С тобой нельзя - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 11

Если дома и пахнет табаком, то Макс берет вину на себя. Всегда. Вадя, конечно, ругается, но попроще все равно относится. Для него курящая девочка – табу. Вадик у нас такой, полуспортсмен. Пьет только пиво, и то редко. Не курит и совершает каждодневные утренние пробежки по три километра.

Вышмыгиваю в прихожую, нужно как-то выйти на улицу, да так, чтобы никто не заметил.

– Да иду, щас, – голос брата приближается.

Вадик выходит в коридор, надевая кроссы.

– Ты куда? – смотрю на то, как он одевается.

– Да Маринка мозг выносит. Я минут на пятнадцать, составь Моту компанию пока.

Нервно улыбаюсь и прячу волосы за уши.

Вадик хлопает дверью и идет… В соседнюю квартиру он идет. Прямо напротив. К своей девушке. По крайней мере, три прошлых месяца они вроде как были парой…

Супер, теперь на улицу можно не ходить. Стаскиваю с крючка ветровку, надеваю и быстро, так, чтобы не зацепиться за Шумакова глазами, выхожу через кухню на балкон.

Прикуриваю, а у самой руки трясутся почему-то. Нервное. С одной стороны – Матвей, который смотрит через стекло на меня, с другой – неожиданный приход брата, который точно наорет из-за сигарет.

Затягиваюсь на свой страх и риск.

Дверь за спиной хлопает. Сглатываю горьковатую слюну и еще внимательней всматриваюсь в ночной двор с тусклыми фонарями у подъездов.

Шумаков замирает справа от меня. Весь такой деловой, руки в карманах, взгляд ничего не выражает.

Стоит и пялится на то, как я делаю очередную затяжку, обхватив фильтр губами.

Когда резко поворачиваю голову, нарочно, с вызовом, Шумаков… Он вздрагивает?

Нет, это мне явно кажется. Просто вижу, что хочу, вот и все.

– Чего? – мило улыбаюсь, пока напряжение между нами не начинает потрескивать.

Кожу покалывает.

– Покурим? – Мот смотрит на мои губы.

Киваю на пачку сигарет, лежащую рядом, и снова затягиваюсь.

Глядим друг на друга. Гадкие мурашки облепляют все тело в этот момент, Мот делает шаг. Встает вплотную.

Как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как его рука оказывается рядом с моим лицом.

– Одну на двоих, – прищуривается, аккуратно высвобождая сигарету из моих пальцев.

Приоткрываю рот от удивления, жадно наблюдая, как его губы обхватывают фильтр в том же месте, где мои.

Это можно считать кансэцу кису* или нет?

Густой, едкий дым белым облаком вздымается к небу. Мот выдыхает его щедрой порцией, а потом делает еще одну крепкую затяжку, запрокинув подбородок и вытянув шею.

Мои щеки розовеют, а сердце сжимается. Ураган эмоций сносит волной растерянности. Вцепляюсь пальцами в железные балконные перила, и все равно теряю равновесие. Переваливаюсь на один бок, чувствуя на талии теплые прикосновения.

Мот дотронулся до меня раскрытой ладонью.

Смотрю на него, медленно умирая. Зачем он это делает? Это нечестно.

В панике выхватываю у него сигарету, вдыхаю дым до слез. Стряхиваю пепел и дрожу. Очень хочется к нему прижаться. Сильно-сильно. Ненормально и неправильно, знаю. Это желание делает меня уязвимой.

Прижимаю свои пальцы к груди Мота. Чувствую его глубокие, размеренные вдохи и ровные удары сердца.

Мое же вот-вот выломает грудную клетку. Облизываю губы и бросаю тлеющий окурок вниз. Оба наблюдаем за тем, как он летит с пятого этажа в темноту ночи, неловко друг друга касаясь.

– Нам, наверное, не стоит наедине оставаться, – бормочу, набираясь сил, чтобы посмотреть на Матвея.

Когда запрокидываю голову, обжигаюсь о его взгляд. Пристальный, цепкий, сводящий с ума, в общем.

– Да, ты права, – произносит тихо, с легкой хрипотцой.

Больно это слышать, но я сильная, и я справлюсь. Отрываю свою ладонь от его груди, но Мот перехватывает запястье. Окольцовывает. Наши руки замирают в воздухе.

– Ты говорила правду?

Матвей наклоняется. Смотрит на мои губы, бегло в глаза и снова на губы.

– О чем?

– О том, что влюблена?

– Я безбожно врала.

– А почему дрожишь? – склоняется еще ближе.

– Я…

Придумать ответ не успеваю, и, честно говоря, хорошо, что так. В глубине квартиры хлопает дверь. Видимо, Вадик вернулся.

Шумаков резко разворачивает меня к себе спиной, берет пачку сигарет, прикуривает и отходит в сторону. Теперь мы на расстоянии. Он курит. А я просто нахожусь неподалеку. Никакого криминала.

– Бля, Мот, ты опять начал? – Вадик с недовольным лицом выходит к нам.

– Балуюсь, – Шумаков пожимает плечами, выпускает дым, а сам меня взглядом цепляет.

Балуется…

Это ведь не о сигаретах. Точно не о них…

***Кансэцу кису (間接キス) в Японии существует понятие «косвенный поцелуй». По сути, это минимально тесный физический контакт. Например, когда возлюбленные делят еду, напиток или сигарету, можно сказать, что это намекает на поцелуй.

Солнце ослепляет, а мои очки спокойненько так лежат дома на полке. На улице второй день жара просто адская, щурюсь и выбегаю из автобуса на остановке недалеко от летней веранды, где мы договорились с Кариной о встрече.

Утром я была уверена, что она не придет, поэтому и сама не собиралась. Но ближе к обеду девушка Мота снова позвонила мне с того же номера. Уточнила, в силе ли наша встреча, извинилась за то, что пропала, и обещала все объяснить лично.

Поэтому вот я здесь, в самом сердце города.

Занимаю столик у перил и прошу лимонад манго – маракуйя. Бегло осматриваюсь, незаметно покручивая головой по сторонам. РиРо поблизости не видно. Может быть, у нее изменились планы и она не придет?

Эта мысль греет и разочаровывает одновременно. Мне безумно страшна тема предстоящего разговора, особенно когда я не понимаю, о чем он будет, но поэтому же и до ужаса интересно, что же эта певичка хочет со мной обсудить.

Шумакова? Меня и Вадю? Насколько я поняла по рассказам брата, да и по реакциям Карины в машине Мота в ту ночь, ни я, ни Вадя особого восторга у нее не вызываем. Скорее наоборот…

– Ваш лимонад.

– Спасибо, – благодарю официанта. Улыбаюсь.

Именно в этот момент стул напротив занимает фигура в белой широкой рубашке. На глазах солнцезащитные очки, на голове кепка.

– Мне то же самое, – просит Ростова, не глядя на официанта.

Смотрю, как шевелятся ее губы, и понимаю, насколько я жалкая, потому что думаю в этот момент о том, как Шумаков их целует. Ее надутые силиконом, или чем им там колют губехи.

Самой от себя противно, ей-богу, но остановить этот поток яда в голове невероятно сложно.

– Привет, – здороваюсь первая.

РиРо кивает, а когда официант отходит, расплывается в улыбке.

– Привет. Прости, что я так… Конспирация. Не хочу, чтобы кто-то сфоткал. Для всех я вернулась в Москву. – Смотрит на свои смарт-часы. – У меня немного времени, машина вот-вот приедет. Папа уже выслал за нами водителя.

– Понимаю, – киваю как умная.

– Я тебя не сильно напрягла, надеюсь? – снова улыбается.

– Да нет. У меня был свободный час.

– Отлично. Ты прости, я просто… Просто в таком раздрае, Алёнка. Мы с Мотом сильно поцапались. Сама виновата, накосячила. Мой длинный язык когда-нибудь заведет меня в могилу, – разводит руками.

Снова киваю. Карина улыбается, но ее глаз я не вижу, они спрятаны под линзами с поляризацией. Почему-то кажется, что взгляд у нее холодный и острый, несмотря на вот это показательное радушие.

– У тебя ко мне какой-то разговор, насколько я поняла?

– Да, – щелкает пальцами, упираясь локтями в стол, немного подаваясь ко мне. – Вы с братом давно знаете Матюшу. Дружите давно. Поэтому, наверное, теперь только вы можете хоть как-то на него повлиять.

– Теперь?

– Мы поссорились. Сильно, Алён. Я сказала лишнего, он тоже… Мне кажется, что наша свадьба под вопросом теперь.

Приоткрываю рот и тут же его захлопываю. Считаю про себя до десяти. Успокаиваюсь, чтобы не обрадоваться и не улыбнуться. А я ведь могу. Новость-то для меня совершенно неплохая.