История США от глубокой древности до 1918 года - Азимов Айзек - Страница 46

Всемирная слава Франклина заставила даже его родину оценить ученого. В июле 1753 года ему была присвоена почетная степень Гарвардского университета, а в сентябре того же года — Йельского. Затем, в ноябре, Лондонское королевское общество наградило его золотой медалью Копли, своей самой высокой наградой. Это было огромное достижение для человека, официальное образование которого прекратилось в возрасте десяти лет.

Даже король Франции Людовик XV написал Франклину хвалебное письмо.

Письмо Людовика не помешало Франклину ясно видеть растущую угрозу со стороны Франции. Действительно, он видел ее еще яснее, потому что его родная колония, Пенсильвания, не слишком хорошо это понимала. Пенсильвания по-прежнему была частной собственностью, ею владели, так сказать, члены семьи Пеннов. Они, как и многие другие влиятельные поселенцы, были квакерами и упорно отказывались выделить деньги на укрепление военной готовности колонии.

Франклин, среди своих многочисленных и разнообразных занятий, занялся и политикой. В 1748 году его выбрали в городской совет Филадельфии; а в 1750-м он был избран в законодательную ассамблею Пенсильвании. В 1753 году его назначили главным почтмейстером всех колоний, и он быстро превратил финансово убыточную почту в предприятие, приносящее прибыль.

В качестве члена Пенсильванской ассамблеи Франклин возглавил колонистов, которые выступали против позиции ничегонеделания Пеннов перед лицом сгущающихся туч войны. Он изо всех сил старался убедить Пенсильванию организовать армию добровольцев, которая содержала бы себя и не зависела бы в средствах от Пеннов. Это ему не удалось.

Поэтому он и его сторонники на севере с растущим беспокойством и ощущением беспомощности наблюдали за ситуацией.

Но не только наступление французов угрожало будущему колоний. Ситуация с индейцами была не менее тревожной.

Во время всех предыдущих войн с Францией большую часть ущерба колониям нанесли индейцы — союзники французов. Можно было рассчитывать на то, что ситуация не станет еще хуже, потому что отважные племена ирокезов наверняка останутся противниками французов. Но будет ли так всегда?

В годы после Войны короля Георга они хранили верность британцам, это так; но это было делом рук одного незаурядного человека по имени Уильям Джонсон.

Джонсон родился в Ирландии в 1715 году и эмигрировал в Америку в ответ на призыв своего дяди. Этот дядя, сэр Питер Уоррен, имел поместье в северной части штата Нью-Йорк, на южном берегу реки Могаук, примерно в сорока километрах к западу от Шенектади. Джонсон поселился там и по просьбе своего дяди стал им управлять.

Джонсон также приобрел землю на северной стороне реки и стал крупным землевладельцем. Это была земля ирокезов. Но Джонсон попытался поставить совершенно новый эксперимент и относился к «дикарям» искренне и по-дружески. Он был посредником в спорах между индейцами и колонистами и решал их с безупречной справедливостью. Он поощрял образование индейцев, честно торговал с ними, носил индейскую одежду, говорил на их языке, совершенствовал знания и соблюдал их образ жизни и обычаи. Потом, когда его жена-европейка умерла, он женился на индейской девушке.

Всегда, когда к индейцам относились по-дружески и с уважением, они отвечали тем же. Джонсона приняли в племя могауков и даже сделали вождем. Он всю жизнь оставался человеком, через которого британцы и жители колоний вели переговоры с индейцами.

Тем не менее Джонсон — это всего один человек, и ирокезы не могли не видеть фактов жизни. Одним из фактов было то, что французы вели себя гораздо более цивилизованно с индейцами, чем британцы (Джонсон был единственным исключением). Настойчивое продвижение на их земли густонаселенных колониальных поселений представляло для образа жизни индейцев, для самого их существования большую угрозу, чем немногочисленные случаи проникновения французских торговцев и солдат.

Наконец, в начале 50-х годов XVIII века французы проводили агрессивную и успешную политику на территории Огайо и усердно обхаживали ирокезов. Ирокезы невольно прислушивались к ним, особенно благодаря их естественному стремлению остаться в выигрыше.

Впервые со времен начала британско-французских войн возникла реальная опасность, что ирокезы могут действительно переметнуться на сторону французов. А если бы это произошло, ничто на свете не спасло бы Нью-Йорк, а возможно и Новую Англию, от разгрома. За ними та же судьба постигла бы и другие колонии.

В результате очень обеспокоенный Британский совет по торговле предложил в 1753 году, чтобы различные колонии вступили в переговоры с ирокезами и попытались уладить все обиды, которые могли быть у индейцев.

Нью-Йорк, по крайней мере, был готов этим заняться, так как именно на эту колонию, несомненно, враждебность ирокезов обрушилась бы с наиболее разрушительной силой. Губернатор Нью-Йорка Джеймс Деланси послал приглашение другим колониям встретиться на всеобщем конгрессе с индейцами в Олбани.

Те колонии, которые чувствовали непосредственную опасность со стороны ирокезов, откликнулись. В их число входили Пенсильвания, Мэриленд и четыре колонии Новой Англии. Вместе с Нью-Йорком это значило, что семь колоний были представлены на конгрессе. Он начался официально 19 июня 1754 года.

Вместе с двадцатью пятью делегатами от колоний там присутствовало сто пятьдесят ирокезов. Их лихорадочно ублажали обещаниями и подарками, а потом отослали прочь с множеством улыбок и пышных речей. В этом отношении конгресс в Олбани, как его назвали, имел полный успех, потому что ирокезы не переметнулись на сторону французов.

Затем конгресс дал рекомендации по назначению постоянных чиновников для ведения дел с индейцами и решению вопросов расселения в западном направлении. Уильям Джонсон, присутствовавший на конгрессе в Олбани, был назначен суперинтендантом индейцев, нечто вроде официального посла у ирокезов и их союзников-индейцев. Он занимал этот пост до своей смерти, и пока он был жив, неприятности с индейцами были минимальными.

Но хотя вопрос с индейцами был решен, насколько это возможно, некоторые делегаты продолжали испытывать озабоченность. Как насчет французов? Экспедиция Вашингтона, продолжавшаяся в то время, одержала очень небольшую победу, но теперь казалось маловероятным, что она многого достигнет.

Бенджамин Франклин был делегатом на конгрессе в Олбани, и, по его мнению, колонии не могли эффективно защищаться, если останутся разобщенными и часто даже враждебными друг другу. Он даже придумал план объединения колоний в марте прошлого года и теперь, 24 июня, предложил его конгрессу. Он действительно убедил конгресс принять его; решение было принято 10 июля (через неделю после того, как Вашингтон сдался в форте Необходимость); и план был представлен всем колониям и Великобритании.

Предложение Франклина заключалось в том, что всеми колониями будет управлять генерал-губернатор, назначенный и оплачиваемый британской короной. Он должен обладать широкими полномочиями, но не должен быть автократом. Его партнером будет Большой совет из сорока восьми членов, в который делегатов будет посылать каждая колония. Количество делегатов должно было варьироваться от двух для некоторых колоний до целых семи для других, это количество примерно определялось в зависимости от населения. (С течением времени Франклин планировал сделать количество делегатов пропорциональным финансовому вкладу каждой колонии. Это теоретически заставило бы каждую колонию соревноваться с другими в щедрости финансовой поддержки конфедерации.)

Большой совет должен был заседать ежегодно и в основном решать те проблемы, которые были общими для всех колоний, оставляя внутренние дела каждой колонии на собственное усмотрение. Таким образом, Большой совет должен был рассматривать договоры с индейцами; проникновение на территории, находящиеся вне четко определенных границ колонии; и военные вопросы, такие как фортификация, армия, военный флот и военное налогообложение. Это предложение, подписанное 4 июля, теперь кажется полным здравого смысла, но оно было встречено с холодным неодобрением всех сторон. Британское правительство считало, что отдает слишком много власти колониям и не будет иметь на них никакого влияния. Колонии считали, что оно дает слишком много власти короне, и те, кто не выразил свое неодобрение открыто, просто игнорировали этот план. Ни одна колония не была готова отказаться ни от одного из своих прав ради общего блага, несмотря на то что в Северной Америке началась еще одна война с Францией.