С тобой нельзя - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 4

– Сам ты…

Ира хмурит лоб, сжимает кулаки и несется на Макса со взглядом, полным решимости. Она его сейчас точно поколотит.

– Прекратите! – ору на них, раздраженно кидая лопатку в раковину.

У меня лютое похмелье. Головная боль жуткая, а они тут устроили серпентарий.

– Алёна, ты сделаешь мне хвостики? – Нина дергает меня за край длинной футболки и уже протягивает свои разноцветные резинки.

– Заплету. Позже. За стол садитесь. Все! – повышаю голос. – Меня бы кто заплел, – бормочу себе под нос. – Ира, с завтрашнего дня ты на завтраках.

– Ладно.

– Макс, отвезешь Нину к бабушке сегодня, – смотрю на брата. Это не просьба, а, как говорит Вадя, прямое поручение, не предполагающее отказа.

– Я не хочу к бабуле, Алёна, – хнычет Нина.

– Тогда останешься сидеть с Максом.

Нина задумчиво рассматривает брата, а потом жалобно смотрит на меня.

– А можно я с тобой?

– Нельзя. Я сегодня иду искать подработку.

– О! Вадя сказал, что я у них в сервисе могу помогать, – вклинивается Макс. – По четыре часа в день. Правда, зарплата маленькая.

– Нормально, – расставляю тарелки, – Нина. – Отбираю у нее раскраски, которые она притащила за стол. – Мы сейчас едим, а не рисуем.

– У меня сегодня девочка придет на занятие. – Ира подхватывает сковороду и раскладывает яичницу по тарелкам, пока я режу хлеб, а Макс заваривает на всех чай. – Переживаю.

– Ты такая крутая у нас. Не бойся, – подбадриваю.

На самом деле кому-кому, но только не нашей Ире переживать. У нее абсолютный слух, она может играть почти на любом инструменте, но предпочитает скрипку. Ходит в музыкалку, собирается поступать в Московскую консерваторию.

Этим летом решила попробовать себя в качестве репетитора.

– Нинка! – Макс закатывает глаза. – Алёнка же сказала, убери свои фломастеры.

– Пусть уже красит, – отмахиваюсь и сажусь за стол. Быстро запихиваю в себя яичницу, вилка за вилкой. – Отец где?

Макс кивает себе за спину.

– В комнате спит, под утро приполз, бухой.

Ничего нового. Так уже третий год. Как мамы не стало, он совсем расклеился. Наличие нас его не останавливает. В те дни, когда он бывает трезвым, на него сваливается чувство вины. Он просит прощения, ходит на работу, играет с мелкими, но хватает его ненадолго. Его так гложет, что он пьет и пускает нас на произвол судьбы, что единственным выходом, заглушить эту боль, по иронии судьбы, является водка. Замкнутый круг…

Последние три года мы живем практически самостоятельно. Отцовская зарплата доходит до нас не всегда, поэтому приходится подрабатывать. Тут Вадик спасает, если честно, у него есть постоянная работа и куча леваков, за которые хорошо платят. Толковый автомеханик без денег никогда не останется.

Дядь Лёша тоже помогает, но, честно говоря, это жутко неудобно, поэтому чаще всего мы отказываемся. Сами справимся. Точно справимся, я знаю.

Мы все дружные, хоть и крикливые. Горой друг за друга. Везде и всегда.

– Так, я в ванную, – поднимаюсь со стула. – Макс, на тебе посуда.

– А хвостики? – вопит Нина.

– Давай я сделаю, – Ира забирает у нее резинки.

– Спасибо, – шепчу одними губами и закрываюсь в ванной.

После такого утра любое похмелье рассеется. И воспоминания тоже смажутся.

Хотелось бы так думать, но нет, я все еще помню его прикосновения. Глаза закрываю и мурашки по коже.

Мне кажется, я даже выгляжу иначе. Рассматриваю свое лицо и не могу понять, что изменилось. Но что-то явно по-другому.

Забираюсь на край ванны и достаю из-за шкафчика припрятанные там сигареты. Тонкие, длинные, с ментолом. Они лежат на всякий случай. Когда так тяжко, что, кроме как покурить, выхода не видишь.

Затягиваюсь и выпускаю дым в вентиляцию, параллельно листая ленту в телефоне. Карина уже успела запулить больше десятка сторис. Вот она у бассейна, вот в зале делает растяжку, вот за завтраком. И почти на каждом фото присутствует Матвей. Не полностью. То рука мелькнет, то разлохмаченные волосы, но и без селфи с поцелуями не обходится. Карина чмокает его в щеку, трется о нее носом. Мот в это время улыбается, нагло так, мол, она вся целиком и полностью моя, а вы, воздыхатели, сосите.

Ставлю на эту сторис реакцию в виде разбитого сердца. Кручу в руках телефон, нервно выдыхая дым.

Когда смартфон начинает вибрировать, отвечаю мгновенно.

– Да, Вадь, – затягиваюсь.

– Мот зовет вечером к ним.

– Откажись!

– Да я и так. Потом дядь Лёша позвонил. Говорит, что…

Знаю я, что он говорит! «Мы же как семья» и прочую чушь. Глупости.

Отец у Мота хороший, и мама тоже, но они никак понять не хотят, что нам неудобно. Я, когда к ним в дом попадаю, чувствую себя какой-то бедной сироткой, которую приютили. Умом понимаю, что они как лучше хотят, но ничего поделать с собой не могу. И Вадю настраиваю вечно, чтоб он как можно меньше у них дома ошивался.

Они с Мотом со школы дружат, только Вадик почему-то так и не понял, что разные они слишком.

– Ладно, я подумаю, – тараторю брату. – Мне бежать надо, пока.

Тушу сигарету, соскальзываю с края ванны, открываю кран с водой и слышу звонок в дверь.

Настойчивый звон. Нажатие за нажатием.

– Ну кто там еще? Макс! Ира! Откроет кто-нибудь?

В ответ тишина. Высовываю голову в коридор. Тишина. Ушли, что ли, уже?

Босиком бегу к двери, щелкаю затвором и застываю.

– От тебя несет как от пепельницы, – Шумаков отталкивает меня в сторону и заходит в квартиру как к себе домой.

Цепляет меня глазами.

Ежусь. Выгляжу хуже, чем вчера, раз в триста. На мне растянутая длинная футболка, прикрывающая задницу, с маленькой дыркой под мышкой. Кудри нечесаны еще со вчерашнего возвращения домой, на бедре три мелких синяка, которые появились там этой ночью.

– Зачем приперся? – складываю руки на груди, сталкиваясь с Шумаковым взглядами.

Матвей

– Мот, Матвей! Ты оглох, что ли? Солнце, – Карина машет рукой у меня перед лицом. – Матюш…

– М?

– Твоя мама сказала, что Алена уже накрыла. Мы завтракать идем или нет?

– Алена? – напрягаюсь. Мозгами понимаю, что не про Исаеву речь, но все равно реагирую, как полный болван. Младшая сестра Вади никогда не вызывала у меня интереса. Совершенно. Правда, судя по всему, до вчерашней ночи.

Понятия не имею, что это было. Азарт какой-то или просто башкой двинулся, хер поймешь теперь. Одно ясно, о том, что вчера произошло никто знать не должен. Очень надеюсь, что Аленка это понимает.

Она была пьяна, может, с парнем своим поссорилась? У нее же явно кто-то есть. Симпатичная девчонка, поэтому вряд ли одна.

Ссора, алкоголь, мое появление, лучше б его не было, кривой пазл, конечно, но складывается. Для нее я оправдание нашел, а для себя?

Нервы. Агрессия, которую подавляю уже больше года, это и сыграло решающую роль. Уверен, только вот в мозг иглами впивается Аленкино признание в любви. Мне.

Она же несерьезно, правда?

– Мы идем или что? Я ужасно хочу есть. Бег натощак выматывает, – Ри слезает с беговой дорожки и делает несколько жадных глотков воды из бутылки, наводит на себя камеру. – Я голодна настолько, что слопаю слона, – постит селфи в сторис.

Киваю. Снимаю футболку, вытираю пот после пробежки и закидываю эту мокрую тряпку на плечо.

– С тобой все в порядке? Матвей!

– В полном.

– Башка мутная, простыл, может.

Это не простуда, но чувствуя я себя все равно полным овощем. Произошедшее ночью из головы не выходит.

– Ты со вчерашнего вечера сам не свой. Что случилось? Я переживаю.

Кари, судя по всему, действительно ничего не поняла, ее зацикленность на себе сейчас играет на руку, правда, мне от этого не легче. Чувствую себя козлом. И перед ней, и перед Аленкой, и перед Вадей. Если Исаев узнает, черепно-мозговая мне обеспечена.

– Нужно врача вызвать. Мот, – Карина кладет ладонь мне на лоб, хмурится. – негорячий вроде. Хотя после бега…черт. Ну как ты умудрился? Нам в Москву завтра, ресторан смотреть, плюс примерка платья…