Вперед в прошлое 4 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 53

Борис тоже остановился и сделал брови домиком, поджал губы, его глаза заблестели. Процессия остановилась, ненадолго забыв о мопеде. Наташка всем похвасталась, что готовится в театр, и друзьям было любопытно.

— Не взяли? — О, сколько возмущения было в голосе Гаечки.

Наших бьют! Безобразие! Надо разобраться! А ведь два месяца назад готова была броситься на Наташку с кулаками за дружбу с Карасихой.

Шумно дыша и глядя в сторону, Наташка злобно прошипела:

— Гангрена старая, сучка сморщенная! То говорю громко, то фальшивлю. Ко всему придиралась.

— Убивать, — отчеканила Гаечка и сжала кулаки.

Борис пролепетал:

— Как же так? Все же хорошо было. Деда, а? Ты же видел, да? — Он посмотрел на деда так, словно тот был истиной в последней инстанции.

Наташка странно поджала губы — то ли рассмеяться хотела, то ли расплакаться. Не выдержала и прыснула в кулак, воскликнув:

— Как я вас разыграла! Пове-ерили!

— Убивать! — припечатала Гаечка и рванула к Наташке, выражая желание всех нас, погнала ее, как собака — зайца, с криками: — Вот стерва! Мы за тебя переживали, а ты…

Наташка остановилась, выставив перед собой руки.

— Ну прости. Я — актриса! Уи-и-и! — И бросилась к Гаечке, которая ее переросла, на шею, принялась пищать и дрыгать ногами.

Борис улыбнулся. Алиса кивнула:

— И все-таки стерва!

— Брось, она так репетирует, — успокоил ее Илья и переключился на мопед.

А дальше мы с дедом поочередно учили друзей ездить. На рев мотора пришли два мелких мальчишки из частного сектора, и я вспомнил, как сам точно так же с завистью смотрел на Кота, который выписывал на своем мопеде крутые маневры.

Потому, когда уже начало темнеть, разрешил и им попробовать тронуться — естественно, у них ничего не получилось, в отличие от Яна. У него обнаружился талант с ювелирной точностью чувствовать свое тело и управлять им, а это, помноженное на природную аккуратность, граничащую с педантизмом, давало ему преимущество перед всеми нами. У него единственного получилось тронуться с первого раза, и он гордо проехался туда-сюда, может, впервые в жизни чувствуя себя авторитетом.

Уже когда стемнело, и мы собрались расходиться, ко мне подошла Гаечка и заговорщицки прошептала:

— А на поле-то поедем?

— В пять утра проснешься? — спросил я, рассчитывая ее напугать.

Мимо пронесся Ян на мопеде, подняв пыль. Сашка помахала перед лицом, чихнула.

— Да хоть в три! Мы ж на мопеде поедем?

— Да вот, думаю, выдержит ли он двоих.

— Хах, толстяка нашего точно не выдержал бы. Давай проверим.

Ян вернул мопед, и Гаечка уселась сзади на багажник, свесив ноги в одну сторону и обхватив меня руками. Мы проехались по грунтовке туда-сюда, и я понял, что это нереально. Небольшое расстояние преодолеть можно, около сорока километров — нет. Сашка себе задницу отобьет, да и неудобно так. Да и если перевернемся, она точно покалечится.

Когда я остановился, Гаечка сама сделала выводы и с сожалением проговорила:

— Неудобно. Может, все-таки на электричке?

— Все-таки я сперва поеду один. Вернусь — обсудим детали, — припечатал я. — Вдруг там уже ничего нет?

— Но ты говорил — есть! — не сдавалась Гаечка.

— Вдруг ее уже скосили?

— Как скосили, если не созрела?

— Свиньям, — объяснил я. — Мне было бы веселее, если бы ты поехала со мной, но если все зря…

— Не зря, — мотнула головой Гаечка. — Это прикольно! Так хоть какое-то приключение. Короче, давай я поеду на электроне. В пять утра он с вокзала, да?

— В шесть пятнадцать, — кивнул я. — Значит, встречаемся на станции Власовки после шести.

Вот же настырная какая Сашка! Странно, но я одновременно и радовался, что буду не один, и тревожился из-за Гаечки.

Было раннее утро третьего августа.

Надышавшийся выхлопными газами чуть ли не до галлюцинаций, зацементированный налипшей на кожу пылью, я лежал на холме в придорожной траве, спрятавшись от солнца в тени абрикосового дерева, провожал взглядом железнодорожные составы, проносящиеся мимо Власовки, ждал электричку Гаечки и костерил себя последними словами.

Поприключаться захотелось, ага. Помог сиротам, ага. Чуть не сдох в дороге и бежал из места встречи так, что аж ветер в ушах свистел. А раз началось все так паскудно, то, вероятно, день приготовил неприятные сюрпризы.

Точнее, начиналось все очень даже приятно. Прохладное августовское утро… Если бы не боль раннего подъема, полчаса перед рассветом были бы моим любимым временем суток: небо окрашивается в пастельные тона, тянет свежестью, листья переливаются каплями росы. В эти часы человечество с его звуками и суетой будто бы исчезает, остаются только птицы, которые поют, будто обезумев.

Слушая их, я не сразу решился нарушить гармонию ревом заводящегося мопеда. Звук заметался между гор, и, помечая путь противоестественным грохотом, я покатил по пока еще пустой дороге, представляя, как Гаечка садится в электричку. А может, и не садится, а махнула на приключение рукой.

А потом началась дорога. Точнее, все было терпимо, пока дорога, ведущая из города, не слилась с объездной, где сплошным потоком пошли коптящие и пылящие грузовики. Хорошо белую косынку взял — хоть какой-то фильтр от пыли. Но когда мимо проносился очередной грузовик, казалось, меня сдует с обочины вместе с мопедом, который очень плохо шел в горку. Переоценил я возможности транспортного средства, назад придется ехать на электричке вместе с Гаечкой.

Потому, наконец свернув с главной дороги, я испытал облегчение, граничащее с экстазом. Свободная дорога! Чистый воздух! Правда, выбоины, но это нестрашно, просто надо быть внимательным.

Через минут десять-пятнадцать я приехал на место встречи с Гаечкой, естественно, намного раньше нее. Приземистое длинное здание станции было закрыто, на перроне наблюдались три старушки с клетчатыми сумками, везущие свой товар на продажу в город. У одной я выяснил, что мне куковать еще полчаса, собрался расположиться на разваленной скамейке возле здания деревенского вокзала, но заметил двух тощих шнырей в кепках, поглядывающих с нездоровым интересом.

Коллективная память возопила: «Пора валить!» В небольшом поселке, где все друг друга знают, чужой подросток на мопеде — лакомая добыча.

Потому я теперь здесь, как индеец в засаде. Отъехал подальше, к холму, откуда просматривалась железная дорога, залег в придорожной траве и жду Гайкину электричку, мысленно молясь, чтобы подруга не приехала, а шныри свалили. Потому что, если они не свалят, то мы от них на мопеде не сбежим, и придется принять бой.

Вот и электричка. Сейчас и проверим. Я поднял мопед, выкатил его на дорогу и поехал на станцию за Гаечкой. Благо еще рано, и местная гопота не заняла боевые посты, только алкаши рыщут, у которых трубы горят. Как-то совсем расслабился в безопасной локации, убаюканный памятью взрослого, как все будет хорошо.

Когда я приехал, Сашка уже ждала — в бело-синих самошитых шортах и такой же майке. В нашей школе парни на трудах осваивали азы слесарного и токарного дела, девчонки учились шить, вязать и готовить. Гаечка помахала мне и вышла на дорогу, раскрыла рот, но я скомандовал:

— На багажник — и валим.

Она захлопнула рот, уселась, и я выжал газ, медленно разгоняясь и переключая скорости. Шнырей поблизости не наблюдалось, да и вообще было безлюдно.

— Что случилось? — прокричала она в самое ухо.

— Гопота! — ответил я, остановился за пределами деревни и проинструктировал:

— Мокик двоих тянет плохо, особенно в горку. Мешки я взял, ты на них сидишь. Обратно, наверное, придется на электричке, потому что по дороге — это просто ад.

— Я тут подумала… Там точно нет охраны?

— Не должно быть. А если есть, я бежать не буду, попытаюсь договориться со сторожем. Да и ты просто в стороне посидишь, я тебе буду добытое свозить.