Чумазая принцесса - Флей Джин - Страница 18

• Предыдущая
• 18/34
• Следующая

Стол мне показался немного великоват для нас троих, для сотни-полторы морских пехотинцев он был бы в самый раз.

– Фрэнк, это у тебя серебро?

– Серебро.

– Фамильное маркизовское?

– Думаю, да.

– А, мистер Говард, добрый вечер! Знакомьтесь это мой брат Сид, он недавно из экспедиции вернулся.

– Рад познакомиться, мистер Киган.

– Взаимно, приятель.

– Фрэнк, – прошептала я, когда Говард немного отошел, – почему ты сказал, что нас только трое?

– Говард не в счет.

– Странно, когда я ходила по дому, что-то его не заметила.

– В этом его главное достоинство, за которое я ему изрядно приплачиваю.

– А он тебе всегда в перчатках прислуживает?

– Разумеется.

– И твоей жене? Теперь понятно, почему она не захотела возвращаться.

– Полагаешь поэтому?

– Ну да, я бы тоже. Но ты был вынужден с детства мучиться, я помню, меня однажды ваш человек в таких же перчатках с калитки прогнал. Да, трудно вам аристократам!

– Мне кажется, ты, детка, одна из нас.

– Нет, Фрэнк, ты ошибаешься. Мы из бакалейщиков, бессребреники – ни одной фамильной ложки.

– Говард, будь любезен, принеси сафьяновый альбом из моей спальни.

Говард вышел. Когда он появился, я уже сгорала от любопытства.

Открыв альбом на женском портрете восемнадцатого века, Фрэнк перевел с итальянского:

– Аделаида Сен-Джон.

– Ну и что? Какое это имеет отношение ко мне?

– А ты вглядись.

– Ну, вгляделась.

– Тебе не кажется, что вы похожи как две капли воды?

– Я?! На эту уродину?! Ты что, спятил? Я что, по-твоему, такая же лысая и толстая?! У нее же совсем нет груди! А глаза? Сид, скажи, что у меня не такие маленькие! Ха! У нее же белые волосы мелким бесом! Ты что, дальтоник? У меня вот, видишь! – сунула я ему под нос свою голову. – Во-первых, рыжие; во-вторых, крупным бесом! Да, Фрэнк Ловайс, никогда не ожидала, что ты такого плохого мнения обо мне. Конечно, я не то, что твоя жена, но и не такая уж никудышная. Многим нравлюсь, некоторые открыто утверждают, что очень недурна, например, твой хохотун мистер Хили, потом Робинсон, Тэйлор из сбыта и еще позавчерашний в супермаркете, и другие – всех не перечтешь! Так что забери ты этот пасквиль и никогда его никому не показывай, а лучше продай мне, я его сожгу. Сколько ты за него просишь? Я за ценой не постою.

– Я не могу его продать, это не моя собственность.

– Чья же?

–Лорейн.

– Сид, я не такая страшная?

– По мне, Принцесса, ты самая красивая девушка на нашей улице!

– Фрэнк, ты слышал? На всей улице! А она, сам знаешь, какая длинная и побольше твоей! Ты еще настаиваешь на своем вздорном заблуждении?

– Нет не настаиваю.

– Значит, не похожа?

– Нет.

– Нисколько?

– Ни в малейшей мере!

– Это ты просто много выпил?

—Не исключено. Вероятно, и освещение ввело меня в заблуждение.

– Вот именно, при свечах всякое может померещиться. При свечах только гадать на жениха можно, и то не слишком доверяясь. Часто являются неправильные. Мне, например, недавно был совсем лысый мистер! А я лысых-то и не люблю! Сочувствую, это да, но замуж не пойду. И потом, Сид, ты меня за лысого разве бы выдал?

– Нет.

– Ну вот и я говорю, но со свечами второй год именно лысый является. Нет, свечи – это дело обманчивое и вредное. С ними лишь танцевать можно. Пойдем, Сид. Я хочу там, у люстры.

Ее опять опустили. За окнами продолжал густо падать снег, а люстра мерцала загадочно, как глаза у Сида.

– Когда ты в последний раз танцевал?

– Не могу вспомнить.

– Ты почти не разучился.

– Ловайс более ловок, чем я?

– Нет, ты слишком напряжен и держишь меня на расстоянии. Тебе надо чаще практиковаться.

– Принцесса, ты кого-нибудь любишь?

– Конечно, тебя и Денни.

– Я спрашиваю не об этом.

– Ну, я же говорю, пока среди моих знакомых нет ни одного сколько-нибудь симпатичного лысого. А если он вздумает явиться, ты меня за него не отдавай, как бы он ни просил, и я тебя не отдам за лысую и даже за слегка лысую, как эта на дурацком портрете. И как ему в голову такая странная идея пришла? Решено, с этих пор я не стану с ним танцевать. Пусть вот ходит и смотрит и запоминает вперед, если я такая уродина для него!

– Принцесса, я должен тебе кое-что сообщить. Долго откладывал, но больше нельзя откладывать. Короче, не падай… Я – не твой родной брат!

– Нет, родной! Фрэнк тебе все наврал, чтобы ты меня разлюбил. Я этому подлому змею сейчас глаза выцарапаю!

– При чем здесь он?

– А зачем он наболтал? Не было никакого голубого конверта! В глаза не видала! Выдумал он!

– Конверт существует. С его документами я ознакомился в шестнадцать лет.

Я ошеломленно уставилась на Сида. Мы перестали танцевать.

– Что случилось? – спросил Фрэнк, подходя к нам.

– Ничего, приятель, это семейное дело! – отрезал Сид и, как бы отодвинув Фрэнка плечом, повел меня дальше.

– А почему ты мне ничего не рассказал?

– Отец не хотел, я тоже.

– Боялся, что я тебя разлюблю?

– В общем, да.

– И я ужасно испугалась, когда конверт нашла. Но ты же не станешь меня меньше любить?

– Я давно это доказал, Принцесса, теперь твоя очередь.

Конечно, я ею тотчас воспользовалась, правда, потом мне пришлось порядком потрудиться, стирая следы, оставленные моей помадой на его смеющемся лице.

Нет, все-таки Сид самый лучший родной брат в мире! Я это так прямо и выпалила Фрэнку, когда он, опять обеспокоенный, к нам подошел. Еще сказала, что ладно, я и с ним буду танцевать, если он не виноват и не проболтался про синий конверт, в чьей надежной секретности уже нет необходимости, потому что Сид узнал о нем в шестнадцать лет, но, несмотря на это, оставался настоящим родным братом.

Когда мы танцевали, Сид рассказал, как это ему открылось, благодаря миссис Гил, на которую он случайно приземлился, перемахнув через высокую изгородь, когда та в глубоком подпитии брела по спуску. Миссис Гил сильно раскричалась о бешеном Кигановском приемыше, взявшем моду наскакивать на больных старух.

Он не придал значения ее словам, пока случайно не обнаружил голубой конверт с документами, с которыми пришел к отцу. Отец попросил его ни с кем не делиться этим открытием, он все равно ему сын, он его любит, но не надо травмировать мою неустойчивую, детскую психику. Он тогда согласился. Однако сейчас дело другое, он не может скрывать от меня этот факт, который имеет для него большое значение, он мне дома объяснит.

Я пробовала сейчас допытаться, что это за значение, но он лишь сиял глазами и отмалчивался, пока рядом не возник Фрэнк. Сид ему сказал, что не будет возражать, если он заберет меня.

Фрэнк, конечно, рад стараться, сразу забрал, даже руки тряслись от нетерпения, его хлебом не корми – дай потанцевать, я тоже любила это дело. Но что же Сид имел в виду?

– Когда ты со мной, не смей пялиться на своего братца! – свирепо прошипел Фрэнк.

– Буду, я его давно не видела.

– Ры-жа-я! – с нескрываемой угрозой проговорил Фрэнк.

– Ну что? – посмотрела я на него.

– Какого черта ты целовала его?!

– Имею право!

– О чем он с тобой говорил?

– Не скажу! Ты меня оскорбил, Фрэнк Ловайс! Оказывается, я у тебя в страшилища записана.

– Я забрал свои слова обратно.

– Слово не воробей, я теперь долго буду помнить и сомневаться в себе. Ты тоже не такой распрекрасный как Сид, но я же не тычу тебе этим!

– Можешь, если желаешь. Я знаю, что урод. А ты самая красивая девушка в мире!

– Опять издеваешься?

– Нет!

– Тогда лучше войди в разумные пределы.

– Рыжая, официально заявляю, ты самая красивая девушка на моей улице.

– Вот это уже близко, благодарю.

– Что он тебе говорил?

– Сид рассказывал, как узнал, что он не мой родной брат.

– Проклятье! Он не сказал, почему вдруг решил это открыть?

– Нет. Говорит есть причина, дома расскажет. Я просила здесь, а он ни в какую. Ты сам, случайно, не догадываешься? Ты же у нас умный.

• Предыдущая
• 18/34
• Следующая