Рыбкина на мою голову - Алекс Коваль - Страница 9

Набрав продуктов быстрого питания на пару огромных пакетов, рассчиталась, и потопала обратно домой, когда взгляд зацепился за витрину кондитерской по пути.

Я остановилась. Подавила вздох. И уставилась глазами, полными обожания на сладкое в окне.

Божечки, какие там были пирожные…

А какие стояли тортики…

Они прямо тянули ко мне свои бисквитные ручки и сладко шептали: съешь меня, Рыбкина…

Особенно манил вот этот, клубничный – мой любимый! Весь такой красивый, кремом облитый, ягодками украшенный…

Я аж икнула, так сильно захотелось это великолепие съесть. Очень-очень сильно и желательно немедленно.

С трудом сглотнула вязкую слюну, еще раз вздохнула и зашла. К черту фигура, я и так красивая!

Двинулась к кассе, решительно настроившись забрать клубничный торт с собой. Рассчиталась, только десятой частью мозга понимая, что одна я его не осилю, когда в голову пришла дикая мысль: может, разделить тортик со злым надзирателем Пашей? В качестве примирения, так сказать? Презент? Заодно, может быть, мужчина оттает, простит мне мои скромные прегрешения и про ключи удастся узнать? А в идеале, вообще получить!

М-м?

По-моему, очень хорошая мысль!

И неважно, что мне рявкнули, чтобы на глаза не попадалась. Я же не одна. Я же с тортиком!

Влада

До дома еле добралась, с сумками наперевес и с тортом чуть ли не в зубах. Все поставила перед дверью, нашла ключ и внесла все свои запасы в квартиру. Быстро раскидала по полкам и в холодильник. Села на стул перевести дух. Уставилась на торт, стоящий на столе в гордом одиночестве.

– Ну что, дядя Паша? Как вы смотрите на то, чтобы попить примирительного чайку с тортиком? – пробубнила я вслух, и хмыкнула сама про себя.

Поднимаем свою попку и идем к злому дяде показывать пример, как нужно вести себя в подобных ситуациях.

Урок по воспитанию нервных дяденек-холостяков номер раз!

Подхватываю тортик и, набравшись смелости, которой у и так меня хоть отбавляй, пошла к своему надзирателю, проживающему этажом ниже.

В пороге бросила еще один тоскливый взгляд на запертую серую дверь, подумав, как она бы мне все упростила, и закрыла квартиру. Спустилась по лестнице на этаж и застыла у дверей Павла.

Покрутила перед носом торт, еще раз представляя, какой он должен быть вкусным. Я уже прям чувствую, как эта огромная клубника тает у меня во рту… м-м-м.

Нажимаю на звонок. Слышу, как в глубине квартиры раздается его трель. И тишина. Странно…

Я, немного подумав, еще раз нажимаю. И снова все повторяется.

Так, что там дядя Паша удумал? Не пускать меня? Игнорировать? Или с горя того самого? А может, наоборот от радости?

Нет, так дело не пойдет. Рыбкина, если надо, и из могилы достанет, чтобы угостить любимым клубничным тортиком!

Нажимаю еще раз на звонок и уже не отпускаю палец с кнопки до тех пор, пока не послышался звук прокручиваемого в замочной скважине ключа, и тяжеловесная металлическая дверь в квартиру не открылась с грозным:

– Опять ты? – зло уставился на меня Жаров.

Я присвистнула.

– Ну, и видок…

Вроде прошло времени от силы минут сорок. Пока я туда-сюда. А его знатно так помотало! Волосы взъерошены. Все такой же недовольный, как сам дьявол, выползший из преисподней. Как был в костюме, так и не переоделся. Только пиджак исчез, ворот рубашки расстегнут неприлично сильно, и рукава закатаны до локтей, демонстрируя неискушенной мне красивые мужские руки с выступающими венками и… и да, на которых я слегка залипла.

Погодите, а что это за запах?

Я чуть придвинулась к его лицу, он тут же шарахнулся от меня в сторону, как от прокаженной.

– Р-р-рыбкина!

Я сощурилась, привстала на носочки. Выглянула из-за мощного разворота мужских плеч, оглядела, кажется, пустую гостиную и выдала свое потрясающее умозаключение:

– Да вы еще и алкоголик, дядя Паша?

О-о-ой, лицо Жарова просто нужно было видеть в этот момент! Я даже попятилась, прикрываясь тортиком.

Мужика аж подбросило, потом перекосило, а потом еще раз подбросило. Весь побагровел от злости, клянусь, еще немного, и из его ушей точно повалил бы пар, как из паровоза! Крылья прямого аристократического носа раздуваются, а желваки на щеках ходуном ходят. Еще чуть-чуть, и он себе точно челюсть свернет такими гневными манипуляциями. Ну, или свои белоснежные тридцать два в порошок перетрет…

– Зубы нынче дорого стоят, если что, – заметила я, улыбнувшись.

– Влада! – гаркнули на меня так проникновенно, что поджилки затряслись.

– Ау?

– Скройся. Просто, мать его, скройся, с моих глаз! – махнул рукой Жаров. – Чтоб я тебя ближайшие лет пять вообще не видел! А лучше двадцать пять, Рыбкина!

– Но я вот с тортиком! На чай… – запнулась, – примирительный пришла, – закончила шепотом и показала “соседу” свой драгоценный клубничный торт, в надежде, что этот мужчина еще подлежит исправлению и перевоспитанию.

Как оказалось, напрасно. Взгляд был у него такой, что я всерьез забеспокоилась, а не наденут ли мне на голову этот бедный торт.

– То есть, мириться не будем? – сделала очередное фантастическое умозаключение. А у Паши явно закончилось терпение. Потому что меня беспардонно подцепили за локоть, захлопнули дверь в квартиру и поволокли за руку в сторону лестницы.

– Небезопасно оставлять квартиру открытой, – попыталась я нравоучительно протестовать, упираясь пятками в пол. – А вдруг грабители?

Но меня как будто не слышали.

– Э-э-эй! Мне больно вообще-то!

– Потерпишь, – буркнул, но хватку ослабил Паша.

Влада

– Я хочу чай! – возмутилась я, припечатала тортом по мужской заднице в брюках и снова попыталась вырвать руку. Но не тут-то было. Держал он все еще крепко и тащил за собой все так же уверенно. Ступенька за ступенькой. Шаг за шагом.

– Дома попьешь чай.

– Но я всего лишь хотела помириться!

– Я тоже много чего хотел, Влада.

– Но я ведь даже торт купила.

– Это называется взрослая жизнь, Рыбкина! Когда ты чего-то очень сильно хочешь, а тебе в ответ коварная судьба подкладывает огромную и жирную свинью. Примерно такую же, какую ты днем подложила мне!

Ясно. Все еще дуется. Сорокет мужику, а он, как обиженный ребенок, с которым в песочнице мало того, что лопаткой не поделились, так еще ей же и по цветной панамке зазвездулили. Короче, без толку с ним спорить. Поэтому я, покрепче перехватив торт и возмущенно пыхтя, уже теперь покорно топаю следом за мужчиной, который меня совсем не желал слушать.

– И ключи не дашь? – буркнула я.

– Какие еще ключи? – рыкнул Паша.

– От смежной двери, – уточнила я с надеждой.

– Обрыбишься, Рыбкина! – варварски задушили мою веру на корню.

– А если я пообещаю очень хорошо себя вести?

– Нет.

– А если вдруг мне срочно помощь понадобится?

– Она, скорее, понадобится мне.

– У вас что-то случилось? Болит? Может, врача?

– Пока не случилось. Но чувствую, скоро появится травма.

– Какая?

– Психологическая, Влада! – выдохнули сквозь стиснутые зубы в моем направлении. – У меня при виде детей теперь будет нервный тик.

– Я не ребенок!

– Как прекрасно, что ты осознаешь, кто мне эту травму организует.

– Ну, знаете ли! У меня должен быть этот ключ! Вы мой надзиратель или кто, в конце-то концов?!

– Я твой надзиратель, а значит, ключ должен быть у меня. И никак не наоборот. И вообще, я просто помог тебе с жильем. Не обольщайся.

– Хорошо, а вот вдруг я… не знаю, запнусь и расшибу себе лоб?! Брошусь к вам, а тут хоп, и закрыто!

Мужчина остановился, хватая меня за плечи и заглядывая в глаза сверху вниз, выдал:

– Если вдруг ты расшибешь себе лоб, Рыбкина, клянусь! Это будет самый счастливый день в моей унылой жизни! – выдали мне возмутительное с не менее возмутительно-довольной улыбкой. – Ты избавишь мир от глобальной проблемы, а меня сделаешь чуточку счастливее.