Владыка морей ч.1 (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 2

Куропалат Феодор, пред чьи светлые очи привели Стефана, был у императора. И обрывки их разговора, который шел за дверью, доносились до бывшего доместика, удивляя того безмерно.

— Ваган? — коротко спросил император, который сидел чернее тучи.

— Убит, — ответил Феодор. — Отряд арабов догнал его почти у самого Дамаска. Те отряды армян, что сумели выйти с ним, погибли тоже. Но зато ушла тяжелая кавалерия. Две трети этого войска спаслось, государь.

— Сакелларий(1) Феодор?

— Убит.

— Григорий?

— Погиб в поединке, — ответил Ираклий.

— Кто из вельмож спасся?

— Никто, — горестно ответил куропалат. — Погибли все, кто старше сотника.

— Горе мне! — Ираклий рванул ворот расшитого платья. — За что ты караешь нас, господи? Чем провинились мы? Неужели наши грехи так велики, что ты решал погубить римлян?

— А может быть, — Феодор негромко сказал то, что долгие годы носил в своем сердце, — может быть, он карает нас за твои грехи, брат? Ты женат на племяннице, мерзкой ведьме!

— Что? — выдохнул разъяренный Ираклий. — Да как ты смеешь?

— Господь посылал тебе знаки! — голос Феодора становился все громче и громче. — Твой сын Фабий умер в пятнадцать! Он с рождения не мог повернуть шею! Феодосий глухой, как пень! Август Константин слаб здоровьем и кашляет день и ночь! Слуги шепчутся, что он сплевывает кровь по утрам. Что еще наш господь должен был сделать, чтобы ты сошел с гибельного пути, брат? Ведь кровосмешение — страшный грех, и ты совершил его! Ты совершил, а гибнут невинные люди! Сама Империя гибнет из-за твоей греховной связи!

— Стража! — взревел Ираклий. А когда воины забежали в его покои, крикнул. — Заковать его! В Константинополь! В темницу! Где мистик?

— Я здесь, ваша царственность, — протолкался через толпу воинов личный секретарь императора, сопровождавший его день и ночь.

— Напиши нашему сыну цезарю Ираклию: куропалата Феодора низвергнуть из звания, лишить одежд и остричь бороду! Он закончит свои дни в заключении!(2)

Когда бывшего куропалата Феодора, слегка растерянного от такого поворота судьбы, протащили мимо Стефана, тот не смог удержаться и задорно подмигнул ему.

— Вместе сидеть будем, сиятельный! Здорово, правда? Может, попустит господь, и мы еще разок в шахматы сыграем.

Впрочем, его юмора тут никто не оценил, и он получил чувствительный удар по почкам. Офицер дворцовой стражи, распоряжение которому давал сам император, наклонился к Стефану и прошипел прямо в ухо.

— Закрой рот и иди, сволочь. В шахматы хочешь поиграть? Ты сыграешь в шахматы с палачом, проклятый предатель! Ты сгниешь в подвале, не увидев солнечного света. Это я тебе обещаю.

В то же самое время. Сентябрь 636 года. Братислава.

Проклятая дистанция в две мили уже давалась Бериславу куда легче. За минувшее лето он вытянулся, окреп, а его тощее тельце стало жилистым, с намеком на мышцы. С очень легким намеком, впрочем. Он по-прежнему почти всегда приходил последним, но уже не умирал на руках у своих товарищей, добежав до финиша. Он просто приходил последним… Тот разговор с боярином Хотиславом не шел из его головы, но как решиться на бунт, он даже не представлял. Не представлял до тех пор, пока его не осенило.

— А ведь я кое в чем сильнее, чем все они, — горько усмехнулся он, сложив руки перед иконой святого Георгия-змееборца, покровителя воинов. — Слабость моя и есть моя сила. Святые отцы дали нам свой пример. Господи боже, помоги мне! До чего же страшно…

Он понемногу втянулся в новую жизнь, вспоминая дворец, словно сказочный сон. В этом сне была сестра Умила, единственный человек на свете, который его понимал. Там был владыка Григорий, самый мудрый человек на свете. Там была мама, любящая и всепрощающая. Там был и отец, жестокий воин, суровый и циничный правитель, для которого на первом месте стояли интересы государства, а потом уже все остальное. Даже собственные дети. И он редко бывал дома, а когда все-таки появлялся там, то неизменно оказывался занят. Его постоянно осаждали купцы, ремесленники, степные ханы и мелкие владыки из новых земель на севере. Берислав с отцом за прошлый год хорошо, если раз десять вдумчиво поговорил. А потом он попал сюда…

— Эй! — услышал он ненавистный голос Арни. — Чего расселся, хиляк? Казарма сама себя не выметет.

— Сам мети! — сказал вдруг Берислав, и даже испугался своей смелости. — Сегодня твоя очередь.

— Чего? — растерялся Арни. — Ты что, совсем страх потерял, сявка? Мети, говорю!

— Не стану! — Берислав, дрожа от ужаса, встал и уставился прямо в его глаза.

— А так? — княжич полетел на землю от могучей затрещины.

Берислав поднялся и снова впился взглядом в своего обидчика. Оживленно переговаривающиеся мальчишки обступили их кругом, ожидая драки. Впрочем, они были разочарованы. Драки так и не получилось, потому что слабак Иржи падал раз за разом от ударов крепыша Арни. Он падал, но мести казарму отказывался наотрез. И это было чем-то новеньким.

— Будешь мести! — Арни ударил Берислава кулаком в живот. — Будешь!

— Не буду! — прошептал тот разбитыми губами, но подняться больше не смог.

— Ах ты! — взбешенный Арни занес было ногу для удара, но на его руках повисли мальчишки из их взвода и оттащили назад.

— А ну, остынь! — заорали они. — Не по обычаю! Лежачего ударить хочешь? Да за такое мы тебя самого сейчас отметелим!

Бить лежачего в Сотне считалось недопустимым. Не разрешалось кусаться, бить в глаза, в пах, ломать колени и драться, когда один из бойцов падал на землю и не мог подняться. В этом случае конфликт считался исчерпанным. Так уж сложилось здесь за долгие годы. Командиры драки не запрещали, понимая, что в мальчишеском коллективе это совершенно невозможно, но эти несложные правила позволяли свести травмы к минимуму. А драки для будущего воина считались даже полезными.

— Да он…! — Арни водил по казарме разъяренным взглядом. — Да вы за кого вступились? За этого? Да он же урод! Слабак! Мы из-за него вечно на кухне корячимся!

— В прошлый раз первый взвод последним пришел, а не мы, — возразили ему. — Ты его бил, а он все равно мести не стал. Так что не слабак он, Арни! Бери-ка метлу и мети! Иначе мы тебе всем взводом бока намнем.

— Бойся, сучий выкидыш! — отчетливо произнес Арни, потрепав лежавшего Берислава по щеке. — Очень бойся! Ты у меня в ногах валяться будешь, чтобы я позволил тебе казарму вымести. Да только я тебе такой милости больше не дам.

— Пошел ты! — ответил Берислав, едва шевеля губами, похожими на оладьи. — Не выйдет у тебя ничего, сволочь! Я сильнее тебя, просто ты этого еще не понял.

Следующее утро началось с зарядки, как всегда. И вроде день как день, но что-то неуловимо изменилось. Никто не отвесил Бериславу пинка, когда он умывался у рукомойника. Никто не выбил из его руки миску в столовой. К нему вообще никто больше не докапывался. С ним вели себя так, словно он был таким же, как все. А ведь такого еще не бывало. Странно, он же изгой…

В Сотне все еще шли каникулы. Они почти до первого снега были. А это значит, что учебы еще нет, зато целый день мальчишки всех возрастов бегают, прыгают, отжимаются и осваивают разнообразные орудия убийства. Первогодки учатся биться на кулачках и стрелять из слабых луков, натяжение которых усиливалось с каждым годом. Тогда же их сажали на коня, подбирая для этого смирных кобылок. А уж в строй ставили лет после десяти, до изнеможения разучивая перестроения, которые усложнялись с каждым годом.

— Учебная схватка! — крикнул взводный. — Воин Иржи! С кем биться будешь? Кто сегодня у нас в больничке после твоих тумаков ночевать будет?

Это была его любимая шутка. Хуже Берислава не дрался никто, и это здесь знали все.

— С ним буду драться! — ткнул рукой Берислав в сторону Арни, и вокруг воцарилось изумленное молчание. Обычно в таких случаях княжич мычал что-то невразумительное.

— Ты чего это, парень? — растерялся взводный. — Головой ударился? Хотя да… Ударился… Вон, морда побитая вся. Не дури, Иржи! Он же тебя покалечит!