Лихолетье (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 9

Выручило наступление германских войск на рухнувшем Восточном фронте. Чехи отходили с боями, и большевики поневоле пришли к выводу, что надо от них как-то избавиться — «пламенной» агитации с последующим разложением «братушки» совершенно не поддавались. К тому же они вышли из-под русского командование под «крылышко» Антанты, и ситуация окончательно стала практически нерешаемой.

Германский посол в Москве фон Мирбах требовал разоружения корпуса и его интернирования, вот только как это сделать технически захватившие власть большевики не представляли. Старая армия уже разошлась по домам, мужики прихватили винтовки, чтобы делить помещичью землю, а новая, уже «рабоче-крестьянская» только формировалась, и ее части были очень «сырыми». Да и как полезть в драку на откормленную ораву бывших пленных, вооруженных до зубов и имеющих сверхкомплект русских офицеров, которые, не желая принимать советскую власть, живенько «перекрестились» в «братушек». Большевики потребовали их выдать, или уволить, но получили в ответ категорическое «нет».

И один из таких, единственный ставший для чехов «своим», сейчас задумчиво смотрел на карту канувшей в небытие Российской империи. Сергея Николаевича Войцеховского, подполковника русской армии, к тому же окончившего академию Генерального Штаба, из обедневшего шляхетского рода. Чехам импонировала его происхождение, так что из поляков они его «перетянули» в уроженцы Богемии, и доверили ему командование. Остальных русских генералов и офицеров они считали лишь «военспецами», которые должны ими командовать только в бою и не больше…

Сейчас Сергея Николаевича интересовали железные дороги, на которых оказались вытянутыми в эшелонах части Чехословацкого корпуса. Здесь, в Челябинске, застряли на перегоне главные силы 1-й дивизии, одна бригада с различными подразделениями. Под командованием поручика Чечека находилась вторая бригада дивизии в Пензе. А вот капитан Гайда имел под своим началом несколько батальонов из двух полков, да и перегон у него был самым протяженным — от Новониколаевска до Иркутска. Главные силы 2-й дивизии находились уже во Владивостоке, бесцельно дожидаясь там у «моря погоды» — обещанных Антантой транспортов.

Не стоит удивляться столь небольшим чинам руководителей срочно избранного делегатами от всех воинских частей Временного военного комитета, которым даны чрезвычайные полномочия. И кто бы знал, что причиной этого стала чугунная ножка от печки, что три дня тому назад попала в голову чешского солдата, и стала тем анекдотичным поводом, после которого может начаться самая настоящая война, и прольется большая кровь…

Части Чехословацкого корпуса были тем самым «бикфордовым шнуром», что «подорвал» огромную территорию, вызвав гражданскую войну. И что плохо — интервенты уже высадились в Архангельске и Владивостоке…

Глава 8

— «Моему хорошему другу и единомышленнику по памятным событиям», — нараспев прочитала девушка надпись на обороте фотокарточки. И с нескрываемым удивлением воскликнула:

— Так вы, Григорий Борисович, приходитесь другом самому Александру Федоровичу Керенскому, министру-председателю⁈

— Хм, оно вроде, как и есть, но только с одной стороны дела…

Старик был ошарашен открывшимся обстоятельством, хотя сохранял внешнее спокойствие. Еще бы — решил при помощи девчонки разобрать саквояж с документами, так как сам физически не мог. А оттуда, как из «волшебного чуланчика» такое полезло, словно киянкой по лбу получил. Ощущение описано в романе «12 стульев» — в темноте посетитель вначале ударялся о железный сейф, а потом на него сверху падал скелет, который нерадивый студент-«двоечник» боялся держать в комнате ночью — «беременные женщины были очень недовольны».

Да уж, таких друзей за пипиську и в музей — тридцать седьмого года я точно не переживу с такой фотографией. Хотя после паралича скорее не доживу — девятнадцать лет пройдет все же. Да и происхождение у меня совсем не пролетарское — из купцов 1-й гильдии, к тому же сам был следователем царской прокуратуры в чине титулярного советника и капитаном по армии, да еще баллотировался в члены разогнанного Учредительного Собрания, плюс министр «Сибирского правительства». За какой пункт не ухватись — к стенке запросто поставить могут.

— Это после расследования печальных Ленских Событий, где расстреляли старателей на золотых приисках, — уточнил старик, посмотрев на год и место. Да и «скукоженная» память подкинула информации. Действительно, тогда два присяжных поверенных, адвокаты на современный лад, защищали интересы рабочих на суде, чтобы те не стали той унтер-офицерской вдовой, что сама себя высекла, как частенько бывает в России. Да и похожи они с Керенским — оба в английских френчах, с тростями, в кепках. Мода такая была среди правозащитников, в отличие от мундиров судебного ведомства.

Диссиденты, бля, доморощенные выявились, борцы с режимом! Двое из ларца, одинаковых с лица!

— Расскажите о том, Григорий Борисович!

Девчонка умоляюще сложила ладони, но он мотнул головой — фантазировать в нынешнем физическом состоянии было противопоказано. Хотя за несколько дней стараниями барышни он чувствовал себя гораздо лучше. Анна сейчас хорошо растерла и промяла ему всю левую сторону своими тонкими, но на удивление крепкими пальцами. Хотя чему удивляться — хотя и отучилась в гимназии, но к нелегкому крестьянскому труду с детства приучена. И тот куриный бульончик, которым его поили уже несколько дней в подряд, и кормили протертым мяском и печенкой с ложечки (вот стыдоба — взрослого человека как ребенка), был сотворен ее ручками — сама несчастных куриц рубила, ощипывала и потрошила.

В глотку уже бульон не лезет — зажрался ты батенька после казенных харчей — к хорошему быстро привыкаешь!

— Ой, а это что такое? У вас георгиевский крест как у папеньки, только с лавровой ветвью на колодке. Вы нижним чином тоже служили, рядовым стрелком службу начали?

Вопрос не застал старика врасплох — послужной список посмотрел первым делом. В чине прапорщика запаса он пребывал семнадцать лет, после окончания юридического факультета МГУ. Ухитрился «краешком» прикоснуться к войнам с китайцами и японцами, за оные и получил серебряную и бронзовые медали. Но реального участия в боевых действиях не принял, потому и остался в столь незавидном чине, про которые «строевики» говорили — «курица не птица, прапорщик не офицер». Да и на гражданской службе с наградами незавидно — слишком строптивым был, против существующих порядков выступал, с «конструктивной» критикой. А потому лишь бронзовую медаль «300-летия Дома Романовых» получил, да массивный серебряный знак «в память 50-летия судебных уставов».

Зато с началом мировой войны в рядах 19-го Сибирского стрелкового полка оказался на фронте, и пошло повышение за повышением, награждение за награждением, да и ранения тоже. И сейчас он смотрел, как девушка раскладывает ордена — на колодках третья степень «Анны» и «Станислава», и самая высокая награда — покрытый рубиновой эмалью крест святого Владимира. Все ордена были с мечами и бантом — почетные боевые награды. Рядом с ними лежали чуть большего размера шейные кресты святой Анны и Станислава второй степени, оба с мечами.

— Это, дочка, награда только для офицеров предназначена — в прошлом году введена, я как раз на демобилизацию отправился, староват стал для войны. Сами солдаты решали, достоин ли офицер этого «георгия» либо нет, а Григория Борисовича тогда командиром батальона избрали, как мне помнится. Сам первый раз такой вижу, хотя свой такой же еще в китайском походе получил — без банта, четвертая степень.

Вместо него ответил Ефим Кузьмич, вошедший в комнату. В руке казак держал тонкий и длинный сверток, причем старик сразу понял, что это такое — вчера казак выпросил у него «клюкву» — знак ордена святой Анны четвертой степени, что крепился на оружии в качестве награды. И развернув ткань запасливый фельдфебель его роты достал шашку, причем драгунскую, не казачью, наградную — с прикрепленным к ней знаком и красным темляком.