17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 40

Наше требование: деблокирование Ленинграда на южном направлении. 16-я и 18-я германские армии должны в полном составе отойти западнее Лужского оборонительного рубежа.

Со своей стороны гарантируем полную безопасность отхода.

К переговорам готовы приступить немедленно после выполнения наших требований.

СТАЛИН.'

Я прочитал дважды и, несмотря на полное отсутствие знаний в военном деле, понял, что сейчас происходят явно не мирные переговоры, а нечто совсем другое.

— Мнение?

— Рейхсфюрер…

— Ваше мнение, Вольф. Вы же это читали?

— Это не мирная инициатива, это предложение капитуляции для нас, — нехотя сообщил Вольф, — Проще говоря: катастрофа, рейхсфюрер. А если Сталин нарушит обещание и ударит нашим армиям в тыл во время отступления — это катастрофа двойная.

Ясно. Ну и как мне запихать это предложение Ольбрихту в глотку? Очевидно никак. Сталин там что ли с ума сошел? Сейчас же май 1943 года. Не 1945. Тем не менее, Сталин фактически меня послал по матери таким ответом.

Я, конечно, подозревал, что он потребует жест доброй воли, но я надеялся, что это будет нечто на южном направлении. Отступление Манштейна я еще мог бы скормить генералам, особенно сейчас, когда возникли проблемы в Италии… Но Ленинград? От Ленинграда Ольбрихт и Бек никогда не уйдут, это было очевидно.

Я замолчал и погрузился в тяжкие размышления.

А минут через десять мы приехали.

Ресторан «Zur letzten Instanz» располагался на Вайзенштрассе, на первом этаже старинного трехэтажного дома, крытого черепицей. Улица частично пострадала от бомбежек, но дом с рестораном уцелел.

Возле входа в кабак торчали ᛋᛋ, я даже опознал одного парня из новых охранников Айзека. А еще тут же собралась толпа — небольшая, человек пятьдесят, какие-то обыватели: старухи, женщины, мальчики из Гитлерюгенда, какой-то мясник в фартуке, даже парочка военных, даже один шутц-полицай…

Вот это уже ни в какие ворота. Если у тебя в тоталитарном государстве начали сами по себе собираться толпы — значит, государство трещит по швам. В Рейхе толпам разрешено собираться только по приказу, а я никаких приказов собрать здесь толпу не давал.

Я вылез из мерседеса, махнул рукой, отдавая указание моим парням выгрузиться из грузовика, на случай возможных проблем.

Потом повернулся к Вольфу:

— Где сейчас Ольбрихт?

— Полчаса назад был в Бендлер-блок.

В Бендлер-блок располагались штабы Oberkommando des Heeres — командование сухопутных войск. Ольбрихт теперь вроде как был неформальным главой государства, но сидеть предпочитал в своем старом штабе, а не в рейхсканцелярии или тем более не в бункере, как Гитлер раньше. Видимо, Ольбрихт полагал, что в Бендлер-блок он в кругу друзей и лучше защищен от меня.

— Найдите телефон и распорядитесь, чтобы мне туда подогнали машину спецсвязи, — приказал я Вольфу, — Я сам буду в Бендлер-блок минут через сорок.

Вообще мне не следовало расставаться с моей машиной спецсвязи. Отныне я собирался держать её при себе постоянно, куда бы я ни поехал.

Я зашагал к толпе, которая в ужасе застыла, будто решила, что я тут всех сейчас расстреляю. В принципе собравшихся людей можно было понять, эсэсовцы уже оформили вокруг меня кольцо охраны из пары десятков автоматчиков, выглядело это крайне зловеще.

— По какому поводу митинг, фольксгеноссе? — обратился я к собравшимся гражданам.

Ответила мне одна самая храбрая старуха:

— Мы просто хотели увидеть нашего фюрера!

Старуху аж потряхивало от возбуждения, похоже, что доза фюрера ей на самом деле требовалась, и срочно. Обитатели Рейха начинали потихоньку терять понимание ситуации и сходить с ума.

— Фюрер на самом деле здесь, — заверил я старуху, — Он встречается здесь с иностранными дипломатами. Но государственные дела требуют немедленного его присутствия в другом месте. Однако… Если подождете десять минут — увидите, как фюрер выходит.

Толпа радостно забухтела в предвкушении фюрера.

— Прикажете всех разогнать? — тут же осведомился нарисовавшийся рядом Гротманн.

— Незачем, — отрезал я, — Народ Германии хочет видеть фюрера — народ Германии увидит фюрера. Когда фюрер отказывал народу Германии в исполнении его народных желаний?

Я прошел в ресторан, никто из охраны Гитлера помешать мне, естественно, не попытался. Наоборот, к небесам взметнулся лес рук, исполняющих нацистский салют, один оберштурмфюрер даже открыл мне дверь.

Внутри ресторана царил полумрак, большой древний зал, отделанный под средневековье, оглашали звуки граммофона, играл явно какой-то американский джаз. А американский джаз в Рейхе, насколько я помнил, был под строжайшим запретом…

Замечательно! Фюрер решил оттянуться в кабаке под «негритянскую» музыку. Ничего необычного, бывает.

Но на деле все оказалось еще хуже. Айзек восседал во главе длинного стола, как какой-нибудь скандинавский ярл. По приказу фюрера несколько столов, видимо, поставили вместе, чтобы получился стол пиршественный.

На пиршественном столе стояло в изобилии пиво, а еще какие-то булки и жаркое. И шнапс местами тоже встречался.

Тут же за столом сидело несколько десятков человек — парни из охраны фюрера, официантки, определенно из этого самого ресторана, какие-то пожилые бюргеры, которых Айзек неизвестно где взял, а еще парочка явно журналистов. Айзек как раз был занят блондинкой — молодой девкой в сером костюме, записывавшей за фюрером нечто в блокнот.

По другую руку от фальш-Гитлера восседал Краусс, которого я назначил главой новой охраны Айзека, Краусс был пьян, как свинья. Явно работа того же взбесившегося Айзека.

— О майн Готт…

Это было все, что я мог сказать по поводу сложившейся ситуации.

Я обратился к Гротманну:

— А другие двойники фюрера у нас есть?

— Никак нет, — доложил Гротманн, — Есть правда еще Веллер. Но он не умеет говорить, как фюрер, не обучен его манерам, мы раньше его использовали только для фотографий, причем исключительно больших групповых, где никто не станет разглядывать фюрера. Так что Веллера еще готовить и готовить. И он ведь не актер, так что все равно не справится. А других двойников в наличии нет совсем…

Это плохо. И что делать? Хоть всегерманский конкурс на нового двойника фюрера объявляй, в самом деле.

Я решительно двинулся в сопровождении автоматчиков к пиршественному столу. Краусс заметил меня первым, он даже попытался встать и застегнуть расстегнутый мундир. Но получалось не очень, Краусса шатало. Как можно за час так надраться?

А Айзек, знай себе, продолжал рассказывать журналистке:

— … В окопах Фландрии я зарубил троих французишек, не слезая с коня. Вот так вот… — Айзек помахал вилкой, демонстрируя как он рубил французишек, — А потом газовая атака. Все надели противогазы, даже недорубленные лягушатники! Я — нет. Газы на меня не действуют, знаете ли, фройляйн, особое устройство организма…

Пьяный Гитлер, несущий бред. На глазах у народа. Это был даже не нонсенс, это была катастрофа. В смысле: бред-то и настоящий Гитлер постоянно нес, но у настоящего Гитлера бред был всегда точно просчитан и соизмерен с политической необходимостью.

Айзек же просто втирал дичь. И тоже был пьян, меньше Краусса, но явно под хмельком. Это уже даже не герой зеленинского «Я вам не Сталин, я хуже», это уже натурально хуже того парня из книжки, который хуже Сталина. Тем более что Айзек, в отличие от настоящего Гитлера, ни в какой Фландрии ни с какими французами никогда не воевал…

Айзек тем временем, как будто желая еще сильнее ранить меня, нагло закурил папиросу. Хотя Гитлер табака в принципе не переносил.

Девушка-журналистка продолжала слушать удивительные истории Айзека во все уши…

Я наконец вышел из шока и подошел к фюреру вплотную. Потом вскинул руку:

— Хайль!

Айзек вяло приподнял собственную руку в ответ, будто муху отгонял.

— А, Гиммлер. Садитесь, дружище, стул и пиво для моего верного рейхсфюрера!

Несмотря на пьянство, играл Айзек просто потрясающе. Интонации у него в голосе фонили типично гитлеровские, выверенные до каждой нотки.