растрате денег, выделенных на покупку оружия революционерами Урала. А в 1916 году Вячеслав выпустил заметку, в которой сообщал, что Ленин и вовсе иезуит и партийный конокрад, мечтающий о престоле.

Когда Менжинский вернулся в Россию после Февральской революции, то с помощью своего приятеля Подвойского получил место редактора в газете «Солдат» и был выбран в Петроградский военно-революционный комитет. Но, когда решалась судьба восстания, он не принимал участия в обсуждении, а больше музицировал, играя вальсы на рояле. Хотя, как человеку, который ни с кем не спорил, после переворота Менжинскому, как человеку, некоторое время проработавшему клерком в банке во Франции, дали мандат комиссара Минфина, хотя от должности наркома он скромно отказался, оставшись заместителем.

Тем не менее, Менжинский, опираясь на поддержку Подвойского, смог преодолеть саботаж со стороны служащих Госбанка. Получив доступ к государственным деньгам, партийное руководство решило назначить Менжинского в Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Так и началась его карьера в органах госбезопасности. Но, она на некоторое время прервалась, когда его откомандировали сначала в Берлин, назначив на должность генерального консула в Германии, а потом полномочным представителем на Украину.

Вернувшись, с конца 1919 года Менжинский был назначен на должность уполномоченного Особого отдела ВЧК. А уже в середине следующего года он сделался начальником Особого отдела. В 1921 году он командовал уже пятью важнейшими отделами: особым, оперативным, секретным, иностранным и информационным. Сам Дзержинский обратил на него внимание и готовил Вячеслава себе в преемники. В 1923 году его назначили первым заместителем председателя ОГПУ. А после смерти Дзержинского Менжинский сделался главой всей этой мощной организации с широкими полномочиями.

За годы работы в ВЧК-ОГПУ Менжинский сделал много чего необратимого и неоднозначного. Громил эсеров и прочих оппортунистов, создавал какие-то фиктивные контрреволюционные подполья, вроде «Монархического объединения Центральной России», чтобы провоцировать настоящих контрреволюционеров и потом арестовывать их. Так и провернул он известные операции «Трест» и «Синдикат-2». Еще Вячеслав наладил контрразведку и зарубежную советскую агентуру. Он вел Шахтинское дело, боролся против партийной оппозиции, организовал систему лагерей, предложив использовать труд заключенных в интересах советской власти. Да много чем отличился до этого момента.

А было здесь, как я узнал из его памяти, 3 января 1928 года. Значит, много чего еще впереди, например, дело Трудовой крестьянской партии и массовая коллективизация. И кто он, этот Менжинский на самом деле? Патриот или вредитель? Похоже, без польской мафии его назначение не обошлось. Не случайно же, что Дзержинский, что Менжинский имели польские корни. Вот и возник у меня сразу вопрос, просмотрев воспоминания Вячеслава: а действовал ли Менжинский в интересах русского народа? Или все-таки в интересах поляков?

И вот в голове такого непонятного и не слишком приятного человека, нездорового, с травмой позвоночника и с кучей других болячек, не счастливого в личной жизни, бросившего с двумя детьми первую жену Юлию, похоронившего вторую жену Марию и не слишком хорошо ладившего с третьей женой по имени Алла, которая была сильно моложе, и на которой он женился чуть ли не сразу после похорон второй жены, мне предстояло прижиться, да еще научиться через него влиять на события, чтобы постараться не только управлять его телом, а подчинить его волю себе, повернув историю в другую сторону! Очень непростая задачка! Но, ее предстояло как-то решать. Я тоже хотел жить, а значит, надо будет бороться за существование, попытаться своей личностью задавить личность его. Ведь выживает только сильнейший.

Как же непросто все! Да и времени отпущено мало. Помрет же Менжинский в 1934 году. Или не помрет, если я вмешаюсь? Есть же версия, что его отправил на тот свет собственный заместитель Генрих Ягода, подкупив лечащих врачей и приказав наклеить в кабинете начальника ядовитые обои с ртутью? Вот с кого придется начать что-то менять. Для начала надо постараться ликвидировать этого самого Ягоду, чтобы больше не ягодничал. А там посмотрим.

Пока я это все обдумывал, одновременно просматривая поток воспоминаний Менжинского, он сам тоже проявился, приподнявшись на локтях. Отчего и мое поле зрение тут же поменялось. И, кроме того, я почувствовал его боль. Только теперь она еще сделалась и моей болью. Спина болела просто невыносимо. А все из-за того, что, еще находясь в эмиграции, этот товарищ умудрился угодить под колеса автомобиля, который и повредил ему позвоночник. Ну вот как же теперь жить с таким телом? Да я в свои семьдесят был крепче, чем этот тип в пятьдесят три. Вот попал, так попал!

Несмотря на боль в спине, Менжинский отбросил со своих черных брюк серый шерстяной плед и сел на диване. Он, прилег и задремал, не раздевшись. Откинувшись на диванную спинку и найдя положение, в котором боль в позвоночнике не так чувствовалась, он приходил в себя после короткого, но тяжелого сна. Дышал Вячеслав с трудом. Астма и стенокардия мучали его уже давно. Да еще и курил он много, дымил почти как паровоз, добивая, тем самым, легкие и сердце. И сейчас его рука тоже привычно потянулась к столу, чтобы взять с него пачку папирос и спички. Потому я не удержался и сказал ему мысленно: