Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 28

Пока я думал, то на месте не стоял. Пройдясь по всей раздевалке, я побывал в душевой и убедился, что туда исправно подается горячая вода. Стер пыль с зеркала и в нем отразилось мое обмороженное щетинистое лицо в чешуйках отмирающей кожи, с морщинистыми набрякшими веками, с покраснелыми глазами, сине-белыми губами и все это на фоне начавших приходить в себя багровых щек.

Из зеркала на меня смотрел незнакомый диковатый старик в меховой одежде…

А ведь достаточно недавно я был активным успешным бизнесменом, носил элегантные костюмы, а мое лицо впечатляло ровным загаром, идеальным бритьем и точно рассчитанной полуулыбкой.

Беззвучно рассмеявшись, я картинно развел руками и зажатый в руке пистолет — полученный от луковианцев — звякнул о каменную раковину. Этот звук привел меня в себя и заставил вернуться в тамбур, где я скинул уже душащую меня меховую куртку с шапкой, стащил верхние штаны и сапоги. Портянки размотались сами, и я встал на решетку мокрыми носками. Подумав, стащил и оба свитера. В результате на мне остались только насквозь мокрые от пота растянутая футболка, легкие штаны, носки и оба пистолета. Снятое я разложил в тамбуре и в коридоре таким образом, чтобы их начала подсушивать вентиляция и при этом, в случае чего, я мог бы хватать предмет за предметом и быстро надевать в нужном порядке — я бы не хотел в результате бегства оказаться на морозе в одной футболке и босиком. Там, в тупике рядом с малозаметной дверью, температура гораздо ниже сорока по цельсию. А может и ниже пятидесяти — и я ничем не могу объяснить столь резкий перепад температур.

Вернувшись к шкафам, я поочередно распахнул каждый, отошел чуть назад и… изумленно замер, неверующее таращась на их содержимое. В каждом из них свободно висело по красному или оранжевому комбинезону с большим капюшоном. Серо-белый клетчатый внутренний плотный подклад, толстые рукава с болтающими на них перчатками… В верхнем отделении находились шапки, причем в каждом шкафу их было несколько. Там же защитные очки, полумаски, еще перчатки, какие-то пояса, карабины… Внизу, в дополнительном отделении, стояли сапоги и высокие ботинки с липучками. На подошвах мощные стальные шипы. Там же по бухте красных и оранжевых веревок с карабинами и крюками. И наконец на дверцах висели пустые сдутые рюкзаки — тех же ярких расцветок. Пройдясь вдоль ряда шкафов, я остановился у большого металлического контейнера, доходящего мне примерно до середины бедра и, немного повозившись, откинул верхнюю крышку, по которой прокатилась нисходящая волна пыли.

— Али Баба сюда еще не заглядывал — пробормотал я, сверху-вниз глядя на сокровища этой «пещеры разбойников».

Первое что бросилось в глаза — две знакомые пушки с заплечными ранцами. Они лежали в отдельных открытых боксах, созданных явно под это оружие. По соседству заняли место четыре винтовки, уложенные бок о бок. Винтовки имели привычный и непривычный вид одновременно — что-то из старых фантастических фильмов с их лаконичным дешевым дизайном с парой странноватых добавлений там и сям, но в целом с привычным прикладом, стволом и прочим. Дальше шли какие-то закрытые стальные коробки, аккуратно уложенные друг на друга. Здесь же обнаружились дополнительные веревки, карабины, крючья, свернутая веревочная лестница со стальными перекладинами и с десяток плотно перетянутых штук, что были либо маленькими палатками, либо же спальными мешками.

Я сделал много фотографий шкафов и содержимого контейнера. Потом открыл часть коробок и сделал еще столько же фото. Убрав смартфон, погладил рукой винтовки, но вытаскивать их не стал — пока что мне хватало собственного вооружения. Постояв над сокровищами, я принял решение и пошел дальше, не став пока возвращаться в пункт наблюдения. Как-то маловато я достиг. И честно говоря, здесь, в тепле, в сухости, ощущая как быстро оживает измученное тело, я пока совсем не хотел возвращаться в мороз.

Ведущие наружу двери были не заперты и открылись почти бесшумно. Первое на что я обратил внимание — дугообразный след на полу, появившийся там, где открытая мной створка стерла слой пыли. Тут он еще толще, что объясняется скорей всего размером нового помещения — я оказался в торце хорошо освещенного широкого короткого коридора, куда со всех сторон выходило по двери. Всего четыре двери — и я стоял за одной из них. Осталось проверить три и сначала я занялся боковыми, благо они были открыты нараспашку.

За левой дверью обнаружилась небольшая комната с парой стоящих бок о бок стальных столов на колесах. Шкафчики, много характерного инструмента и приспособлений, в которых угадывалось не слишком продвинутое медицинское оборудование. Судя по размерам и скудности обстановки, тут что-то вроде небольшого медпункта, где окажут срочную первичную помощь, а затем покатят пострадавшего дальше. В углу даже не письменный стол, а что-то вроде небольшой конторки. Столешница пуста, пара отделений под ней тоже. Вообще есть ощущение, что здесь неспешно и вдумчиво собрали все, что уже больше не требовалось и унесли это с собой.

За правой дверью я отыскал комнату побольше и ее предназначение тоже определялось влет — комната отдыха и столовая. Пара столов, лавки, отдельные металлические стулья необычно формы, стенные ниши с икебанами, открытая коробка с какой-то настольной игрой — если не ошибаюсь. Несколько стеклянных стаканов на отдельном столике, там же кувшин. И пыль. Везде пыль. Всеми этими комнатами не пользовались очень давно.

За последней четвертой торцевой дверью, куда я заглянул с большей осторожностью, обнаружилось куда более темное и все столь же теплое и пыльное пространство. До следующей необычной стены всего пара метров, а сама стена представляет собой стальную решетку от пола до потолка. С той стороны на решетке висят какие-то железные и вроде бы… матерчатые? — щиты. Так как там, по ту сторону решетки, достаточно много яркого света, он пробивается сквозь матерчатую завесу и благодаря этому я различил на части щитов какие-то вроде как слова, узоры и даже рисунки. Такое впечатление, что я как в детской сказке вдруг оказался на театральной сцене и стою с обратной стороны главных декораций, оставаясь невидимым для зрителей. Здесь также полутемно, пахнет пылью и, почему-то, еще тут пахнет вкусной едой — едва ощутимо, но пахнет. Запах очень знакомый… и пугающий одновременно.

Что за чертовщина?

Оставаясь за приоткрытой дверью, я присел и, глядя на пыльный пол, задумчиво затих, пытаясь переварить все увиденное. В этом положении меня и застал вдруг скрипучий бодрый голос, говорящий громко и на чистейшем русском языке:

— Давай быстрее, Коля! И там провошкались с мытьем! Через полчаса уже еду раскладывать, а мы еще сами не трапезничали!

— Иду как могу! — ворчливо огрызнулся второй, отвечая на всем том же родном мне русском языке — Хотя должен лежать — я вчера вон как ногу супом обварил в спешке этой проклятой!

— А что поделать? — уже примирительно отозвался первый, оставаясь столь же бодрым — На кухнях всегда суматоха. Сидельцев вон сколько кружит — и каждого надо накормить! А их сотни да тысячи! И все голодные! Ну давай же, Коля! Нам потом еще рыбу потрошить.

— Опять все руки изрежем себе… вечно перчаток не додают! Сколько я уже крови пролил на этих проклятых кухнях…

Они прошли мимо меня — и мимо решетки с щитами — и начали удаляться, продолжая привычную беседу.

— Ну… тебе если что не нравится, Коль, то ты просто попросись обратно в келью тюремную рычаги дергать — думаю, тебе в просьбе твоей не откажут.

— Тьфу на тебя!

— Да уж больно ты сегодня всем недовольный.

— Всем я довольный! — огрызнулся второй — Счастьем лучусь! И еду разложим и рыбу выпотрошим. Лишь бы начальство наше иноземное не сердилось и глаза не пучило укоризненно…

— Вот-вот! Сам знаешь — с котловыми лучше не ссориться. Мы тут как у Христа за пазухой и обратно в ту клятую карусель крестовую я совсем не хочу. Давай быстрее, Коля! А к ночи смажу тебе ногу гусиным салом… и чайку попьем с сигаретками.