О времени, о душе и всяческой суете - Браннер Джон - Страница 47

Во сне я почувствовал себя виноватым.

– Так я и думал, – сказал мистер Секретт, наливая мне третью чашку кофе. – Но мне все равно за вас стыдно. Пространственно-временные петли, право слово! Если бы вы хоть на мгновение задумались, то сами пришли бы к единственному логическому заключению, и мне не пришлось бы вам ничего разжевывать.

– Вот только не надо сарказма, – буркнул я. – Я в таком состоянии, что не могу понять, действительно ли вы здесь или же мне до сих пор снятся кошмары.

Он выглядел обиженным.

– Разве вы не знаете, что я каждую весну отправляюсь в поход в горы?.. Ах, ну конечно. Кажется, мы не виделись с тех пор, как я решил в этом году ехать в Швейцарию вместо Пиренеев или Гарца. Нам нужно чаще общаться, старик!

Он весело ткнул меня локтем. Я скривился.

– В общем, – продолжал он, – добрался я до отеля, в котором забронировал номер, но ложиться было еще рано, и я решил включить телевизор, чтобы посмотреть, как живет остальной мир, ха-ха! И что я увидел? Вас во всей красе, и говорили вы как раз о Вентшлере. И вот я подумал, что сделаю земляку одолжение и поговорю с вами раньше, чем до вас доберутся журналисты. Вы читали газеты?.. Нет, конечно, не читали. Но я видел в автобусе один сенсационный таблоид; очевидно, программа, в которой вы выступали, пользуется не лучшей репутацией, потому что потворствует самым низменным запросам зрителей в попытках соревноваться с заграничными каналами в удержании аудитории.

– Понятно, – вздохнул я. – Но вы действительно знаете, что на самом деле случилось с этим проклятым генералом?

– В кои-то веки, – сказал мистер Секретт, откинувшись на спинку стула и уставившись в пустоту, – я соглашусь с вашим выбором прилагательного. Обычно я считаю слова вроде «проклятый» раздражающе бесполезными. Но в случае Хорста Альбрехта Вентшлера это слово, как ни странно, подходит. Поэтому мне нисколько не жаль, что он стал жертвой самого гениального розыгрыша в истории. А теперь представьте…

Был поздний вечер. Генералу Вентшлеру пришлось потратить целый день, чтобы расследовать, доказать и казнить виновных в том, что евреи успешно подкупали охранников концлагеря и получали больше еды в обмен на золотые пломбы, и теперь он устало вошел к себе в спальню, где горел яркий огонь.

И замер на пороге, потянувшись за пистолетом. Вместо ординарца в комнате его ждал незнакомец, сидевший в его любимом кресле.

Человек этот даже не пытался скрыть своего присутствия. Он встал и бойко выдал:

– Heil Hitler!

Более того, на нем была почти такая же форма, как на самом Вентшлере: черная, с серебряными знаками отличия. Почти такая же. Где же он раньше видел эту эмблему в виде черепа и перекрещенных ракет? И видел ли вообще?

– Герр генерал! Позвольте представиться! Меня зовут Леон Калькгавер, и я имею честь занимать пост главнокомандующего научным подразделением СС. И… – Словно по волшебству, у него в руке возник пистолет, подобного которому генерал никогда не видел. Сам он только занес руку над кобурой. – Должен предупредить, что если вы хотя бы намекнете какой-нибудь живой душе о том, что знаете о существовании организации, не имея на то четкого разрешения от меня, герра Гиммлера или фюрера, я буду вынужден обеспечить ваше молчание. Присаживайтесь. То, что я собираюсь сказать, покажется вам чрезвычайно интересным.

Что-то в глазах незнакомца помешало Вентшлеру позвать адъютантов. Медленно обдумывая услышанное, он ощутил волнение.

Научное подразделение СС?

Он никогда не слышал ни о какой «научной» ветви «отрядов охраны». Но в это совсем не трудно было поверить! Ходили слухи о супероружии, которое превратит поражение Германии в победу, – о ракетах, способных сеять разрушение не только в Британии, но и в Америке. Всякий раз, как небо над полем боя затягивали мрачные тучи, находился какой-нибудь просвет, обещающий успех завтра – да хотя бы более быстродействующий ядовитый газ, чтобы поскорее уничтожить евреев.

– Как вы сюда попали? – рявкнул генерал, всеми силами стараясь сохранить привычные командирские манеры.

– О! – Незнакомец пожал плечами. – Сотрудники научного подразделения СС приходят и уходят когда вздумается, это зависит только от решений фюрера. А я пришел к вам, поскольку получил задание лично от него.

Убрав пистолет в кобуру, он махнул рукой в сторону свободного кресла.

– Садитесь, герр генерал. Я велел своему ординарцу подать вино.

– Вашему ординарцу?.. А где же мой?

– Ваш персонал превосходно натренирован. Обучен инстинктивно распознавать высший ранг, а ведь это отличительная черта истинного арийца. Если бы это было не так, – его тон сделался несколько свирепым, – я бы отказался от выполнения задания и вернулся в Берлин, уверяю вас!

– Чего… – начал Вентшлер, этим вопросом отказываясь от всякого намерения бросать вторгшемуся к нему человеку вызов, – …вы от меня хотите?

– Вручить вам награду, которая пока что, как постановил наш мудрый фюрер, выдается лишь горстке тех, кто наиболее предан идеалу Тысячелетнего рейха. Эта награда намного ценнее любой медали, ордена или повышения по службе. Двое ваших знакомых уже получили такую награду, однако, повинуясь долгу, никому об этом не рассказали и не расскажут, пока не наступит подходящее время. Тем не менее это произошло. И с вами будет так же.

Прекрасно понимая, что собеседник ловит каждое слово, Калькгавер снял строгую фуражку, обнажив безупречно светлые волосы, остриженные так коротко, что сквозь них почти просвечивала кожа.

– Многие говорят о путешествиях сквозь пространство, герр генерал. И мы действительно запустим континентальные ракеты, которые сотрут с лица земли города порабощенной евреями Америки. Но против подобного нападения можно хотя бы вообразить защиту. Не думали ли вы когда-нибудь о нападении сквозь время?

Долгое время Вентшлер стоял, будто очарованный. Вернуться в прошлое и устранить вражеское командование еще до решающего сражения! Убрать Черчилля, Сталина или Рузвельта, оставив на их месте лишь второсортных заместителей! Какие чудеса открыли перед его мысленным взором эти несколько слов!

– А мы уже?.. – хриплым голосом начал он.

Но Калькгавер покачал головой, вновь опустившись в кресло, и через мгновение Вентшлер последовал его примеру.

– К сожалению, нам нужно решить немало проблем. Полагаю, вы сразу же подумали о том, чтобы изменить прошлое?

Вентшлер кивнул. У него пересохло во рту.

– Над этим мы все еще работаем. Пока что нам удалось переместить не предметы – ну, за исключением одежды и других пустяковых вещей, – но людей в будущее. Получается, что путешествовать во времени проще, если имеешь дело с переменчивостью грядущего. Что ж, это не так удивительно: проще собрать новый снаряд, нежели восстановить уже взорвавшийся. Но подождите немного. – Калькгавер подтянул рукав и сверился с часами с невероятным количеством циферблатов. – В любой момент может войти ординарец, а у него нет доступа к подобной информации.

Несколько секунд спустя раздался стук в дверь. В ответ на краткое восклицание Калькгавера: «Herein!»[40] – появился коренастый, круглолицый, бессмысленно улыбающийся мужчина с серебряным подносом в руках, на котором стояли бутылка французского шампанского, два хрустальных бокала и тарелка маленьких печеньиц с темно-зелеными вкраплениям.

– Японское, – бросил Калькгавер, отпустив ординарца. Бутылку он открыл сам, не пролив ни капли. – Один из немногих вкладов наших pro-tem[41] союзников в развитие цивилизации… Между прочим, – прибавил он, когда закрылась дверь, – этот человек – один из наших пробных генетических продуктов. Именно такими станут славяне, когда понадобятся нам для того, чтобы возделывать плодородные украинские земли: идеальные крепостные, которые никогда не станут спорить с хозяином. Знаете, мы, Wissenschaftkünstler[42], считаем ваши методы решения проблем евгеники несколько затратными… хотя, – торопливо поправился он, – коль скоро фюрер считает это необходимым, мы можем лишь восхищаться вашей тщательностью. Вы уже демонстрируете прибыль в отношении ткани, пломб и перерабатываемых жиров, хотя стоимость две марки на человека за кремацию останков… Прошу прощения! Отведайте вино. Хотя фюрер, как вам известно, вегетарианец и непьющий, он отвел ему почетное место у себя в погребе в Берхтесгадене.