Тьма наступает - Бачурова Мила - Страница 15

Остановившись, я опустил стекло, высунул голову и тоже посмотрел вверх.

На крыше четырехэтажной лечебницы у самого края стоял человек.

Человек стоял молча, неподвижно. Казалось, он вовсе не замечал собравшейся толпы. Смотрел вниз, готовился.

Мы с Борисом выбрались из машины и присоединились к толпе. Я не успел начать расспросов — ко мне протолкалась Клавдия.

— Костя! — выдохнула она. — Ты как будто чувствуешь, когда необходим!

— Служу Отечеству, — пожал я плечами. — А что случилось-то? Пациенту не понравилось лечение?

— Если бы я знала! Его привезли с разбитой головой вчера вечером. Мы оказали помощь. А сейчас он… вот. — Клавдия показала на крышу. И спохватилась: — Здравствуйте, ваше высочество! — присела в реверансе. — Прошу прощения, не заметила вас сразу. Это всё из-за нервной ситуации…

— Не стоит извиняться, ваша реакция вполне объяснима, — пробормотал Борис, неотрывно глядящий на будущего самоубийцу.

В моём мире тут было бы уже полно полиции и прессы. Концерны категорически не одобряли попытки сведения счетов с жизнью — в отличие от зевак. В этом мире, в этот его район полиция и пресса добирались по остаточному принципу.

— Кто этот человек? Что о нём известно? — спросил я.

— Ничего, — пожала плечами Клавдия. — Его принесли бесчувственного. Как мне рассказали, принесли те же, кто избил. После лечения он сразу уснул, а утром мы не успели поговорить. Я даже имени его не знаю.

Вдруг самоубийца вздрогнул и повернул голову. В пяти шагах от него на край скользкой металлической крыши приземлилась чайка. А именно — Джонатан Ливингстон. Он ничего не предпринимал, не произносил ни слова. Просто стоял, как изваяние, и смотрел на человека, нагло вторгшегося в птичью среду обитания. «А не пошёл бы ты отсюда, дядя?» — всем своим видом говорил Джонатан. Но самоубийца был настроен решительно. Дёрнувшись, он отвернулся и вновь посмотрел вниз. Я заметил глубокий вдох — грудная клетка поднялась и опустилась. Похоже, ему вновь нужно было настраиваться — сбила с нарезки птичка.

— Ну что, ваше высочество? Наш выход, — сказал я, посмотрев на великого князя.

— А я здесь при чём? — изумился Борис.

— Ну как же. Хотите быть белым магом? Вот вам испытание. Простейшее.

— Это — простейшее⁈

— Ну да. Когда два мужика дерутся — сложно понять, кто из них хороший, и кого защищать. А вот когда человек хочет сигануть с крыши — тут вариантов уже меньше. Идёмте.

Мы с Борисом направились ко входу в клинику. Автомобиль охраны немедленно захлопал дверьми. Четверо дюжих молодцев вышли и обступили великого князя.

— Под мою ответственность, — сказал я.

Охранники не пошевелились. Угрюмо молчали.

— Ждите здесь, — сказал им Борис. — Или это будет ваш последний день на службе во дворце. Обещаю!

Вот теперь сработало. Ребята нехотя отступили.

Им было непросто принять такое решение. И смотрели они не на Бориса, а на меня. С мольбой. Понимали, что мне можно доверять, и мысленно просили, чтобы не подвёл…

Да не бойтесь, не подведу. Если Борис брякнется с крыши — мне тоже придётся несладко.

— Идём, — хлопнул я цесаревича по плечу.

Мы протолкались через толпу. Я открыл дверь, пропустил вперёд Бориса. Поднялись по лестнице, выбрались на тёмный холодный чердак, нашли дверь на крышу.

— И что мы там будем делать? — шёпотом спросил Борис.

— Спасать человека, — улыбнулся я. — У нас есть магия, на двоих — четыре руки, четыре ноги, две головы и чайка. Как-нибудь справимся, я в нас верю.

Борис глубоко вдохнул, выдохнул.

— Страшновато…

— А хорошие дела делать всегда страшновато. Вдруг не получится? Вдруг засмеют? Вдруг не поймут? Можно плюнуть и уйти, это проще. Нам-то какое дело до этого бедолаги, в конце концов.

— Но ты ведь можешь сам, один его спасти!

— Могу. Но это не у меня проблемы с цветом жемчужины. По крайней мере, я свои проблемы как таковые не идентифицирую.

— Ох, Костя… Если я не справлюсь, у меня не останется ни единого шанса!

— А вот тут вы ошибаетесь, ваше высочество. Если вы не справитесь, зная, что сделали всё возможное, шансов у вас только прибавится… Всё. Вперёд! Не будем тянуть время.

Глубоко вдохнув, великий князь вышел на крышу. Я, мысленно перекрестившись, шагнул следом.

Будущий самоубийца отошёл от выхода недалеко — шагов на пять. Но, тем не менее, нас он заметил не сразу. Смотрел вниз, всё его внимание было сосредоточено там. На грубом небритом лице то появлялась гримаса страха, то её сменяла злость. То слеза блестела в глазу, который единственный был виден нам.

Борис оглянулся на меня. Я кивнул.

— Здравствуйте! — сказал Борис. — Вы не могли бы отойти от края крыши, сударь?

Лично я бы начал разговор иначе, но для аристократа из этого мира, пожалуй, начало было — самое то. И сработало так, как нужно: «сударь» вздрогнул, повернул голову и посмотрел на нас сумасшедшим взглядом.

Помятый, с опухшим красным лицом, на половине головы — повязка, глаза налиты кровью. Тяжёлое утро. Не иначе — работал допоздна, а утром даже позавтракать не успел. Вот всё и навалилось…

— Что вам нужно? — заорал самоубийца хриплым голосом. Как ворона, которой вдруг приспичило заговорить по-человечески.

— Чтобы вы отошли от края, — повторил Борис.

— Пошли прочь! Оставьте меня в покое!

Борис повернулся и посмотрел на меня. Я показал ему два больших пальца. До тех пор, пока этот несчастный не навернулся, всё хорошо.

— Я не знаю, что ещё ему сказать, — прошептал Борис, выставив глушилку.

Сам он сейчас выглядел не многим лучше того мужика. Тоже вытаращил глаза и казалось, будто того гляди полетит вниз головой. Это, конечно, был бы номер.

— А что говорит вам Тьма? — спросил я.

— Оставить его…

Я пожал плечами.

— … или спасти.

— Что? — вот теперь я удивился.

— Нет… Это не Тьма. Это я хочу его спасти! Но не для того, чтобы спасти его. А для того, чтобы все восхищались мной! Ничего не получается, Костя! — Борис отчаянно всплеснул руками. — Это — моя чёрная сторона! Она победит в любом случае!

— Не в любом, — отрезал я. — Действуйте, как считаете нужным. Доверьтесь интуиции!

Ох и не повезло пацану, реально не позавидуешь. Оказался меж двух наковален. С одной стороны поджимает Тьма, с другой — чёрная магия. Если он таки сумеет выкрутиться из этого переплёта, я, пожалуй, изменю своё мнение относительно лучшего кандидата на российский престол.

А не сумеет — не будет Бориса. По крайней мере, того Бориса, которого знаю я — больше не будет.

Великий князь отвернулся. Глядя в сторону, что-то забормотал. Я напряг слух.

— Что сделал бы Костя? Ну, что?.. Он просто связал бы его цепью и оттащил от края. Врезал в челюсть. А может, просто рявкнул бы, и всё… И даже связывать бы не потребовалось.

— Да не думайте вы о том, что сделал бы я! — прикрикнул я. — Это — ваша битва! Ваш выбор! Действуйте так, как никто, кроме вас, не смог бы действовать.

Дёрнувшись, будто от раздражения, Борис убрал глушилку и повернулся к самоубийце. Когда он заговорил, голос его звучал иначе. Сильно и уверенно. Это был голос не сопливого пацана, а Его высочества, великого князя.

— Что заставило вас проститься с жизнью, сударь?

— А тебе что за дело? — огрызнулся мужик.

— Я сам не так давно подумывал о смерти, поэтому вы в данный момент мне близки.

— Ты? О смерти? — Мужик хохотнул. — Да тебе сколько лет-то, щегол? Молоко на губах не обсохло — зато одет, эвон как! Батя, небось, деньгу лопатой гребёт. Чего тебе не хватает-то? Девчонка хвостом крутанула? Али вместо Франции мамка в Париж отвезла?

— Париж находится именно во Франции, с вашего позволения, — сказал растерявшийся Борис.

Мужик дёрнул плечом.

— Да позволяю, мне не жалко. Пусть хоть все там друг на дружке переженятся, неруси.

— … И с девушкой у меня всё прекрасно.