Витязь в кошачьей шкуре (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна - Страница 14

Но на это он пойти не мог.

Лес расступился внезапно. И дорога змеей завилась вкруг холма, на котором, словно корона на Уже с картины Чюрлениса, торчал зубцами Кощеев замок, смотрел сощуренными бойницами вниз, на наглых пришлецов, словно оценивал, как с ними поступить.

Когда они подъехали, опустился мост через вонючий ров. Заскрипели цепи, поднимая врата и решетки.

Хотя бы парада слуг не было. Кощей дал гостям спешиться и провел внутрь. Эхо шагов покатилось по коридорам. Баюн бежал от Луши то справа, то слева… Мягко, беззвучно ступали по каменному полу кошачьи лапы. И звонко цокали набойки на Лушиных каблуках.

— Выпить? Перекусить? — как заправский халдей, склонился Бессмертный.

— Давайте займемся делом.

Кощей поправил повязку на глазу:

— Ну, делом так делом.

И пропустил гостей в кабинет.

Там было холодно, черно и очень квадратно. Одни сплошные прямые углы. И каждый из этих углов мечтал пришлецов задеть: будь то сундук, буфет или широкий письменный стол.

А вот от Кощея углы уворачивались, словно тот был заговоренный. А может и был.

Мельтешение мебели здорово раздражало баюна. Та статичной должна быть, стоять на месте — и точка.

Василий уже собирался пустить в ход «серенького волчка», но решил все-таки поберечь силы.

Красавец Кощей пустил наливное яблоко по золотой тарелочке с каймой из греческой волны.

— Этот узор зло отгоняет, — любезно пояснил он, нависая над Лушей. Кот презрительно фыркнул. Если и было здесь зло, то это сам хозяин.

А середина тарелочки постепенно разъ я снилась.

Василий думал, здесь будет плоское изображение, но над тарелкой воспарила, загустевая, цветная голограмма. Точеная горка-витрина из хрусталя, за гранями которой переливалась всеми оттенками зелени, сияла, как листва в солнечный день, огромная, полупрозрачная лягушка, изваянная так натурально, что оторопь брала.

Не хватало только прыжка с тарелочки и громкого, решительного «ква».

— Вот она, моя красавица, Василиса свет Витальевна, — отер суровую скупую слезу со здорового глаза Кощей. Малахит с изумрудом и хризопразом. Три фунта с четвертью. Пропала. Как есть.

И крутанул голографическую хрустальную горку вокруг оси. Лягушка в витрине засверкала масляной зеленью. И растаяла.

— Прошу, — Кощей рукой любезно указал направление.

Почему Витальевна, хотелось спросить баюну, но он только хрипло, огорченно мяукнул и боднул Лушку под колено.

— Прекрати! — велела она Василию строго. И вслед за Кощеем пошла в угол залы, где на солнце блестела осколками хрусталя та самая бывшая горка, откуда лягушка и пропала.

Луша достала лупу. И стала внимательно осматривать витрину в поисках улик.

Как на мысль Василия, улик этих — битых хрустальных осколков — было даже слишком много. Словно кто-то не просто расколотил горку у замк а, чтобы достать артефакт, а принципиально лупасил по витрине камнем. Или молотком.

Баюн подтолкнул самый крупный осколок и стал носом гонять его по мраморной плитке, похожей на огромную шахматную доску. Только вместо черных квадратов здесь были фиолетовые.

Луша наклонилась, заглядывая под витрину. Сердито шепнула:

— Уймись! Ты мне следы затопчешь.

Василий обиделся. Не нужна его помощь — не очень-то и хотелось. Он ушел за складчатую портьеру и оттуда наблюдал, как Кощей любезничает с гостьей, ну просто мелким бесом вьется и бисером рассыпается в желании ей угодить. Странно еще, что стихи о любви не стал читать.

Но Луша вела себя примерно. Вела осмотр, делала записи в блокноте, переплетенном в козловую кожу и собирала улики в полотняные мешочки.

Кощей подувял.

Терся где-то на краю видимости. Смотрелся в стенное зеркало. Опрыскивал гладкую морду лица из пульверизатора.

Василий аж чихнул от сладкого запаха, шибанувшего по ноздрям. Луша тоже поморщилась.

Разогнулась, упираясь в останки хрустальной конструкции рукой. Стянула перчатки и помахала ими перед лицом, разгоняя приторный застоявшийся воздух

— Все, здесь мы закончили! — прокричала Кощею. — Пойдем наружу!

И нагнулась почесать баюна за ухом:

— А главное, друг Вася, что гроб этот хрустальный разбит не снаружи, а изнутри.

Баюн стегнул себя могучим хвостом по бокам. Внутри разливалось тепло. Лушка назвала его другом, и это было так приятно…

Видимо, он все же извинится за свой скок в корыто. После. Дома.

— А знаешь, что в этом самое скверное? — продолжала она. — А то, что бродит сейчас по окрестностям опасный артефакт. Спросишь, почему опасный? А безопасных артефактов в нави не бывает.

— Я вас провожу, — засуетился Кощей. — Не зная броду, не суйся в воду. То есть, того, без проводника по здешним марям и холмам бродить опасно.

Луша согласно кивнула. Баюн заметил, что глаза у нее как-то изменились, затуманились, что ли, но внимания этому не придал. Все парил в розовых мыслях, пушистых, как облачка.

Шли они теперь обратным порядком: кабинет, изукрашенные покои, бесконечный коридор, совсем уж внутренний двор, не совсем внутренний двор, арка въездных ворот… Здесь было сыро и воняло кошками, хотя ни одной кошки Василий в Кощеевом замке не видел. С шершавых каменных сводов монотонно опадали капли и шлепались на мостовую под ногами, между камней которой прорастала блеклая, полуживая трава.

Но по дороге вниз спускаться не стали, обогнули замок по скользкому, поросшему сурепкой и бурьяном склону под самой стеной. Несколько раз Луша поскользнулась, и Кощей ловил ее и воспитанно придерживал под локоток. Она вырывалась, но вроде как каждый раз все с большей неохотой.

А Василий бесился. Как он жалел сейчас, что не может встать на ноги и подставить ей руку, ловя на скользкой траве! Словно случайно сжимая в объятиях, чтобы Луша потянулась на цыпочках, и васильковые глаза стали близко-близко, а дыхание обожгло…

Глупость несусветная. Он что, женских романов обчитался? Он же терпеть не может подобную гадость!

Но с Лушей все было как-то иначе. Все, что с другими показалось бы пошлостью и глупостью, обретало другой, сокровенный смысл. Вот только Кощей с его отвратным одеколоном… И на задние лапы Василию никак не встать. И без того вон хвостом балансировать приходится. Понапридумывают холмов!

Баюн подозрительно покосился на густой куст цикория с пересохшими цветочками. Кажется, там, внутри, пряталась мышь…

— Вот, — Кощей указал на стройные готические окна высоко над головами. Мой кабинет. Думаете, ее вынесли через окно?

Луша очень неуверенно вырвала у Бессмертного свой локоть и придержала фуражку, глядя на окна и стену под ними. Лягушка вполне могла оттуда сигануть. И костей не собрать.

Впрочем, у каменной красавицы костей и не было. Только изумруды да малахит с хризопразами. Вот поди поищи их в сизой траве.

Девушка-детектив подошла к делу методично. Присела на корточки, вооружилась лупой и стала оглядывать стены и массивный фундамент в поисках следов.

— А по плющу она спуститься не могла, — мурлыкнул Василий. — В связи с отсутствием плюща.

— Мне кажется, никаких похитителей не было.

— Что же она, по-вашему, сама сбежала⁈ — возмутился Кощей. — Я ее холил, лелеял, по имени-отчеству величал… Василиса свет Витальевна, — пропел он, обращая лицо к небесам.

— Она у вас магией владеет?

— Ну… разумеется, — он развел руками.

— Тогда могла просто левитировать. И осколков мы не найдем.

— Осколков? — Кощей фальшиво схватился за сердце. — Моя лягушка! Моя сладкая!

— Прыгать высоко, — Луша глазами провела траекторию от окна до предположительного места приземления беглой лягушки. — Трава смягчила бы падение, но если камень…

И стала медленно сползать туда, чтобы все осмотреть. Кощей делал вид, что пребывает в глубоком обмороке. Только духами своими пшикался время от времени.