Его дерзкая девочка (СИ) - Мишина Анна - Страница 42

— Ты мне врал! И ты! — смотрю на маму, что обнимает себя за плечи и тоже плачет. Будто ей больно. Будто ей тяжело, но а я! Как же я?! Это же моя жизнь, и она рушится на глазах, как долбаный карточный домик!

— Злата это ничего не меняет, слышишь ты меня? Я твой отец! Ты Романовна, ты Золотарева, ты моя дочь, и плевать, что…

— Плевать? Плевать, что во мне течет кровь другого человека, о котором я знать не знаю?!

— Этот человек — ничтожество! — наконец-то прорезается голос у мамы. — Он никогда не был достоин тебя!

— А вы?! Вы достойны?! Вы врали мне все двадцать два моих года! Изо дня в день, глядя прямо в глаза, врали!

— Мы не врали! Ты никогда не должна была узнать о существовании этого монстра, ясно?! Мы просто вычеркнули любое упоминание этого негодяя из твоей жизни. Из нашей жизни! Злата, послушай, Олег Мартынцев — ужасный человек, он и мизинца твоего не стоит!

— Он мой отец! — взвизгнула я, отшвыривая эту дурацкую игрушку, что до сих пор прижимала к груди.

— Рома твой отец, Злата!

— Нет! — топнула я ногой.

Мне было обидно!

Я чувствовала себя просто полной дурой, которую все это время водили за нос. Я злилась, я психовала, я бесилась, в конце концов! Продолжала реветь и никак не могла уложить в голове то, что только что услышала.

— Да! — рявкнула мама. — Хватит, перестань!

— Что перестать, а, мама?!

— Злата, посмотри на меня, — вклинился в наше бодание зареванных глаз спокойный голос отца. Я повернулась, вот только, судя по взгляду, спокойствием там и не пахнет. Я не контролировала себя, я плохо отдавала отчет тому, что несу, и я совершенно не думала, как мои слова сейчас могли отразиться на нем, но я была зла! Я была задета до глубины души, мне хотелось рвать и метать. Хотелось разнести этот дом в гребаные щепки! Разобрать в труху!

— Я люблю тебя, малышка, слышишь меня? Мне неважно, какая у тебя там кровь, ты понимаешь? Ты. Моя. Дочь! Ты росла на моих глазах, Злата. Не делай так, не отворачивайся сейчас! — голос спокойный, лицо генеральный директор умеет держать отлично. Но вот взгляд папы — в нем было столько боли! Дикого, животного страха. Непонимания и отчаяния.

А мне хотелось уколоть еще сильнее! Сделать еще больнее! Показать, каково это, когда небо рушится на твою голову, с треском и грохотом разнося все к чертям собачьим.

— Нет, ты не мой отец! — прорычала я, чувствуя, как дрожат губы. — Я тебя знать не знаю! — крикнула, но голос предательски дрогнул.

Я развернулась и сорвалась на бег. Вон из этого дома, полного лжи! Подальше от этих людей, которые столько лет водили меня за нос, как маленькую тупую идиотку!

Я уже почти был дома.

Припарковал тачку Златы и собирался заскочить в супермаркет. Купить какую-нибудь редкостную фаст-фудную гадость и закрыться к черту ото всех. Переварить сегодняшний день и сообразить, что вообще делать дальше без клуба и стабильно хороших бабок, что он приносил.

Такой был план.

Однако ему не суждено было сбыться.

Когда я собирался выйти из машины, в салоне что-то пиликнуло. Быстро и отрывисто. Звук показался знакомым. Будто пришло СМС. Но не на мой мобильный.

Оглянувшись, я пошарил по карманам и увидел мобильник Златки, который принцесса забыла на переднем сидении. Экран подсвечивался, телефон долбил входящий вызов. Судя по имени абонента, записанного как «Папуля», это звонил Роман Георгиевич.

У меня что-то тревожно щелкнуло за грудиной. Будто предчувствие. Только вот чего?

Вызов прекратился, экран погас. Только вот ненадолго. Не прошло и минуты, как телефон начал разрываться вновь.

Вопрос: на хера отец трезвонит принцессе, если я высадил ее у дома, сдав девчонку практически из рук в руки?

Теперь мне стало окончательно не по себе, и я прежде, чем успел себя остановить, схватил мобильник Золотаревой и ответил на вызов.

Как оказалось, не зря.

Сбивчиво и сумбурно Золотарев-старший объяснил, что принцесса смоталась из дома прямо в жутчайший ливень. Без зонта, куртки, сумки и, как оказалась, без телефона, который она забыла у меня в тачке. Как итог, и ни он, ни жена теперь не могли ее найти, носясь по поселку. Охрана прочесывает местные улочки, а сам Роман Георгиевич за рулем поехал в сторону трассы, предполагая, что его любимая дочурка потопала в сторону города.

Твою мать, Злата! Что ты творишь?

Какого черта у них там произошло, что девчонка в такую погоду потащилась на улицу? Да в такую дождину самая бессердечная тварь собаку на улицу не выгонит, а тут…

Времени раздумывать не было. Я завел мотор и сорвался снова, уже непонятно какой раз за день в сторону дома Златы. Внутри все скрутило от страха за принцессу.

Я чудом ее заметил на автобусной остановке.

В такой ливень дворники еле справлялись, даже мысль была остановиться и переждать, когда хоть немного поутихнет дождь. И чисто случайно, по какому-то странному наитию, будто за нитку дернули, посмотрел на эту пустующую остановку, и вот она.

Торможу, выскакиваю из машины. Девушка даже головы не поднимает, обхватила себя руками за плечи и сидит с опущенной головой. По волосам стекает вода. Да она промокла вся до нитки. Трясется, дрожит и ревет.

— Злата?! — в два шага оказываюсь рядом с ней. — Злата! — трясу ее за плечи, заставляя посмотреть на меня. — Что стряслось, черт возьми? — замечаю ее зареванное лицо. Глаза красные, по щекам текут слезы. И эти тихие всхлипы как ножом по сердцу.

Ни слова от нее. Это пугает пуще прежнего.

Подхватываю на руки и несу к машине. Усаживаю на сиденье, а сам лечу тут же за руль, но уезжать не тороплюсь. Включаю печку на всю мощь, ее — Злату — нужно отогреть, или хотя бы попытаться это сделать. Ей ни в коем случае нельзя переохлаждаться или, боже упаси, заболеть.

Снимаю с себя пиджак, благо, он почти сухой, и тянусь к девушке. Не обращая внимания на ее потерянное состояние, задираю подол ее платья, пытаясь снять, но куда там. Тряпка прилипла к ней как вторая кожа.

— Давай, девочка, помоги мне снять его с тебя.

— Тебе только это и нужно, да? — выдирает из себя слова и смотрит на меня с какой-то ненавистью. Черт! А мне казалось, что мы этот этап прошли.

— Дура! — закипел я тут же. — Ты же промокла вся. Заболеть решила и ребенка нашего угробить?

Девушка послушно приподнимается. Поднимает руки вверх, помогая снять мокрый сарафан, который я тут же откидываю на заднее сиденье тачки. А на плечи принцессы накидываю свой пиджак. Она тут же закутывается в него, ежась от холода.

— Домой? — интересуюсь.

— Нет, — трясет головой и снова всхлипывает.

Да черт же возьми, что у них там приключилось?

Кидаю еще один взгляд на нее и вдавливаю педаль газа в пол, разворачивая машину в сторону города. Веду машину, осторожно одной рукой набираю сообщение Роману, ее отцу, что девушка у меня и домой не хочет. Везу к себе. На что тут же приходит ответ:

«Спасибо огромное. Не выпускай ее никуда».

Вот и все. И что бы это значило?

Доезжаем до дома черепашьим темпом почти за час, я паркую машину. Злата сама выходит, как была в моем пиджаке практически на голое тело. Дождь немного утих, и теперь с неба сыплет какая-то морось, но ужасно похолодало. Пробирает до костей.

Девушка молча топает в сторону подъезда, отсвечивая своими голыми ногами. И черт! Не о том думаю, совсем не о том…

Подхватываю ее на руки и захожу в подъезд. Девушку потряхивает. Я даже слышу, как ее зубы отбивают чечетку. Ускоряю шаг и, как долетаю до квартиры, не помню. Все действия словно на автопилоте. Ставлю на ноги Злату и открываю дверь. Дальше все делаю быстро. Запираю дверь, в душевой включаю воду, не горячую, но достаточно теплую для того, чтобы хоть немного согреться.

— Злата, давай в душ, быстро! — командую, а она слушается, и это тоже откладывается у меня в подсознании. Словно мою прежнюю Злату сломали. Словно в ней что-то надломилось. Она покорна, молчалива, а в глазах застыла вселенская печаль.