Время жить (трилогия) (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович - Страница 32

Вилам Сентер, немного отдышавшись после похода, деловито раскрыл свою таинственную сумку, с которой он не расставался от самого Дурдукеу. С любопытством вытянув шею, Майдер Билон следил, как Сентер достает из сумки незнакомый черный прибор величиной с небольшую книгу.

– Что это? – с интересом спросил Торкас, тоже подошедший поближе.

– Счетчик атомных распадов, – невнятно пробормотал Сентер.

Нажав кнопку сбоку прибора, он деловито повел им из стороны в сторону. Раздался негромкий щелчок, затем еще один, потом наступила тишина.

– А что он измеряет? – снова поинтересовался Торкас.

– Я же сказал, распад атомов, – пожал плечами Сентер. – Меня попросили включить его и пройтись около корабля. А для чего это надо, я и сам не знаю.

Сопровождаемый взглядами семи пар глаз, Сентер с важным видом пошел вперед, туда, где поблескивало кольцо расплавленной почвы. Когда до кольца осталось всего несколько шагов, счетчик, до этого издавший всего два или три щелчка, словно пробудился. Щелчки начали раздаваться один за другим, напоминая весеннюю капель. Медленно пятясь и сохраняя достоинство, с подчеркнуто серьезным лицом, Сентер вернулся обратно. Он явно чувствовал себя значительной персоной.

– Как мне сказали, – важно объяснил он, – если начнет часто щелкать, нужно сразу уходить.

Подойдя к опоре, Сентер повел счетчиком прямо над поверхностью металла. Счетчик снова оживился, выдав несколько щелчков подряд, но на этот раз лениво и редко, будто исчерпав весь запал.

– Так, очень хорошо, – Сентер выключил счетчик и засунул его обратно в сумку, достав взамен молоток и… самое обыкновенное зубило, аккуратно запакованное в запаянный целлофановый пакет.

– Я же сказал, что хочу отрезать на память кусочек, – с преувеличенной серьезностью объяснил Сентер, доставая зубило из пакета. – Не, честно. Мне это прислали пару дней назад прямо из дома. Сказали, даже если не удастся ничего отрезать, на кромке все равно останутся следы их сплава.

Сентер попримерялся пару раз, поднял руку с молотком, но нанести удар так и не успел. Резкий лязг, раздавшийся прямо над головой, заставил всех посмотреть вверх. Билон, словно выведенный из ступора, в бешеном темпе подготовил к работе камеру, на пару секунд отвлекшись, включил звукозаписывающую аппаратуру, поднес видоискатель к глазу и нажал на спуск.

И вовремя. Наверху, метрах в семи над головами ошеломленных людей, в непроницаемой корабельной броне появились прямые щели. Секунда, другая – и небольшая дверь с плавно закругленными углами отошла в сторону. Еще через несколько секунд из нее выплыло нечто похожее на платформу с поручнями. На платформе стоял человек.

Вернее, это был не человек. Глаза сразу отмечали кожу светло-сиреневого цвета, почти круглые темные глаза, правильные дуги бровей, прямой нос, хищно вытянувшийся над тонкогубым ртом. На пришельце был светло-серебристый костюм с широким черным поясом и портупеей. Над правым плечом была прикреплена темно-серая прямоугольная коробка с дырчатой передней стенкой. В руках пришелец держал небольшой, но тускло-тяжелый предмет, напоминающий пистолет-пулемет системы Вейна, но с более длинным и тонким стволом. Кен Собеско медленно и стараясь быть как можно более незаметным, отступил за опору. В предмете, который держал пришелец, он безошибочно опознал оружие. И это ему очень сильно не понравилось.

Секунд пятнадцать все молча смотрели друг на друга. Затем пришелец повел рукой и что-то нажал на небольшом аппарате, прикрепленном на поясе. И тогда раздался голос. Голос чужой, механический, равнодушно роняющий слова на почти безукоризненном горданском.

– Ничтожные козявки! – прогремело над пустыней из мощного динамика (а это был именно динамик) над плечом пришельца. – Козявки, что копаются в грязи своей жалкой планеты. Вашего мира больше нет. Сюда пришли мы, посланцы великой Звездной Империи и высочайшего Императора, простершего свою длань над вашим небом. Нам нужна ваша планета, ваши земли, ваши воды и недра, но совсем не нужны вы сами. Убирайтесь отсюда прочь и не докучайте нам больше. И помните, кто отныне осмелится попасться нам на глаза, будь то любой филит, наземный или летательный аппарат, будет наказан смертью! Через три рассвета мы продемонстрируем мощь своего оружия на том селении, что лежит в долине к востоку отсюда. Мы разрешаем вам наблюдать за его гибелью, чтобы вы склонились перед нашей мощью и, трепеща, покорились нашей силе. А теперь уходите, и завидуйте тому, кто умрет первым, ибо смерть его будет легкой и быстрой…

Подтверждая эти слова, пришелец неуловимым движением вскинул свое оружие. Выстрел, похожий на сухой щелчок, – и тело Хольна словно взорвалось. Брызги крови из разнесенной выстрелом груди покрыли красными пятнами одежду стоящих рядом с Хольном Торкаса, Дага и Билона, продолжавшего съемку с застывшим лицом. Платформа, на которой стоял пришелец, медленно втянулась вглубь корабля. Дверь так же медленно начала закрываться.

И тогда очнулся Даг.

– Га-а-а-а-ды!!! – из его груди вырвался не крик, а какой-то звериный рев. – Сво-ло-чи поганые! – в слепом бешенстве он наклонился за ближайшим камнем и запустил его вверх, в уже почти закрывшуюся дверь. – Вы все поплатитесь! Все! Все!

Даг промахнулся. Камень со звоном ударился о металл. Дверь закрылась. Даг в исступлении поднял следующий камень, но затем выронил его, безнадежно закрыв лицо руками.

– Великолепный выстрел! – восхищенно говорил начальник штаба, подобострастно заглядывая в лицо командиру. – Я думаю, и флаг-маршал, и Оонк, и сам Император теперь будут довольны вами…

Командир не ответил. Он устало прислонился к переборке, опустив руку с иглометом. Он не слышал поздравлений. Со всей своей яростью и гневом он просто молча проклинал и Императора, и штаб, и свою собственную карьеру, которая сегодня заставила его стать убийцей.

Ранее утро было тихим. Может быть, даже на редкость тихим.

– Эй, ребята, слышьте, что-то летит! Никак самолет?

– Какой еще самолет? Проснись, Оки! Даг, ты видишь самолет?

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ааа! (Мощный зевок) Не-а, не вижу.

– Сами вы проснитесь, олухи! Уши заложило, что ли? Да тарахтит, маленький такой самолетик, типа "Стрекозы", сам на таких сотню раз летал.

– Да ладно, Оки, полей мне лучше на руки. О, вот так. Эу, Телшие, как там у нас с завтраком? Да-да, поторопись, пожалуйста, нам надо дойти до селения до наступления жары. И (прислушиваясь), нет, знаешь, Оки, я таки ничего не слышу. Показалось, наверно.

– Конечно, показалось. Ты уж не обижайся, Оки. Мало ли, с такого рання. Да и кому здесь летать на "Стрекозах"?

Сеймору Скэбу, вот кому. Он, вообще, был человеком многочисленных достоинств, и одним из них было умение пилотировать легкомоторные самолеты.

Но сейчас Сеймор Скэб откровенно нервничал. Вся идея с одиночным полетом, ночевкой в пустыне и попыткой найти корабль с помощью карты, аэрофотоснимков и весьма примитивных навигационных инструментов теперь казалась ему гнуснейшей авантюрой. Слишком много отдавалось на откуп слепой удаче и слишком мало оставалось на долю его излюбленного трезвого и спокойного расчета.

Но надо было спешить. Шел уже третий день после объявления ультиматума, а Скэб очень не любил опаздывать. Официальные пути исключались, а неофициальные требовали того, что было ему слишком дорого, – времени.

Окончательно положась на удачу, он повел свою "Стрекозу" по кругу и почти облегченно вздохнул, увидев, как лучи восходящего солнца отразились от огромного металлического предмета на горизонте. Сеймор Скэб почти достиг своей первой цели.

Как считал штурман Боорк, работка после приземления досталась ему непыльная, но утомительная. Называлась она по-военному пышно: координатор поста наружного контроля, а короче, неофициально, просто сторож.