Связь без брака – 3. Время разбрасывать камни - Распопов Дмитрий Викторович - Страница 13

Зайдя по знаку строгого секретаря внутрь большого кабинета, я первым делом обратил внимание на массивный стол из красного дерева, а также портреты Ленина, Сталина и Дзержинского, висящие над стулом сидящего человека, хотя, вообще-то, положено было висеть среди них и нынешнему Генеральному секретарю ЦК КПСС.

– А, вот и наш герой, – из-за стола поднялся седовласый человек в чуть затемнённых очках, – проходи, Иван, давай знакомиться. А то заочно я про тебя много чего знаю, но лично не виделись ни разу.

– Андропов, – протянул он мне руку, – Юрий Владимирович.

– Добряшов Иван, – я пожал его чуть влажную ладонь.

Он показал мне присаживаться, а мой сопровождающий сам сел напротив меня без особых знаков со стороны начальства. Андропов же вернулся на своё место, разглядывая меня.

– В жизни ты ещё здоровее, – улыбнулся он, – расскажи мне про свои мексиканские приключения, а то Виталий Валентинович такого про тебя такое рассказывал, что диву даёшься.

– Вам с какого момента?

– Вот с девушки Марии и начни.

Я, вспоминая подробности, стал рассказывать, конечно, опустив то, что из-за секса с ней я был овощем на беговых дорожках, в основном сместив акценты на разборку с бандитами, а потом на устранение американцев.

Он слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, на которые я подробно отвечал, скрывая только применение мной гарроты.

– Да, необычно слышать такое от дважды олимпийского чемпиона, – он покачал головой, когда я закончил рассказ.

– Так меня же инструктора школы КГБ такими тренировками от любовной хандры лечили, Юрий Владимирович, – ответил я, – и правда помогло.

– А это та история с девушкой из МИДа? – он повернулся к моему куратору, и тот кивнул. – Ну что же, можно сказать, не только вылечили, но и подготовили хорошие кадры, – улыбнулся он, – ты, наверно, задаёшься вопросом, что делаешь в моём кабинете?

– Да, – согласился я, – я изредка помогаю товарищу Белому, но всё же основная моя деятельность – спорт. Чем привлёк ваше внимание, я не понимаю.

– Для начала пообещай нам главное, – он поднял на меня внезапно ставший холодным взгляд, – даже если в следующий раз на твоих глазах в другой стране будут убивать младенца, ты сначала поинтересуешься у ответственных за делегацию, можно ли тебе вмешаться.

– Но, Юрий Владимирович, – удивился я, недоумевая от поставленного вопроса.

Он поднял руку, заставляя меня замолчать.

– В этот раз у тебя всё получилось, а представь себе ситуацию, если бы тебя на горячем задержали мексиканцы? Или, скажем, американцы? Ты подумал о последствиях этого даже не для себя, а для всей олимпийской сборной? Для страны в целом?

Я понурился, доля истины в его словах была.

– То-то же, – покивал он, – ты, бесспорно, молодец, сработал чисто, но твоё везенье не бесконечно, так что давай без самоуправства в следующий раз, особенно когда тебя об этом будут просить красивые местные девушки.

– Хорошо, Юрий Владимирович, – тяжело вздохнул я, – учту ваше пожелание.

– Иван, это приказ, – вместо Андропова мягко сказал мне товарищ Белый, сидящий до этого молча.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – что ещё мне оставалось им обоим ответить?

– Отлично. Теперь, если с этим разобрались, – Андропов снова внимательно на меня посмотрел. – Какая ещё интересная ситуация случилась с тобой.

Он достал из ящика стола газеты на разных языках и толкнул их мне.

– После Олимпиады, показанной почти на весь мир по телевидению, твоя неоднозначная фигура так понравилась многим телезрителям из других стран, что они хотели бы больше узнать о тебе. ЦК завалили запросами разрешить тебе выезд из страны для выступления на телевидении нескольких западных стран. Особенно ты интересен в Америке, Франции и Германии.

– Судя по всему, не всё так просто? – спросил я его, кинув взгляд на газеты, где стоял со своим победным жестом после забега, поскольку об этом предложении слышал вообще впервые.

– Да, в ЦК ответили категорическим отказом, удивившим многих, а на фоне странной суеты центральных газет вокруг твоей персоны это выглядит ещё более необычным. Я знаю о твоей ситуации с Галиной Брежневой, но, как мне известно, она о тебе уже забыла, поэтому хотелось бы услышать от тебя более ясное предположение, кто и почему точит на тебя такой огромный зуб. Ты, конечно, парень видный, но не до такой степени, чтобы Первое главное управление КГБ отправляло тебя на задание за рубеж только с целью либо слить тебя американцам, устроив международный скандал, либо чтобы ты проглотил яд при аресте, а для этого они сами слили им своего агента, который честно работал там пять лет.

– То есть наш агент не предавал? – с некоторым облегчением спросил я. – Он смог выбраться?

Он покачал головой, показывая тем, что это не моего ума дело, и строго посмотрел на меня через свои очки.

– Вы мне не поверите, – тяжело вздохнув, ответил я, поскольку сидеть под цепким взглядом этого человека было очень трудно.

– Ну, если мы не поверим, то больше тебе никто не поверит, – он развёл руками, – выбор у тебя не сильно большой, а ситуация более чем странная. Нам нужно понимать, с чем мы боремся, а пока у нас больше вопросов, чем ответов.

– Хорошо, когда я был в школе-интернате, мне стала известна одна подробность деятельности нашего директора, которая никак не афишировалась, – начал рассказ я и потом, описывая то, что удалось узнать мне и Ире, упоминая также то, ради чего её удочерили. В общем, вывалил на них все подробности этого дела.

Поскольку, в общем-то, рассказывать было мало что, я довольно быстро выдохся под их переглядываниями. В кабинете настала тишина.

– Пень, Мортин, Щёлоков и ещё как минимум два неизвестных человека, – прищурился он за очками, – это объясняет многое, но и создаёт новые вопросы.

– Это всё, что нам с Ирой стало известно, мы всё же простые люди, чтобы вести полномасштабное расследование.

– Но даже это уже кое-что, три фамилии, да ещё один из них наш. Вы с ним больше не виделись?

– После отъезда Ани я с Фёдором Константиновичем ни разу не пересекался.

– А что эта девочка, Ира? Она может рассказать то же, что и ты? На полиграфе?

– Да, если я сначала поговорю с ней, расскажу, что это поможет разрешить ситуацию с Пнём. У неё не совсем всё хорошо с психикой, – осторожно сказал я, – издевательства, избиения, насилие в детском возрасте, всё это не то чтобы сделало её сознание устойчивым. Мы подружились тогда в школе-интернате, и только со мной она чувствует себя в безопасности. Хотя, думаю, вам стоит только посмотреть на её спину, и многие вопросы уйдут сами собой.

– Виталий Валентинович, – Андропов обратился к моему куратору, – можете найти хороших специалистов, чтобы они провели обследование девушки и потом поговорили с ней на полиграфе? Лучше, наверно, в присутствии Ивана, чтобы она не тронулась рассудком.

– Конечно, Юрий Владимирович.

– Что же касается тебя, Иван, – глава КГБ перевёл на меня взгляд, – можешь продолжить сближаться с сыном Щёлокова? Нам интересны все его дела, а также его матери. Было бы совсем хорошо, если бы они привлекли тебя к какой-то своей махинации и сделали это под нашу запись. У нас есть другой компромат, но не хотелось бы им светить до того, как всё собранное можно будет пустить в дело. Сейчас министр МВД – ближайший и давнишний соратник Брежнева, и мне его никак не достать. Поэтому твоя помощь была бы в этом деле очень полезной.

– Да, Юрий Владимирович, конечно, я помогу.

– Отлично, – он поднялся из-за стола, – тогда на этом всё, тебя ещё ждёт немного приятных минут, а я рад был с тобой познакомиться.

– Взаимно, Юрий Владимирович.

Мы попрощались, и я пошёл за начальником Третьего главного управления, который провёл меня в кабинет, порылся в сейфе и под свою сияющую улыбку вручил мне орден Красного Знамени.

– Это тебе за обе операции, – с удовольствием он рассматривал прикреплённый мне на грудь орден, – красота же?