Взрослые сказки (СИ) - Изотова Наталья Сергеевна - Страница 14

Не найдя ничего съестного, я направился вглубь дома. Ванная комната дальше по коридору могла называться так с большой натяжкой, так как ванной в ней не было, да и остальные удобства в глазах городского жителя выглядели достаточно… условно.

Спальни были совсем небольшие, скромно обставленные: в родительской стояла кровать, скорее полуторная, чем двуспальная, накрытая тяжелым чехлом, с явно просматривающимся нагромождением подушек под ним. Тут же расположился комод, тоже накрытый, пара сундуков, небольшой столик с овальным зеркалом, крепящимся по бокам и сейчас повернутым к стене. Совершенно блеклая, унылая комната, ничего не говорящая о хозяевах, как, впрочем, и весь дом, где я не видел ни одной картины, фотографии и какого-нибудь иного элемента декора. Комната Эстер также была чисто прибрана, аскетична и безлика — маленькая кровать под чехлом, письменный стол, где она, скорее всего, делала уроки, и шкаф в человеческий рост у ближней к двери стене — возможно поэтому я не сразу заметил, что стул, место которого было у стола, подпирал дверцы, не давая им раскрыться.

Ощущая болезненную смесь из любопытства, страха и практически полной уверенности, что сейчас что-то произойдет, я вошел в комнату, встал напротив шкафа, испытывающее глядя на него (и не замечая ничего особенного), и даже отступил на шаг, чтобы лучше его рассмотреть. Под моей ногой что-то зашелестело. Наклонившись, я заметил листы бумаги с детскими рисунками, выглядывавшие из-под кровати. Я поднял их и, невольно нахмурившись, принялся изучать довольно реалистично выполненные простым карандашом картинки — Эстер обладала явными зачатками таланта. Однако то, что она с постоянным упорством изображала, мало напоминало рисунки девочек ее возраста (Люси часто показывала свои, когда мы бывали у них в гостях).

Раз за разом уверенными, четкими линиями, с соблюдением перспективы и вниманием ко всем деталям был выведен находившийся передо мной платяной шкаф. Судя по теням, о которых не забыла маленькая художница, это был вечер — глубокий полумрак, очерченный светом стоявшей на столе свечи, притаился у стены. Одна дверца была приоткрыта, и из нее виднелись три длинных пальца с острыми когтями, имеющие, по крайней мере, четыре фаланги, изображенные Эстер абсолютно черными, с мелкой щетиной. На некоторых рисунках из шкафа выглядывало то ли лицо, то ли морда — сложно было понять, так как девочка тут исчеркивала лист бумаги почти до дыр. Я просмотрел еще несколько подобных картинок и вдруг увидел комнату совсем с другого ракурса: верхняя половина шкафа осталась слева, тень на стене смутно напоминала письменный стол, но большую часть листа занимал потолок — и распластавшееся на нем похожее на многоножку черное чудище, окруженное тянущейся к приоткрытой створке паутиной.

В доме внезапно стало так тихо, что я осознал, что перестал дышать. Тут же порывисто втянул воздух и мысленно пристыдил себя за то, что меня смогли так испугать детские рисунки. Вот только стыда я не почувствовал, так как прекрасно знал, что это не просто фантазия Эстер, это то, что девочка действительно видела. Но взрослый прагматик во мне требовал доказательств, и я, спрятав рисунки подальше под кровать, чтобы их ненароком не обнаружила Рита, подошел к шкафу и взялся за спинку стула. Сейчас я открою его, там будет пусто, и я скажу сам себе, что это сказки… Я удивился, как удачно выплыло это слово. Сказки, во всех значениях — именно они. Внутри шкафа что-то тихонько застучало и зашелестело, и я, быстро отставив стул, распахнул дверцы. Что-то маленькое и серое выпорхнуло прямо в лицо, задело щеку бархатным крылом и умчалось биться в противоположный угол комнаты — всего лишь моль или ночная бабочка, чудом туда попавшая. Я стоял перед совершенно пустым шкафом, все еще держась за ручки. На створках изнутри было написано карандашом, толстыми закрашенными буквами "Уходи", и тут же красовались глубокие трехпалые царапины, практически разодравшие дерево у края дверок.

Я медленно закрыл шкаф и вернул стул на место. Все правильно. Если хоть на миг предположить, что чудовища существуют, то, согласно логике, этого монстра тут быть и не должно. Он не привязан к дому. Он там, где его хозяин, Эстер.

Я уже не знал, ругать себя за такие мысли, за то, что я поддавался этому бреду, или оставить бесполезное занятие. Моя логика здесь не работала, и тем соблазнительней было не искать научное объяснение происходящему, а просто нырнуть с головой в этот омут и принять на веру все, что видели мои глаза и слышали уши. Уши слышали, как открылась входная дверь, и я поспешил в гостиную, надеясь увидеть вернувшуюся Риту.

Но на пороге с корзиной в руках, отряхивая мокрый плащ и тщательно вытирая ноги, стоял Дамиан.

— Доброе… добрый день, — взглянув в окно и осознав, что уже обеденная пора, поздоровался я. Странно, сколько же времени ушло у меня на осмотр этого небольшого дома?

— Добрый день, — ответил врач, доставая из корзинки несколько свертков. — Чай у вас найдется?

— Да, конечно, — я отправился на кухню и, немного поколдовав над металлической печью, вскоре вернулся с чайником и чистыми чашками. Дамиан предусмотрительно подложил свернутую несколько раз тряпичную салфетку, прежде чем я поставил горячий чайник на стол. Тут уже стоял глиняный горшочек, накрытый крышкой, в котором я обнаружил ароматное жаркое с густым бульоном, рядом были аккуратно разложены нарезанный хлеб и сыр. Я внезапно ощутил, как же сильно я голоден.

— Дамиан, — обратился я к врачу прежде, чем приступить к трапезе. — Я вам очень благодарен за то, что вы уже который день кормите меня. Я хотел бы как-то отблагодарить вас…

— Спасибо, но не стоит благодарности, — кивнул врач. — Лучшее, что вы можете сделать — это начать самому добывать себе пищу. Например, завтра я собираюсь весь день провести в лесу, собирая грибы — дождь к вечеру должен утихнуть. Потом часть из них я обменяю на еду. Я могу раздобыть вам сапоги и куртку — присоединитесь?

Я активно закивал. Все складывалось как нельзя удачно: я наконец получал возможность "заработать" и при этом выслушать очередную сказку. Последняя мысль напомнила мне о вопросе, давно крутившемся в голове. С тоской глянув на остывающую еду, я произнес:

— Дамиан, а какую сказку вы рассказывали Эстер? Могу я ее услышать?

Мужчина отрицательно мотнул головой.

— Нет. По вашим словам ее и так знают уже двое, что не очень хорошо.

— Но… я нашел ее рисунки, — нерешительно произнес я, не зная, стоит ли мне стыдиться этого.

Врач, впрочем, как всегда и глазом не моргнул.

— Это пустое. Сказку надо услышать и представить, чтобы она стала вашей. А рисунки — это просто рисунки. Ваш обед стынет.

Я, наверное, впервые внутренне не согласился с Дамианом, но намек понял и принялся за еду. Возможно, рисунки Эстер и не оказали на меня такого впечатления, как сказки врача, но все равно ощутимо задели.

Пока я, доев, наливал нам чай, Дамиан аккуратно убрал все, за исключением оставшихся пары кусочков хлеба, обратно в корзину. Прикрыв их салфеткой, чтоб не черствели, он с благодарным кивком принял чашку и вдохнул аромат.

— Липа и мята, я помню, как собирал для них этот чай. Итак, вы ожидаете от меня сказку?

Я кивнул. Где-то в глубине души я уже начал сомневаться, так ли я хочу ее услышать, но понял, что отступать уже поздно.

— Вы ведь рассказываете мне только те, которые не рассказывали никому в деревне? — поинтересовался я.

— Никому из ныне живущих, — уточнил Дамиан, и, как бы жутко это не звучало, я приободрился — если эти люди живут со своими сказками, то и я смогу.

Соседи в нашей деревне довольно часто обращаются друг к другу затем, чтобы обменять что-либо или, опять-таки за вознаграждение, попросить об услуге. Все знают друг друга по именам и часто в общих чертах осведомлены о том, что происходит в соседнем доме, но это не означает, что люди особо дружны. Просто вынуждены жить бок о бок.