Крымский цугцванг 1 (СИ) - Леккор Михаил - Страница 16

Неприятно было другое. И вызвано этими же причинами. Замзав европейского отдела МИД, опять же неофициально, в приватной беседе, сказал, между прочим:

— Знаете, Дмитрий Сергеевич, написание научных работ, монографий там всяких, занятие, конечно, приятное и сугубо личное, но все-таки… м-м… не могли бы, как это сказать… просто так, на всякий случай, ну знаете, что б не повредить отношениям… показывать нам.

Дмитрий Сергеевич взбеленился, благо замзав был на лет на пять моложе, на голову ниже и имел только одно высшее образование:

— Вы собираетесь мне диктовать, что писать?

Замзав, человек интеллигентный и приятный, вздохнул:

— Понимаете, лично мне все равно, но в интересах дела…

Ох, уж эти ссылки на объективные обстоятельства. И ведь не возразишь. Медведева на них нет с его борьбой с излишней цензурой.

Он посуровел, от чего лицо Романова стало похоже на лик Сфинкса. Дипломат даже побледнел, настолько страшно стало стоять около родственника египетского страшилища. Он уже хотел плюнуть, начхав на просьбу-приказ начальства, когда услышал недовольное согласительное ворчание страшного ученого. С чем и отбыл торопливо.

А Романов еще удивился, отчего замзав так быстро ретировался.

Непосредственно работа консультанта в министерстве иностранных дел оказалась фикцией. Он просидел пару раз по нескольку часов на своем месте в кабинете консультантов отдела, знакомясь с совершенно левыми документами из архива министерства. Таким левыми, что он бы их в научной работе не использовал. Но как говорится, в чужой монастырь со своими штанами нечего лезть. Поэтому Романов лениво листал пыльные папки 20 века с зачеркнутыми штампами «совершенно секретно» и свежими штампами «рассекречено».

Что уж там было совершенно секретно, он так и не понял, похоже под этот гриф на всякий случай загоняли всякую мелочь.Половина папок значилась за 1947–1948 годы, время холодной войны и пика сталинизма, так что перестраховаться дипломатам тогда не мешало. Во всем этом Романову не нравилось одно — почему он должен становиться очередной жертвой сталинизма.

К счастью на все про всё у него была только одна неделя. Столько — пять рабочих дней — можно было выдержать. И он терпеливо вдыхал пыль.

Местные к нему не приставали после одного случая. Молодой сотрудник отдела, не разобравшись, решил сделать из него всеобщее посмешище.

— Эти документы весьма ценны, — сделал он замечание новичку, — читайте внимательно и обязательно конспектируйте.

Дмитрий Сергеевич немного подумал, выбирая варианты ответа — от гневно-рыкающего до шутливого. Так и не выбрав, ответил попроще:

— Молодой человек, вы знакомы с историографией внешней политики России с западными странами ХIХ-ХХI веков?

— Да.

— Фамилия автора монографий Романова вам что-то говорит?

— Да.

— Это я.

Дмитрий Сергеевич не ожидал особой реакции, называя свою фамилию. Это была защитная позиция. Но сотрудника как ветром сдуло, а остальные с этого времени почтительно обходили его за несколько метров, раскланиваясь первыми. И даже архивист, хмурый дядька, не видящий никого в упор, на следующий день виновато объяснил, что на его допуск он может выдать только эти документы. Как будто Дмитрий Сергеевич этого не понимал.

Тут и дураку было ясно — англичане потребовали его участия, вот его и засунули в министерство. А чтобы не ходил по коридорам бесцельно, пусть сидит и чего-нибудь делает. Хорошо хоть не заставили стопки бумаг носить из угла в угол. Сегодня, знаете, из правого угла в левый, а завтра наоборот. И пыль за одним сдувайте.

Вечером после такой работы настроение было, как у кипящего чайника. Так и хочется кого-нибудь кипятком облить. И когда зазвонил квартирный стационарный фон, Романов, как раз после известной встречи с замзавом европейского отдела, включил его и рявкнул так, что с той стороны долго молчали. И поскольку экран у собеседника был отключен, он уже хотел отсоединиться, восприняв звонок за шутку или за хулиганство, когда неизвестный заговорил.

— Ради Бога, извините, я говорю с господином Романовым?

— Да, — не менее жестко ответил Дмитрий Сергеевич.

— Как вы меня напугали. Я — Савельев Валерий Михайлович, может, знаете.

Романову фамилия показалась знакомой, но он не помнил, откуда именно. Он так и ответил.

— Я член политсовета Демократической Партии Возрождения России.

Тут Романов, конечно, вспомнил. Савельев ходил в число известных общероссийских политиков средней руки. Сам он никогда не будет ни президентом, ни министром, но мнение таких, как он, формировало политическую атмосферу страны. Это был маленький винтик в машине, незаметный на первый взгляд, но без которого громоздкий механизм не работал. Но зачем он звонит Романову?

— Добрый вечер, — уже мягче сказал Дмитрий Сергеевич, — чем обязан?

— Знаете, я вам звонил несколько раз за последние дни и все неудачно. А тут случайно звякнул с полусломанного уличного таксофона — и на тебе — вышел. Теперь вот даже увидеть вас не могу.

Романову стало неудобно.

— Так может зайдете?

Чувствовалось, что Савельев заулыбался.

— И рад бы, но я нахожусь на другом конце столицы и к тому же опаздываю на встречу, так что великодушно простите. — Савельев помолчал, осторожно добавил: — я слышал, вы отправляетесь в Англию?

Отрицать Романов не стал.

— Вот приедете, поговорим. Об одном помните, Дмитрий Сергеевич. Мы все смотрели передачу «Дискуссионного клуба» и полностью на вашей стороне. И очень надеемся увидеть вас в радах своей партии. Я бы даже рискнул сказать, в руководстве нашей партии. Очень уж вы себя великолепно поставили.

Такой вот получился разговор. Романов осторожно отключился. Демократическая партия Возрождения России была не самой крупной. И уже поэтому оказалась в рядах вечной оппозиции, не желая блокироваться с более сильными коллегами. Но свой кусок избирателей отхватывала в рамках семи — восьми процентов по России.

В руководстве партии. Романов хмыкнул и отправился спать. Ему ведь действительно лететь, надо выспаться.

В институте его отсутствие оформили как научную командировку. Логично. Романов тоже думал, что поездку в Англию можно оформить как сбор материалов для очередной монографии с рабочим названием «Англо-русские отношения в середине ХХI века».

Впрочем, причинно-следственные связи особо его не беспокоили. Он вообще считал свое присутствие в министерстве сугубо временным, до окончания переговоров, а то еще раньше. Как только англичане перестанут интересоваться им или, как только переговоры зайдут в тупик (а это очень даже вероятно), то сразу сотрудника ИРИ РАН Романова уберут под каким-нибудь предлогом.

И Бог с ним. Ему бы унести свои кости невредимыми из этой заварушки, в которой он оказался благодаря своему честолюбию и хватит. Дипломатом ему никогда не быть.

А пока самолет унес его, как и всю делегацию в целом, в Лондон. Ил-160, личный самолет президента Российской Федерации, легко принял делегацию — весь десяток официальных и полуофициальных лиц, на борт и быстренько донес до цели. Пока Дмитрий Сергеевич оглядывался — ему не приходилось летать в президентских самолетах, и тем более в Великобританию, — как самолет выруливал на ВПП Хитроу — воздушных ворот Лондона.

Визит президента был официальным и проходил во всех подробностях как визит главы государства. Отношения между странами были сложными, но, несмотря на это, а может, из-за этого, англичане встречали Мануйлова подчеркнуто вежливо и велеречиво.

Впрочем, поначалу Дмитрия Сергеевича это не касалось. Скромный консультант-переводчик, не входивший даже в официальный перечень персон российской делегации, неофициально один из представителей оппозиции, он был, естественно, на фоне величавого президента и энергичного министра иностранных дел в тени.

Так думал Дмитрий Сергеевич, и, видимо, так думали Мануйлов с Ларионовым.