Главная роль (СИ) - Смолин Павел - Страница 31

После праздника к цесаревичу потянулась верхушка общества префектуры — дарили подарки и говорили приятное, а я напрягался: часть гостей после подхода к Николаю о чем-то говорили с Шевичем. Обладающий необходимым набором дипломатического функционала цесаревич паттерн усвоил быстро и даже запомнил три вежливые фразы: «Добрый день», «Спасибо за прекрасный подарок» и «Желаю вам успехов в делах», поэтому на сороковом госте я сломался и передал обязанности переводчика нашему Андрею, а сам отправился в оккупированный Шевичем уголок наполненного людьми зала.

Дипломат и его актуальный визави — очень богатый торгаш — моего приближения не заметили, а их свиты не рискнули прервать важный, судя по сложным лицам, разговор, и я смог услышать кусочек:

— … готовы, но нам не хватает достойного лидера. При всем моем уважении к Симадзу-саме, с возрастом крепнет ум, но слабеет тело. Долгая кампания способна подкосить и воина средних лет.

Понимаю — как минимум этот пытается выяснить, насколько правдив слух о том, что Сайго Такамори жив. Набери пару сотен таких, покажи им «последнего самурая», и Япония погрузится в гражданскую войну. Недели на три — примерно столько потребуется Императору, чтобы подтянуть обновленные армии и флот, после чего бунтовщики любого уровня будут приведены к покорности за одно-два больших сражения. Если получилось пару десятков лет назад, сейчас получится с запасом — у нынешней центральной власти даже настоящий броненосец есть, у американцев купили — Арисугава хвастался.

— Юный Симадзу Тадасига сможет продолжить дело своего отца, — сослался на пятилетнего наследника Шевич.

Совсем больной?

Японец, похоже, подумал так же:

— Очень жаль, что наследник Симадзу-самы еще не достиг пригодных для воинского дела лет, — с подчернутым огорчением вздохнул торгаш, попрощался с Шевичем поклоном и свалил.

Понял, что слухи врут, иначе зачем бы Дмитрий Егорович пытался повесить тяготы разжигания гражданской войны на Симадзу? Ищи дураков, глупый самонадеянный старик, а мы лучше продолжим неплохо жить новым укладом — авось однажды Император одумается и запретит ломать и пускать на переплавку милые самурайскому сердцу мечи.

Но какая страшная наглость у нашего посла! Такого спускать нельзя.

— Простите, многоуважаемый, — опередил я очередного япошку. — Дело чрезвычайной важности.

Японец согнулся в вежливом поклоне, и я шепнул недовольно на меня смотрящему Шевичу:

— Наедине. Сейчас. За мной.

И, не дожидаясь ответа — я же Великий князь, а он собака безродная — я направился к правому выходу из зала. Откуда ни возьмись нарисовался согбенный от прожитых лет лысый как коленка японский старик с козлиной бородкой, отекшими от старости, оставившими для глаз две тонюсенькие щели веками и в дорогом кимоно:

— Ваше Высочество-сама, может ли этот недостойный слуга помочь вам?

Фразы до конца поклона не хватило, и я смог насладиться видом трех пожелтевших зубов — большего прикрепленный ко мне слуга Токуэмон к своим семидесяти двум годам не сохранил. Колоритная внешность, впрочем, на профессиональные навыки не влияет — я им полностью доволен.

Я молча указал на раздвижную дверь, старик подвигал почти невидимыми от редкости и седины бровями на бдящих около нее самураев, те с поклоном открыли, и мы прошли в коридор с дверями по одну сторону и окнами с видом на сад по другую.

— Мне нужно поговорить с послом наедине, — выдал я слуге следующую задачу.

— Да, Ваше Высочество-сама, — он поклонился и повел нас с Шевичем по коридору.

Путь окончился быстро, в небольшой комнатке без окон, напольным столиком и двумя подушечками на покрытом татами полу. Слуга щелкнул тумблером — дворец хоть и принадлежит стороннику старого уклада, но электрифицирован — и спросил:

— Может ли этот недостойный слуга сделать для вас что-нибудь еще, Ваше Высочество-сама?

— Спасибо, Токуэмон, — ответил я, и мы с Шевичем остались наедине.

— Ваше Императорское Высочество… — громогласно попытался он взять разговор в свои руки.

Совсем дурной, что ли? Стены бумажные!

— Тсс! — приложил я палец к губам.

Он осекся, пробежал глазами по кабинету, подвигал усами и перешел на едва различимый шепот:

— Ваше Высочество, вы полагаете, что у местных хватит духа нас подслушать?

В дипкорпус что, только имбецилов набирают, или это персональная фишка Шевича?

— Встань рядом, Дмитрий Егорыч, — почти неощутимо для стороннего наблюдателя нахамил я.

Шевич, однако, как действующее лицо хамство ощутил — до этого момента я обращался к нему на «вы», что необязательно, но он привык. Посмурневший дипломат сделал шаг.

— Ближе.

Еще.

— Что ты как не родной, Дмитрий Егорович? Ближе.

Дипломат подошел вплотную. Потеет, бедолага.

— Скажи-ка мне, Дмитрий Егорыч, — положил я руки ему на плечи, воспользовавшись преимуществом в росте на добрую голову. — Тебе третий номер в Табели о рангах не жмет?

Дрожащей рукой Шевич вынул из кармана платочек и промокнул лоб:

— Простите, Ваше Императорское Высочество, я не совсем понял вашего вопроса.

Сдавив пальцами плечи посла, я улыбнулся шире:

— Для Тайного советника, Дмитрий Егорыч, ты производишь многовато шума. Тебе было велено пытаться разжечь гражданскую войну? Ты кем себя возомнил?

— Ваше Высочество, — Дмитрий Егорович вздернул подбородок и очень аккуратно взялся за мои запястья. — При всем моем почтении к вам, я прожил с этими дикарями достаточно, что бы понять — они уважают только силу. Избыточно любезное отношение здесь не приветствуется, а доброта и великодушие считаются слабостью.

— Как и везде, — отпустил я его.

Шевич натянуто улыбнулся:

— С цивилизованными людьми проще договориться, Ваше Высочество. Я придумал дивную интригу, которая нисколько не умолит ваших заслуг, совершенно, впрочем, иллюзорных — дружба здесь…

Внезапно охватившее все мое естество бешенство — это вот это чмо со мной свысока говорить будет⁈ — вылилось в удар в солнечное сплетение Шевича. Я — не боксер, но такой удар никаких навыков не требует. Закашлявшись, Дмитрий Егорович схватился за живот и согнулся.

— Значит так, — наклонившись, шепнул я ему. — Все свои интриги ты с этого момента прекращаешь, а все вопросы и разговоры сводишь к тому, какая Япония хорошая — я так делаю, и у меня все хорошо. Возомнишь себя самым важным еще раз — отправишься на корм акулам, и министр Гирс тебя не защитит. Ты понял, Димка?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество! — выпрямившись, просипел Шевич, сопроводив слова верноподданнически вытаращенными глазами.

— Некоторые люди и вправду принимают доброту за слабость, — вздохнул я.

— Премного виноват, Ваше Императорское Высочество!

Когда Великий князь и вернувший чувство ранга посол вслед на старым Токуэмоном покинули комнату, совершенно ничем не отличающийся сегмент стены отошел в сторону, и на татами вышел потный от жары и впечатлений, нервно чешущий полученный в облаве на мятежников шрам, офицер Тайной полиции и скомандовал сам себе:

— Нужно как можно быстрее отправить донесение Комитету!

Доберемся ли мы когда-нибудь до Императора Муцухито? Николай, похоже, таким вопросом не задается, поэтому из Кагосимы мы отправились обратно в Нагасаки. Точнее — в расположенный неподалеку от нее кусочек Российской Империи, «деревню русских моряков», которую японцы называют «Инасамура». Территория честно арендована у Японии под базу, и «принимающей стороне» оно выгодно: русские покупают у местных припасы, уголь — а его флоту нужно жесть как много — пошире открывают мошну в публичных и «чайных» домиках и помогают местным девушкам зарабатывать на приданное.

Удивительный социум все-таки: бедная деревенская девушка приходит в город и совершенно законно заключает с иностранцем договор о временном браке. Сроки разнятся, но как правило договор истекает одновременно с «командировкой» моряка. После этого девушке выплачивается заранее оговоренное вознаграждение — бонусом идут полученные за время «семейной жизни» подарки, и возвращается в родную деревню, преподнося заработанное довольному такими раскладами жениху в качестве приданного. Данный факт дает неплохое представление об уровне экономического процветания японской деревни.