Цена памяти (СИ) - "Feel_alive" - Страница 9

Поэтому Гермиона глубоко вздыхает и говорит, пытаясь звучать убедительно:

— Малфой, послушай, было бы значительно легче, если бы я могла просто увидеть, что видел ты, — она немного путается в словах, — ну, то есть, увидеть глазами, что происходило в наши встречи, и тогда, может быть, мне будет проще вспомнить сразу всё, потому что твои воспоминания дадут дорогу моим, и…

— Ты не можешь залезть мне в голову, Грейнджер, — непреклонно произносит он.

Гермиона вспыхивает:

— Почему? Что ты скрываешь от меня, Малфой? Что ты не хочешь мне говорить?

— Грейнджер, ты же это не серьёзно…

— Мерлин! Да зачем я вообще пришла, если ты так сопротивляешься!

Он резко бьёт рукой по столу.

— Я не сопротивляюсь, Грейнджер! Ты даже представить не можешь, насколько я чертовски рад, что ты начала вспоминать, и насколько я боялся, что ты передумаешь и не придёшь, — он осекается, ловя её изумлённый взгляд, но продолжает говорить, только бы не дать ей перебить и задать ещё больше невозможных вопросов, на которые он пока не мог дать ответа. — Ты не идиотка, Грейнджер, и ты прекрасно понимаешь, что даже твоя светлая голова не выдержит такого потока информации. Обливиэйт — это не игрушки, и пока ты не вспомнишь больше, я не могу взять и выкатить на тебя это всё. Не могу, — упрямо повторяет он и устало стихает, прикрыв глаза в ожидании её реакции.

— Но ты можешь показать мне отдельные воспоминания, и…— не сдаётся Гермиона.

— Грейнджер, — вдруг рыкает Малфой, и она замолкает, сама не зная почему.

Гермиона опускает взгляд и смотрит на его длинные тонкие пальцы. С удивлением она ловит себя на мысли о том, что у него красивые руки. Его ногти в порядке, несмотря на заточение, и на бледной коже голубеет россыпь вен. Гермиона осматривает запястья; под оковами виднеется небольшой полукруг синяков.

— И какой же у тебя план? — мирно спрашивает она, не отводя глаз от его ладоней.

Он отвечает так, как будто много думал об этом.

— Твоя память нестабильна, раз ты так быстро вспомнила сразу несколько эпизодов, но нам это только на руку. Я правда не уверен, что твоя голова выдержит большой поток воспоминаний. — Он ловит быстрый взгляд Гермионы и поспешно добавляет: — Грейнджер, речь идёт о нескольких месяцах! — Убедившись, что Гермиона не собирается прерывать его, он продолжает: — Я могу постепенно рассказывать тебе о происходящем, подкидывать подсказки для твоей памяти. Тогда, вероятно, у тебя выстроится более или менее полная цепочка тех событий, которые реально произошли, и если этого не хватит — я пущу тебя в свою голову.

Все вопросы, которые образуют длинную вереницу в мозге Гермионы, мгновенно разлетаются в стороны, когда она слышит последнее его заявление. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами и глупо моргает раз, другой, пока сказанное доходит до неё в полной мере.

— Ты пустишь меня в свою голову? — бестолково повторяет она, и Малфой лишь кивает.

В первый раз Гермиона задаётся вопросом, который за всей чередой потрясений она попросту упустила. Почему Драко Малфой вообще хочет помочь ей вспомнить? Он сказал, что рад, что она начала вспоминать. Чертовски рад. Но что такого скрыто в её сознании, что заставляет его желать и добиваться, чтобы воспоминания вернулись к ней? Гермиона подозрительна, и её волнуют тайная мотивация Малфоя и его заинтересованность в её состоянии.

Возможно, думает Гермиона, она на самом деле знает что-то такое, что может освободить Малфоя.

Эта версия устраивает её, и она вдруг осознаёт, что снова, как и в ситуации с Орденом, обладает большей властью над Драко Малфоем, чем могла себе представить. От её воспоминаний может зависеть его жизнь, его свобода, он сам. Эта мысль вызывает трепетное волнение.

Гермиона глубоко вздыхает. Спрашивать самого Малфоя бессмысленно, он уже явно дал понять, что не раскроет больше, чем считает нужным. Но, по крайней мере пока что, Гермиона готова согласиться на его правила игры.

— Так о каких подсказках речь? — спрашивает она.

Малфой, до этого момента напряжённо наблюдавший за ней, расслабленно откидывается на стуле.

— Что ты помнишь про Нидвудский лес?

***

— Грейнджер, хватит испепелять меня взглядом, это утомляет.

Гермиона продолжает смотреть на него, чуть сузив глаза, и ничего не отвечает.

Она ждёт.

И он знает, чего она ждёт.

Малфой сам сказал, что делает это для себя — так пусть же начнёт хоть немного стараться.

Она торчит в Паучьем тупике вот уже чёртовых полчаса, хотя на Гриммо для неё найдётся сотня дел, и Гермиона ненавидит вот так попусту тратить время, ненавидит слышать, как беспощадные стрелки часов отсчитывают минуты одну за другой. Она испепеляла взглядом зачарованный галлеон, ходила по гостиной, не единожды порывалась уйти, два раза отправила Малфою короткие сообщения и даже поймала себя на том, что переживает, что с ним произошло что-то серьёзное.

И вот он просто так заявляется всё с тем же самодовольным видом и ещё смеет ей указывать. Гермиона еле сдерживается от повторения прошлого раза.

Он окидывает её долгим негодующим взглядом, задерживая внимание на палочке, и раздосадованно говорит:

— Мерлин, Дантисимус, Грейнджер. Подойдёт?

Она медленно кивает и опускает палочку.

В ту встречу он сдаёт ей расположения Пожирателей в Нидвудском лесу, и это действительно полезная информация. Гермиона ещё не осознаёт этого, когда принимает пергамент, исписанный его острым почерком, но позже Ордену удаётся зачистить все точки, и хоть площадь территории не такая большая, это победа, которая придает всем сил и уверенности.

В следующую их встречу Гермиона не благодарит его, но держится более благосклонно, а он сам сразу после аппарации кидает короткое: «Норберт».

После этого они видятся ещё несколько раз.

Малфой рассказывает о налёте на деревню вблизи Бристоля.

Сообщает о засаде в Андорре, куда Хагрид и несколько других членов Ордена планируют отправиться для встречи с Олимпией Максим.

Приносит контакты нескольких волшебников из Германии, с которыми пытаются установить контакт Пожиратели.

Но ни Малфой, ни Снейп не предупреждают Орден об ужасной западне буквально в двадцати милях от Лондона.

***

Грудь и голову сдавливает словно железным обручем, сильнее, болезненнее, чем обычно, и Гермиона стискивает зубы, уверенная, что её вот-вот расщепит.

Миг — и она оказывается на Гриммо.

Яркий свет ослепляет, и множество громких звуков одномоментно воздействуют на сознание. Вокруг раздаются громкий плач и стоны, кто-то в стороне громко ругается, прямо возле возникшей Гермионы некто успокаивает других, и в глубине дома Вальпурга заходится истошным криком, проклиная грязнокровок и предателей крови.

Гермиона жмурится, стараясь привести в порядок все органы чувств.

Её тело каменеет от напряжения и боли, но Гермиона продолжает удерживать Невилла, пропустив руки у него подмышками и обхватив поперёк груди. Хватка неудачная, но он в отключке, а ей нужно было как можно скорее унести его с поля боя. Иначе он бы не выжил.

Кто-то тянется к ней, разжимает пальцы, подхватывает Невилла сначала руками, а потом сквозь ругательства применяет Вингардиум Левиоса. Гермиона по инерции тянется следом, но не может разобрать, куда его уносят. Кроме того, кто-то другой уже хватает её за подбородок, заглядывая в глаза.

— Гермиона! Гермиона, ты как? Ты ранена?

— Я в порядке, — хрипит она, — в порядке, — и заходится приступом тяжёлого, сухого кашля. Горло дерёт от пыли и пепла, лёгкие горят, и Гермиона никак не может совладать с дыханием. У неё в руке оказывается стакан воды, а говорящий, кто бы он ни был, покидает её. Вокруг так много тяжелораненных, и всем нужна помощь.

Гермиона отступает в сторону, крепко вцепившись в стакан. Сердце стучит где-то в горле, и злые слёзы застилают глаза.

Она правда не ранена, но вся в грязи и чужой крови, поэтому со стороны наверняка производит ужасающее впечатление. Но она цела. И она жива. И это главное.